Дата: Воскресенье, 22.01.2012, 17:12 | Сообщение # 11
Монарх
Группа: Администраторы
Сообщений: 2248
Статус: Offline
Что заставляет эту девочку продолжать сражение? Андерсен не знал ответа на этот вопрос, да и не нуждался в нем. Элезию Сиэль нужно убрать с дороги; она позволила эмоциям вмешаться в рабочие дела — что ж, это ее проблемы. Однако она сама стала проблемой — его, Андерсена, проблемой. Видит Бог, не ему нужна эта драка, не он ее затеял. Но почему ему приходится разбираться с этим? Разве для того он прибыл сюда, в Лондон? Что ж, Похоронному Агентству еще придется ответить за этот кавардак. Даже если это затеяла не Нарбарек, — не важно. Это ее сотрудница и ее организация, в конце концов. Но все это потом... Сначала разобраться с глупой девчонкой. Однако сие не так просто. Обычный человек уже давно бы сдался, а Сиэль хоть бы хны. Даже Андерсен уже начинает чувствовать усталость, несмотря на постоянные тренировки. Сколько уже идет бой? Полчаса? Или час? Солнце, необычно жаркое для конца августа, застыло в небесах, словно намертво прибитое к их стеклянной бесконечности. Пот струится по лбу и щекам — нет времени даже утереться рукавом. Глаза Сиэль, прежде ярко-синие, а теперь ставшие темнее ночного неба, приковывают к себе взгляд, а на самом их дне, там, за границей бесконечного одиночества, словно отблеск огня Преисподней, горит пламя неутолимой жажды. Усмешка пропала куда-то, и теперь смертельно-бледное лицо девушки словно бы вовсе потеряло какие-либо эмоции. Не осталось ничего — лишь холодная бездна в глазах. Откуда же у нее такая нечеловеческая выносливость, где она берет силы для нового удара? И сколько еще он, Андерсен, сможет отражать эти удары? Осознание того, что лучший паладин XIII Отдела Искариот уступает какой-то девчонке, судя по виду едва закончившей старшую школу, всколыхнуло что-то в его душе; святой отец зарычал, в мыслях взметнулся пожар ярости, разом сжегший все ненужные вопросы. А следующий удар церковника отбросил Сиэль далеко назад. Впервые за последнее время маска отчуждения на лице агента Погребения сменилась совсем человеческой растерянностью. Словно стряхнув с себя морок или проснувшись от страшного сна, Сиэль с удивлением взглянула на отца Андерсена, а миг спустя ей пришлось уйти в глухую защиту, поскольку теперь уже падре отбросил всякую осторожность и пошел напролом. С этого мгновения ситуация изменилась в корне: Элезия более не нанесла ни одного удара, а только отбивала атаки паладина и ни о чем другом даже помыслить не могла. Вся ярость, все желание отомстить как-то разом оставили ее, а вместе с ними покинули Сиэль и безграничная сила, и бесконечная выносливость. Она снова стала самой собой — благоразумной Элезией Сиэль, седьмым агентом Погребения; только от Андерсена это ее нисколько не спасало, и она со всей возможной ясностью и сопутствующим ей ужасом осознавала, что проиграла. Проиграла даже не успев понять, что за игру затеяла. В душе Сиэль поднялась буря смятения: она осознала, наконец, что натворила, и преисполнилась не только ужасом, но и стыдом. Как она посмотрит в глаза Нарбарек, если, конечно, выживет в этой битве с паладином Андерсеном? Но еще более грызло ее отчаяние: неужели наследие Роа в ее душе так сильно, что она подняла оружие против этого человека. И не только против него — но и против его убеждений, которые клялась разделять. И не важно, что Агентство не требует от своих сотрудников искренней веры; преступление Сиэль было едва ли менее серьезно, чем измена родному государству. И всему виной застарелая боль, с которой Сиэль так и не смогла справиться. Прошлое, которое всего пару минут назад питало гнев и давало силы сражаться дальше, теперь отбирало их жалкие остатки. И, когда отчаяние перевалило все возможные пределы, девушка-агент попросту упала на колени, беспомощно глядя, как на нее опускается сияющий клинок Андерсена. И тут произошло непредвиденное: Мистер Рассвет, внезапно очнувшийся от своей дремы, рванулся Андерсену наперерез, вклинился между ним и Сиэль, раскинув руки в защитном жесте, и замер в сей неудобной позе, зависнув над напарницей и рискуя свалиться на нее и, при особенно неудачном стечении обстоятельств, захватить с собой еще и святого отца. Человек, не понаслышке знавший, что такое страх, единственный здесь настоящий трус — оказался храбрее и самоотверженнее своей коллеги, бесстрашной Элезии Сиэль. Наверное, он просто больше боялся того, что его напарница погибнет здесь, у него на глазах, чем возможности самому быть заколотым ужасными клинками. И, как ни странно, Андерсен остановился, не закончив гибельной атаки. Сверкающие лезвия замерли в жалких сантиметрах от открытой груди экзорциста. Медленно, очень медленно зловещий хищный оскал на лице святого отца сменился обычной, но не такой пугающей ухмылкой, и еще медленнее руки отвели оружие в сторону. — Мисс Сиэль, — тяжело дыша от ужаса, обратился Мистер Рассвет в сжавшейся за его спиной девушке, — все в порядке? — Да, — выдохнула Элезия, чувствуя, что еще немного — и сердце выпрыгнет из груди. — Все в полном... Мистер Рассвет? Ее напарник опасно зашатался, и девушка поспешно встала на ноги, чтобы поддержать экзорциста, прежде чем тот упадет. — Благодарите милосердные небеса, — небрежно бросил ей Андерсен, пряча клинки в складках длинной рясы, — что у вас есть такой самоотверженный друг. Еще бы немного — и вас бы не спасли даже ваши удивительные регенераторские способности. В следующий раз, — святой отец поправил очки, — так оно и будет, можете не сомневаться. Сиэль ничего не ответила. Экзекутор отвела взгляд в сторону, словно боялась случайно встретиться взглядом с Александром Андерсеном. Поддерживая напарника, едва державшегося на трясущихся ногах, она скорее пряталась спрятаться за внушительной фигурой экзорциста, чем действительно помогала ему. При этом ее посетила мысль, что подобная помощь может потребоваться и ей самой. Черт знает, что творится. Зачем она вообще полезла в драку? Этот же вопрос крутился на языке паладина. Он ведь просматривал личное дело Элезии Сиэль в Ватикане и никогда бы не подумал, что она способна на столь необдуманные поступки. Кто угодно, но только не седьмой сотрудник Агентства. Впрочем, они ведь все себе на уме: никогда нельзя быть уверенным в дальнейших действиях питомцев Нарбарек. Однако... Вопрос, так и просившийся быть озвученным, задал, как ни странно, немного пришедший в себя Мистер Рассвет. Причем вопрос сей в его устах, прозвучал без лишнего обвинения; казалось, что он обращается к неразумному ребенку, с полным осознанием того факта, что сделанного все равно не воротишь, а отругать дитя все равно вроде как нужно, чтоб в следующий раз такого не повторилось. Итак, Рассвет спросил: — И чего это вас драться-то потянуло, а, мисс Сиэль? Что мы теперь скажем директору? Андерсен улыбнулось: это немного напоминало его самого, когда он общался с приютскими детишками. От внимания паладина не укрылось, что теперь скорее Мистер Рассвет поддерживает девушку, чем она его. Что ж, такая битва даже Андерсена может подкосить, что уж говорить о хрупкой леди... Хрупкой леди? Ну да... До святого отца донесся слабый ответ Сиэль: — Да сама не знаю. Вспомнилось вдруг... ну, ты знаешь... — Так я и думал, — Рассвет сокрушенно покачал головой. — Так и знал, что когда-нибудь нервишки ваши сдадут. Но кто бы мог подумать, что это случится так неожиданно и не вовремя... — Твоя правда. Александр Андерсен, — Сиэль неожиданно выпрямилась и прямо взглянула в глаза паладина. Казалось, что что-то сломалось у нее внутри, но при этом она хотела показать, что все в полном порядке. Однако было очевидно, что поломка была, и была уже давно. Так бывает, если долго не лечить болезнь: вроде не было никаких признаков, а потом на пациента неожиданно сваливается вся симптоматика разом. — Я прошу прощения за этот случай. Надеюсь, что... — Зря надеетесь, — оборвал девушку святой отец. — О вашем поступке будет доложено, уж я об этом позабочусь. Сиэль неожиданно улыбнулась: — Уж в этом я не сомневалась. Думаю, я разочаровалась бы в вас, если бы было как-то иначе. А надеюсь я на другое. — На что же? — полюбопытствовал Андерсен. — На то, что ваша совесть паладина не пострадала. Если мне не изменяет память, я была ужасно близка к победе. — Но вы не победили. — Увы, это правда, — легко согласилась Сиэль. К ней вновь возвращалась на секунду отступившая слабость. Видения прошлого обступали со всех сторон, застилая взор. Пальцы с силой впились в локоть Мистера Рассвета, как в последний оплот реальности. — Мисс Сиэль! — Вскрикнул экзекутор, но девушка не откликнулась. Голова ее безвольно откинулась назад, и вся она обмякла в руках напарника, безуспешно пытающегося вернуть ее в чувство.
Ночь наступала медленно, словно нехотя. Наползала на покрывшийся нервной испариной тумана город, точно чересчур жаркое, душное покрывало. Полная луна не спеша карабкалась по небосклону. Звезд не было; будто бы неведомое божество сдуло их с ночной выси. Лондон болезненно лихорадило: число жертв неведомых кровопийц-маньяков било все возможные и невозможные рекорды, мирные жители и полиция впали в отчаяние. В Скотланд-Ярде строили всевозможные теории, одна сказочнее другой; в прессе и на телевидении царила атмосфера полной паники. Никто ничего не знал, и от этого становилось только страшнее. Сама ночь словно бы вселяла ужас в человеческие сердца — ужас, с которым невозможно было бороться. Невесело было и в особняке Хеллсинг. Впервые за несколько лет сэр Интегра полностью забросила работу и бесцельно бродила по дому. За нею хвостом следовали Уолтер и Виктория; они не осмеливались ничего говорить, чтобы не разбудить в хозяйке гнев, но и не оставляли ее одну ни на минуту. Виктория была огорчена и обижена на Алукарда и Арквейд за то, что те не взяли ее прошлой ночью на охоту, пусть даже ничего интересного там и не произошло. Однако она не жаловалась Интегре на своего Мастера, боясь рассердить ее еще больше. Алукарду и без того досталось; несмотря на то, что он оставался спокоен и не считал Роа Вальдамьонга и Неро Хаоса достойными противниками, они все же умудрились перебить целую кучу народу, и Носферату ничего не смог с этим поделать. Оба мертвых апостола были столь хороши в игре в прятки, что отыскать их можно было только лишь в том случае, если они позволят себя найти. Это, конечно, не устраивало и не могло устроить Интегру. За Лондон и за спокойствие его жителей она отвечала перед Королевским Домом — а тот, хоть и был благосклонен к Хеллсингам многие годы, мог и потерять веру в них после того, что стряслось. А тут еще и Ватикан, Искариоты, Александр Андерсен... Алукард, на самом деле, с гораздо бо́льшей охотой сцепился бы со святым отцом, чем с любым из древних вампиров, оставив последних лунной принцессе, но Интегра не могла допустить конфликта с Ватиканом. По крайней мере не сейчас, когда у XIII Отдела есть нужная Ордену информация. Хотя, видит всемогущий Господь, сэр Хеллсинг и сама не отказалась бы набить морду кому-нибудь из этих шавок-Искариотов. И, похоже, с ней была полностью согласна Элезия Сиэль, которую сегодня указом Ее Величества Королевы лишили всех полномочий посланца Ватикана. Теперь она оставалась в городе исключительно на правах туристки, и, уж конечно, ее это никак не могло радовать. С утра и до полудня об Элезии ничего не было слышно; возможно, затаилась или бесцельно шаталась по городу. К особняку агент не приходила и на посланное еще утром письмо-уведомление не ответила. Интегра понимала, что Сиэль ни в коем случае не сможет усидеть на месте и, скорее всего, отправится на охоту за Роа вместе с Арквейд и Алукардом. Или, чего лучше, нападет на самих Искариотов, в безумной попытке отомстить. Сэр Хеллсинг понимала также, что по-хорошему следовало добиться депортации из Лондона и экзекутора, и ее напарника, но против этого восставали железные принципы и честь главы Ордена Протестантских Рыцарей. Да, она, Интегра, никак не могла быть на стороне человека Агентства Погребения, однако ничего не могла поделать. Она чувствовала симпатию по отношению к этой девочке, столь страшно пострадавшей от вероломства и коварства Ватикана. Арквейд кое-что рассказала Интегре о судьбе экзекутора, и теперь сэр Хеллсинг никак не могла отделаться от мысли, что изгонять седьмого агента из Лондона не более правильно, чем позволять остаться здесь Искариотам. А после полудня пришло сообщение о том, что члены Отдела Искариот и Агентства Погребения подрались прямо в центре города, на глазах у ошеломленных жителей и гостей Лондона. И тут посыпалось. Полиция задержала Юмико Такаги и Хайнкель Вольф; ситуация с Сиэль и Андерсеном до сих пор не прояснилась — весь день Интегра порывалась сама поехать и разобраться, но каждый раз ее останавливали Виктория и Уолтер, боящиеся, что хозяйка разнесет там все в пух прах; Сион Эльтнем и еще две неизвестных женщины вместе с ней скрываются в неизвестном месте. Сколько ни пыталась Интегра выяснить, с кем именно сбежала опальный алхимик — никто так ничего и не сказал по существу. В общем, 26 августа 1999 года явно никак нельзя было назвать самым счастливым днем в жизни Интегры Хеллсинг. В результате сэр-леди не выдержала напряжения и, сославшись на головную боль, скрылась в спальне, захлопнув дверь перед носом Виктории и Уолтера, и просидела там до самого заката. «Дикие гуси», поселившиеся со вчерашнего дня на территории особняка, тоже беспокоились, видя волнение хозяйки. Даже их капитан Пип Бернадотте перестал отпускать соленые шуточки в адрес Виктории. В отряде поселился слух, что скоро им предстоит принять участие в невиданной битве. Интегре было лень разубеждать их, и слухи крепли, обрастая подробностями, почерпнутыми из газет и телевизионных передач. Арквейд, как и Интегра, заперлась у себя в комнате и безвылазно сидела там с тех пор, как они с Князем Нечисти явились под утро с охоты. Алукард тоже почти сразу удалился в подземелье, не прислушиваясь особенно к тому, что твердила ему разгневанная Интегра. Сэр Хеллсинг успела вернуться в свой кабинет как раз вовремя: кто-то робко поскребся в дверь, и вот уже на пороге стоит Арквейд, а за спиной у нее высится мрачная фигура Алукарда. Тот сдвинул бывшую принцессу в сторонку и сам шагнул в кабинет. У Брюнстад при этом был весьма потешный вид, да и сама ситуация казалась забавной, вот только самой Интегре было не до веселья. Виктория сжалась за ее левым плечом, не зная, чего опасаться больше — жутковатой улыбки Мастера или растущего гнева хозяйки. — Мы отправляемся на охоту, моя госпожа, — объявил Князь Нечисти вместо приветствия. Интегра ничего не ответила. Рука привычно потянулась к портсигару. Вытянув сигару и медленно закурив ее, сэр Хеллсинг, наконец, подняла холодный взгляд на своего слугу. — Надеюсь, на этот раз вы вернетесь с добычей. А то до этого вы как-то меня не впечатлили. Алукарда, казалось, это замечание совсем не задело. Арквейд за его спиной прислонилась к дверному косяку и, сложив руки на груди, нахмурилась. На ней была та одежда, в которой она прибыла в город. Уолтер постарался на славу: от кровавых пятен, совсем недавно красовавшихся на белой кофте, не осталось и следа. — Можешь не сомневаться, Интегра, — спокойно откликнулся Алукард. — Уж в этот раз мы достанем их. Обоих, — стремительно развернувшись, он направился к двери и, проходя мимо Арквейд, бросил ей коротко: — Идем. Та молча последовала за ним, и вместе они покинули особняк. Виктория с тоской посмотрела им вслед. Ее нестерпимо мучило пренебрежение Алукарда, упорно не берущего ее на охоту. Она не видела здесь ни грана заботы, о которой толковали Интегра и Арквейд, — только осознание собственной никчемности давило на сердце юной дракулины. Но ничего не поделаешь; не лезть же с этой проблемой к Интегре, право слово... Она бесшумно выскользнула из кабинета, где с каждым мгновением становилось все более душно, словно перед грозой. Она предпочла оставить Уолтеру все заботы о госпоже Хеллсинг, явно пребывающей на грани гневной истерики; как не смотри, а у дворецкого всяко лучше выйдет успокоить хозяйку, — нет никого, кто еще так хорошо знал бы Интегру, как старый мистер Дольнез. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Виктория вышла на улицу и медленно побрела по следам Алукарда и Арквейд. Она знала, что нет ничего правильного в том, чтобы идти за ними, но шаг ее невольно ускорялся по мере того, как она настигала своего учителя и его спутницу. Арквейд молча шла за Алукардом, удивляясь четкости и уверенности его шага. Поначалу она решила, что ей кажется, но с течением минут только убедилась в своих подозрениях. — Алукард, — позвала бывшая принцесса. — За нами следят. Это... — Виктория. Я знаю, — откликнулся пятисотлетний вампир мрачно и вздохнул. — Глупая любопытная девчонка. Когда-нибудь она поплатится за свою беспечность. — Она не более беспечна, чем я, — возразила Арквейд. — Нашли, чем гордиться, — хмыкнул Алукард. — Вы обе, черт вас подери, как дети малые. С Викторией, в общем-то, все понятно: она ребенок и есть; но вы, белая принцесса... вы просто удивляете. Я многое ожидал от последней из истинных предков, но вы вдребезги разбили все мои представления. — Зато вы полностью оправдываете славу как самого бесчувственного и толстокожего чурбана среди мертвых апостола, — надулась бывшая принцесса. Алукард остановился так резко, что Арквейд едва не налетела на него, и медленно обернулся. Желтые стекла его очков опасно сверкнули, ветер рванул полы алого плаща. Какое-то время он выглядел настолько разгневанным, что Арквейд поневоле пожалела о своих словах. Поистине, иногда лучше промолчать. Однако спустя пару мгновений безмолвия Князь Нечисти вдруг захохотал — весело и мрачно одновременно. — Ну, по крайней мере, вы ведь не будете отрицать, что это мне чертовски идет, верно? — с иронией спросил он, отсмеявшись. — Не буду, — Арквейд робко улыбнулась. — Хотя, должна признать... — Я понял, понял, — Носферату приподнял руки в шутливой капитуляции. — Я не хотел задеть вашу гордость, о прекрасная Дея Торис, миледи. — Вам прекрасно известно, что я лунная принцесса, а не марсианская, — притворно обиделась Арквейд. Спрятав руки за спину, Брюнстад окинула своего собеседника веселым взглядом. — А вы не находите, что ваша планета в последнее время какая-то слишком уж алая? — Вопросом на вопрос ответил Князь Нечисти, указав на неподвижно висящую в ночных небесах полную луну. — Это спутник, а не планета, — рассеяно проговорила бывшая принцесса Шинсо. — Ну извините. Я родился в темные времена Средневековья, мисс Ая Плутишка. Вы так и не ответили на вопрос. — Вы тоже. У вас неплохие знания новейшей литературы для средневекового рыцаря. Дея Торис, кто бы мог подумать... — Пятьсот лет — долгий срок. Не одного же Брема Стокера мне читать? — Алукард усмехнулся, поправив съехавшие на кончик носа очки. — Книги живут дольше людей... Скажите-ка мне лучше, откуда вы сами узнали о Дее Торис, вы же... — Невежливо напоминать леди о ее возрасте, — взмахом руки остановила Носферату Арквейд; в этом жесте было больше кокетства, чем возмущения, как и в ее словах. — И уж совсем нехорошо — о ее дурных привычках. Имейте совесть, господин. У меня тоже могут быть свои секреты. — Прошу прощения, — с деланным смирением проговорил Алукард. А затем неожиданно стал каким-то непривычно серьезным. Вечная улыбка растаяла на его устах, когда он вновь поднял взгляд к небесам. Нахмурившись, бывший граф пробормотал задумчиво: — И все-таки странная луна нынче, верно? Багряная... Арквейд вздрогнула и бросила быстрый взгляд на Алукарда. Затем неуверенно улыбнулась. — Д-да, наверное. Я думала, для Лондона это в порядке вещей. — Но не каждую ночь. Арквейд отвела глаза, словно бы боясь встретиться взглядом со своим спутником. Чтобы сменить тему разговора, она негромко спросила: — И все же, Алукард... Как нам быть с Викторией? — Пока — никак, — Носферату махнул рукой. — Пусть делает, что хочет. Если напорется на кого-нибудь из наших клыкастых «друзей», что ж, значит, мы быстрее их найдем. И он вновь пошел вперед. Туман низко стелился вокруг них, и фонарный свет путался в нем, смешиваясь с непривычно густым, ярким сиянием полной луны. Какое-то время они шли молча. Виктория не подходила к ним близко и вообще никак не обнаруживала своего присутствия, пока вдруг ночную тишину не разрезал крик ужаса. — О, кто-то все-таки клюнул на наживку, — торжествующе воскликнул Алукард. Он повернулся и пошел обратно, туда, откуда слышался крик. Арквейд поспешила за ним. Они увидели Викторию, отбивающуюся от пары непонятных черных тварей — вроде бы вепрей. Твари наседали, юная дракулина отступала, сжимая рукой раненное плечо. Князь нечисти тяжело вздохнул. — Она безнадежна. — А, значит, я все-таки не ошибся, — раздался во мраке знакомый голос Неро Хаоса. Десятый прародитель бесшумно выступил из тени. — Эта девочка действительно связана с вами, — взгляд его бесцветных глаз скользнул с Арквейд на Алукарда и обратно. Черные «вепри» оставили Викторию в покое и вернулись к своему хозяину. Дракулина поспешила спрятаться за спиной Мастера. — Неро Хаос, — голос Арквейд прозвучал неожиданно холодно. — А где Вальдамьонг? — Где-то в городе, копит силы, — бесстрастно откликнулся мертвый апостол, пожав плечами. Это движение переросло во что-то большее, его тело под плащом странно взбугрилось; в следующее мгновение что-то ослепительно сверкнуло, и перед Арквейд, Алукардом и Викторией предстал огромный черный ящер с крыльями — настоящий дракон из средневековых легенд. Дракон раскрыл кроваво-алую пасть, язык вывалился наружу, словно лестница в ад; пахнуло гнилью и дымом, в пыль закапала окутанная ядовитыми испарениями, черная, как смола, и такая же вязкая, слюна. Огненные глаза чудовища с желтыми вертикальными, как у кошки, зрачками горели во тьме точно пара фонарей; черный хвост с громадными костяными шипами яростно метался из стороны в сторону, играючи сдирая с мощенной поверхности тротуаров каменные плитки. Однако Арквейд быстро потеряла интерес к легендарной твари; ее взгляд был направлен куда-то вверх, на крышу одного из высотных зданий. Вампирские глаза белой принцессы различили на фоне луны знакомый силуэт. Роа... — Уходите отсюда, Арквейд, — негромко велел Алукард, доставая из-под плаща свои верные пистолеты. — Я с этим разберусь. — Но... — Не спорьте. Принцессам не положено сражаться с драконами, — на лице Князя Нечисти вновь появилась саркастическая ухмылка. Впрочем, тон его показался Арквейд лишенным иронии и насмешки. — Ведь верно? Некоторое время девушка колебалась. Но затем взгляд бывшей принцессы вновь обратился туда, где стоял ее самый старый и ненавистный враг. Она кивнула и в следующее мгновение растворилась в ночи. Как только Арквейд скрылась, Алукард поднял пистолеты и выстрелил, — но не в дракона, а в Неро Хаоса. Выстрел снес мертвому апостолу половину лица, превратив его в кровавую маску обгоревшего мяса; только глаза каким-то непостижимым образом продолжали гореть адским пламенем, да то, что еще пару мгновений назад было ртом, раскрылось в какой-то жуткой усмешке. — Бесполезно, — послышался холодный голос мертвого апостола. Алукард увидел, как по изуродованному лицу вампира-алхимика подобно волне прошла какая-то дрожь: поврежденные ткани, мышцы и кожа восстанавливались, регенерировали. Несколько коротких мгновений, — и мертвый апостол вновь предстал в своем изначальном облике; только вздутые вены на висках и лбу какое-то время еще указывали на то место, где совсем недавно были самые разрушительные повреждения. — Даже если вы уничтожите это тело, вы не сможете убить меня таким образом. Для меня не существует концепции «истинного тела»; все создания и сущности, что рождаются во мне, и которых вы называете моими фамильярами, — все они — это я. А я — это они. — Да неужели? — Бесстрастно откликнулся Алукард, которого, похоже, не тронули ни регенерация, ни речи профессора Неро. — Значит, если я уничтожу дракона... — Ничего не изменится, — медленно кивнул бывший алхимик. — Пока я жив, они тоже будут жить. Пока живы они, я не умру. Я не знаю ни одного способа уничтожить меня без применения специального оружия. И речь идет не о концептуальном оружии церковников и прочих охотников на нечисть. Чтобы убить меня, нужно уничтожить разом все заключенные во мне сущности. — Я ведь ваш враг, профессор, — вкрадчиво напомнил мертвому апостолу Алукард. — Я, конечно, понимаю, что у вас было нелегкое прошлое в Море Эстрей... но я ведь не студент. — Я упоминал, что мое существование представляет для меня только научный интерес, — все тем же флегматичным, даже, пожалуй, равнодушным тоном проговорил в ответ вампир-алхимик. — Хорошо, что оно вообще представляет для вас какой-то интерес, — пробормотал Носферату. — Значит, вы считаете, что уничтожить вас у меня не получится. — Вы могущественный вампир, Алукард, и наши способности в чем-то схожи. Но — нет. Скорее всего, мы с вами будем сражаться до тех пор, пока моя жизненная сила не иссякнет. И хотя по меркам бессмертных это случится уже очень и очень скоро, я сомневаюсь, что вы располагаете таким количеством времени. — Тут вы чертовски правы, профессор, — нахмурился Князь Нечисти. Неро Хаос не ответил. Зато ответил дракон: издав громогласный рев, он бросился вперед, оставляя глубокие борозды на каменной кладке огромными хищно изогнутыми когтями. По-змеиному откинув гибкую шею назад и расправив шатром кожистые, как у летучей мыши, с кривыми костяными наростами крылья, мифический ящер завис над невозмутимо ухмыляющимся Алукардом. Какое-то время ничего не происходило. Но вдруг откуда-то раздался тоненький испуганный полустон-полувсхлип: — Мастер... Виктория, о которой все как-то забыли, очнулась от ступора и решила напомнить о себе не в самый удачный момент. Алукард отвлекся, бросив быстрый взгляд на ученицу. А дракону и этого было достаточно: несмотря на огромные размеры, легендарная тварь отличалась поистине змеиной скоростью. Внезапно, словно кобра, дракон разогнул шею и схватил Носферату за алый плащ. Подбросив добычу вверх, ящер вновь поймал ее и сжал челюсти поперек туловища древнего вампира. И затряс головой из стороны в сторону, словно охотничий пес, поймавший куропатку. Виктория забыла, как дышать, и зажала рот рукой. Во все стороны полетели капли крови ее хозяина и создателя. Одна из них, обжигающе горячая, попала юной дракулине на щеку... Фонарь, еще недавно горевший ровно, внезапно с треском погас, как и его ближайший сосед; воцарилась темнота, освещаемая только безжизненным светом полной луны. И в этой темноте зажглись глаза. Сотни глаз. Алых, как лондонская луна.
Дата: Воскресенье, 22.01.2012, 17:13 | Сообщение # 12
Монарх
Группа: Администраторы
Сообщений: 2248
Статус: Offline
Роа неподвижно стоял на крыше высотного здания и смотрел на перехваченный черной лентой реки город, вольно раскинувшийся внизу, у него под ногами. Желтые и алые отсветы ночного Лондона играли на лице и волосах вампира; он стоял вполоборота к Арквейд и, казалось, совершенно ее не замечал. — Моя милая принцесса, — неожиданно проговорил Роа и повернулся к Брюнстад, раскинув руки в гостеприимном жесте, — ты все-таки пришла. Я ждал тебя. Сегодня ты, наконец, станешь свидетельницей моего триумфа. — Роа, — Арквейд сделала шаг к нему навстречу. В ее глазах появились золотые искры, а на руках удлинились когти, — она готовилась к бою и не скрывала этого. Вальдамьонг же не терял спокойствия, только иронично приподнялась его правая бровь. Апостол не сделал ни одного движения, но вдруг к Арквейд, словно змеи, со звоном устремились тяжелые цепи — точь-в-точь такие, какие удерживали белую принцессу Шинсо на ее троне в подвалах Тысячелетнего замка. Она не успела уклониться; против этих цепей Арквейд ничего не могла поделать, — они опутали ее, стянув руки, ноги и туловище в своих стальных тисках так крепко, что Брюнстад едва не задохнулась. — Навевает воспоминания, — Роа усмехнулся, глядя на распростертую в цепях, бессильно трепыхающуюся, словно птица в клетке, Арквейд. — Без поддержки церковников ты уже не так сильна, верно, маленькая принцесса? А где, кстати, твой новый дружок, этот Алукард? — Вальдамьонг прищурился, оглядываясь кругом, словно ожидая разглядеть выходящего из мрака Князя Нечисти. — А, он, наверное, столкнулся с профессором Неро, так? Что ж, я думаю, эта битва им обоим придется по нраву, если верить тому, что я слышал о величайшем из Носферату, — и Вальдамьонг расхохотался столь издевательски, что Арквейд захотелось немедленно вызвать его на дуэль. Она бы так и поступила, если бы не эти проклятые цепи, отсутствие перчаток и то, что они с Роа и так уже фактически находятся на поле битвы. Мертвый апостол тем временем продолжал вещать: — Но пусть их. У нас с тобой, дорогая, есть другие дела. Полагаю, тебе будет интересно посмотреть, как мои питомцы, — бывший церковник сделал широкий жест, и Брюнстад догадалась, что повсюду здесь, в тенях, скрываются полчища голодных упырей, — превратят этот славный город в замечательную кровавую пустыню. А потом, когда мы насладимся этим чу́дным зрелищем... — «Змей Акаши» оказался рядом с Арквейд так быстро, что она даже не заметила его приближения. Ледяная рука вампира взяла девушку за подбородок, развернув лицо так, чтобы Роа смог разглядеть свое отражение в ее глазах. — Или, быть может, ты присоединишься ко мне сейчас, принцесса? Не надоело еще держать себя в руках из никому не понятных побуждений? — Роа был так близко, что их дыхания смешивались. Арквейд сделала попытку вырваться, но бесполезно: его рука держала так же крепко, как и эти проклятые цепи. Губы Вальдамьонга дрогнули в язвительной усмешке, обнажившей его сахарно-белые вампирские клыки, и он отпустил ее. Мертвый апостол достал из ножен на поясе короткий кинжал, сверкнувший в огнях города закаленной сталью, и невозмутимо провел лезвием по своей ладони. Кровь быстро-быстро, толчками потекла по его пальцам и закапала в пыль; зрачки Арквейд расширились, глаза заволокло золотистой дымкой. Роа сказал: — Немного этой благословенной жидкости, — и ты сможешь сбросить цепи. Во всех смыслах. Чуешь, Арквейд? Это запах твоей свободы, — вымазанные густой кровью пальцы коснулись ее щеки, оставив на ней темно-алый след. — Ты глупец, Роа, — прохрипела в своих цепях Арквейд. — Мы это уже проходили. Разве ты не помнишь, что случилось в прошлый раз? Кровь превратит меня в неуправляемого демона. Что ты будешь делать, когда я испорчу тебе охоту и обернусь против тебя? — Битва длиной в вечность — с тобой, моя дорогая принцесса. О чем я еще могу мечтать? — Безумец. — О, несомненно, — Роа насмешливо поклонился. — Моя леди, меня восхищает ваша догадливость. Но все это я уже слышал. Раз семнадцать слышал, милая, из твоих очаровательных уст — одно и то же. Может быть, хоть раз ваша светлость снизойдет и скажет, наконец, что-то новенькое? — Ты чертов ублюдок, Вальдамьонг, и всегда им был. — Иногда ты бываешь просто невыносимо неизобретательной и грубой, моя дорогая. Ты неисправима. Впрочем, именно это мне в тебе и нравилось с тех пор, как ты сбросила — не без моей помощи — свою извечную маску высокомерного равнодушия. Хотя вряд ли так подобает говорить белой принцессе истинных предков... Но к черту эту лирику; я здесь не для того, чтобы учить тебя хорошим манерам. Демону-лорду они ни к чему, верно? — Я никогда не стану... — Станешь. Куда ты денешься, дорогая? У вас, у истинных предков, дорога одна — и когда-то все вы приходите к ее концу. И рвете на себе волосы, считая, что это тупик. Но это не тупик, Арквейд. Это свобода. Тебя все равно ожидает это — рано или поздно. Так чего тянуть? Какая разница, когда импульс доконает тебя — сегодня или через пятьдесят лет? Ты ведь уже перестала ценить свое бессмертие? Все перестают. И только я, так долго стремившийся к жизни сквозь тенета смерти, все еще наслаждаюсь тем, что могу дышать этим грязным, наполненным смогом воздухом. — От тебя не так уж много осталось, — пробормотала бывшая принцесса в ответ. — Ты хоть помнишь, каким был настоящий Михаэль Роа Вальдамьонг? Или все, что ты знаешь — это бесконечная жажда жизни и ничего сверх того? — Даже если и так — это уже немало, верно? — Живым тебя делают не воздух и земля под ногами. — Бесполезно, принцесса, — Роа поднял руку, испачканную все еще сочащейся из раны кровью, и с удовлетворением отметил, как Арквейд жадно следит за каждым ее движением, как безумно бьется жилка на шее принцессы Шинсо. — Из нас двоих не я, а ты висишь здесь в цепях и сгораешь от вампирского импульса. Так ты меня не убедишь. Придумай что-нибудь получше. Или... — Его окровавленные пальцы почти нежно легли ей на губы. Алые глаза Роа почернели как у Сиэль, когда она пыталась что-то кому-то внушить с помощью своего мистического взгляда подчинения. Однако и у Арквейд, как у истинного предка, тоже была эта магическая цепь, не менее сильная, чем у любого из Носферату, и какое-то время золото и оникс сражались между собой за право отдавать приказы. Но запах крови оказался слишком силен, и сила воли бывшей принцессы таяла, как снег ярким весенним днем. Когда Арквейд готова была уже сдаться и уступить жажде, раздался выстрел. Пуля из освященного серебра попала Вальдамьонгу в переносицу, и сила удара была такова, что апостола отбросило от Арквейд на несколько метров. Тяжелые цепи, удерживавшие девушку, пали, рассыпавшись пеплом, и Брюнстад мешком свалилась на землю, прямо под ноги тому, кто стрелял в Роа. То был Алукард. Его алый плащ превратился в лохмотья, свою широкополую фетровую шляпу он потерял, пока сражался с Неро Хаосом и его фамильярами. Оранжевые очки тоже, вероятно, остались на покинутом поле битвы, — стекла их вылетели из оправы и разбились, так что теперь они были бесполезны. Однако глаза Носферату горели все тем же кровавым огнем, а на лице написано было торжество. — Я вижу, вы тут развлекаетесь без меня, Арквейд? — Весело спросил Алукард, галантно подавая девушке руку и помогая ей встать. Она едва держалась на ногах, — ее всю трясло в лихорадке импульса. — О, дорогой гость, вы как раз успели к ужину, — выстрел, конечно, не убил Роа Вальдамьонга, но поверг его на колени, и теперь ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы подняться на ноги. Рана на лбу затягивалась с шипением, нехотя, гораздо медленнее, чем если бы выстрел был сделан из обычного оружия. Наконец, пуля выпала и со звоном покатилась по земле, сверкая серебром из-под покрывающей ее крови. Роа тем временем продолжал говорить: — Окажите нам любезность, милорд, присоединитесь к нашему небольшому празднику. — С большим удовольствием, — Алукард улыбнулся своей извечной жуткой улыбкой и вновь направил Casull в Роа. — А профессор Неро не почтит нас своим присутствием? — Как ни в чем не бывало, лениво спросил Вальдамьонг, не обратив на оружие ровным счетом никакого внимания. — Боюсь, что нет. Он должен собрать свою разбежавшуюся живность. У него на это уйдет много времени... Впрочем, теперь он им уже не ограничен. — Ах вот как? Какая жалость, — равнодушно откликнулся Роа, которого потеря заклятого друга, похоже, не особенно волновала. Гораздо больше его беспокоило то, что Хаос не расправился с Алукардом, и что сам Алукард смог справиться со столь грозным противником, с которым даже сам «Змей Акаши» старался поддерживать дружеские отношения. — Что ж, остается только пожелать ему удачи... — Она ему понадобится. — Не сомневаюсь. Алукард обошел Арквейд и встал между ней и Роа. Ствол его пистолета по-прежнему был направлен в Вальдамьонга. Тот сложил руки на груди и склонил голову на бок. — Почему вы защищаете эту женщину, лорд Алукард? — спросил он, с интересом глядя на Князя Нечисти. — Вы могли бы присоединиться ко мне и стать одним из двадцати семи прародителей — у нас как раз есть свободные места. Я думаю, принцесса Альтруж рассмотрела бы вашу кандидатуру. Видите ли, она в некоторой степени моя должница... — Я дал обещание, — ответил Алукард. — К тому же мне не нравятся ваши методы; защищать этот город мой долг, а вы пытаетесь разрушить его. И наконец, я никогда не стремился стать «одним из», если вы понимаете, о чем я говорю. — Боюсь, что мои представления о чести и долге немного изменились за последние восемь веков. Так что я очень сожалею. — Что ж, я не скажу, что ожидал услышать нечто другое. В таком случае, я думаю, вы не будете возражать, если я... — вместо того, чтобы закончить свою мысль, Алукард спустил курок. Однако в этот раз Роа был готов, и в его планы не входило поймать еще одну порцию освященного серебра. Его упыри накопили для своего хозяина достаточно энергии, чтобы Вальдамьонг смог пустить в ход парочку своих собственных припрятанных в рукаве козырей. Он поднял правую руку и щелкнул пальцами. В сторону Алукарда устремилось множество алых «стрел» — что-то вроде кровавого дождя, только летящего параллельно земле. Одна из них столкнулась с пулей в воздухе прежде, чем та успела достигнуть мертвого апостола; раздался взрыв, окутавший все вокруг густым дымом. Остальные стрелы летели сквозь него, управляемые волей «Змея Акаши», прямо в Князя Нечисти. Тот не сделал ни малейшей попытки уйти с линии огня: одна из кровавых капель Вальдамьонга чиркнула Носферату по лбу и рассекла кожу до кости; другая воткнулась ему в глаз такой силой, что должна была, вероятно, дойти до мозга; и еще полчища их товарок поразили Алукарда в грудь и в живот, и в руки, и в ноги, и, наконец, тело его не выдержало этого смертоносного, поистине сокрушительного напора, и бывший граф упал сначала на колени, а затем грянулся оземь, ничком, подняв облачко пыли. Пошатываясь, Арквейд с трудом добрела до него и, опустившись на землю рядом с поверженным Носферату, осторожно потрясла его за плечо. — Очнитесь, Алукард, — сказала она с мольбой, почти жалобно. — Прошу вас, пожалуйста, очнитесь. Она перевернула Князя Нечисти лицом вверх, и сердце ее упало: глаза древнего вампира смотрели в небеса неподвижно, не мигая, — Алукард, несомненно, был мертв. Однако неожиданно губы на его окровавленном лице дрогнули, и Арквейд поспешно склонилась к нему пониже. Она услышала невнятное бормотание: — Снятие... печати... Ее отвлек какой-то громкий звук, — то Роа аплодировал собственной удаче. Брюнстад поднялась на ноги навстречу смеющемуся вампиру. — Похоже, великий Носферату повержен; он пал от моей руки — руки Михаэля Роа Вальдамьонга, «Змея Акаши»! И это только начало, моя милая принцесса Арквейд. Следующей будет твоя прелестная сестренка Альтруж вместе с ее прилипалами-телохранителями; все прародители падут к моим ногам, а с ними вместе и мое дитя, Агентство Погребения с этой нахалкой Нарбарек во главе. Отныне и впредь нет никого могущественнее меня! — Роа раскинул руки в стороны в торжествующем жесте, а его безумные алые глаза уставились на Арквейд. — И между мной и моим будущим осталась только одна маленькая проблемка, — его длинный белый палец указал на бывшую принцессу, — и это ты, моя дорогая. Почему бы тебе не исчезнуть сейчас? И он вновь поднял руку. — Исчезнешь ты, Роа. Навсегда, — Арквейд вскинула обе ладони вверх, к залитым лунным светом ночным небесам и крикнула сияющим в вышине звездам: — МРАМОРНЫЙ ФАНТАЗМ! Сам воздух пришел вокруг них в движение, превращаясь в нечто совершенно иное, обретая материальную форму. Яростно взвыл ветер, и в следующее мгновение сотни прозрачных острых, как битое стекло, воздушных лезвий устремились к Роа. Беззвучные слова заклинания замерли у мертвого апостола на устах, а затем он перестал существовать, изрезанный невидимыми клинками в кровавую пыль. И тогда Арквейд обессилено опустилась на землю. — Ха! Неужели ты думаешь, что сможешь так легко от меня избавиться? Брюнстад вздрогнула и вновь подняла взор, взглянув туда, где клубился дым только что отзвучавшего заклинания. Сквозь завесу туманного сумрака бывшая принцесса с ужасом разглядела знакомый силуэт — похоже, Роа стал уже настолько силен, что мог регенерировать даже после того, как его тело превратилось в пепел. — Эт-того не может... — пролепетала Арквейд заплетающимся от потрясения языком. — Еще как может, милая, — Роа выступил из клубящегося мрака. — А теперь ты отправишься туда, куда только что чуть не отправила меня. Его прервал другой голос — громовой баритон, хорошо знакомый им обоим: — Разрешение на снятие печати до нулевого уровня ограничения получено. Роа и Арквейд почти синхронно обернулись. За спиной у Брюнстад стоял Алукард, живой, в искромсанном до неузнаваемости плаще и с развевающимися на поднятом фантазмом ветру волосами. Последние раны затягивались на лице Носферату. Опомнившись, Роа щелкнул пальцами. Алукард усмехнулся, и в этот миг у них под ногами разверзлась бездна. «Зеркало души? — подумала Арквейд в смятении, глядя, как мимо нее проносится бесчисленная армия душ, поглощенных Алукардом, графом Дракулой, валашским князем Владом Цепешем за последние пять веков. Затем бывшая принцесса взглянула вверх и увидела в небесах широко ухмыляющуюся луну. — Нет, это больше похоже на фантазм... Река смерти... кровавая река, — ее взгляд коснулся Алукарда, который дьявольски усмехался посреди этого безумия. — Кто же он такой?..» Стоило только этому вопросу прозвучать в голове Арквейд, как ее настигли алые стрелы Роа. Брюнстад вскрикнула, когда десятки острых, как бритва, раскаленных кровавых осколков впились в ее тело, вырывая из него жизнь. Она упала и увидела лишь, как над нею проносится огромная черная тень. В следующее мгновение мир поглотил мрак.
Алукард стоял на крыше один. Старые доспехи Дракулы привычно давили ему на плечи, плащ, черный, как беззвездная ночь, вился у него за плечами. Он стоял и смотрел сквозь века туда, где она танцевала на воде в золотых лунных брызгах, что смеющаяся весна щедрой рукой рассыпа́ла в предрассветном сумраке. Белая принцесса истинных предков. Длинные светлые волосы стелятся за нею на ветру, а платье не касается воды. Хрупкая, как лунный луч, она кружится в танце, который кажется бесконечным, чтобы навсегда исчезнуть с первыми лучами солнца и никогда уже не вернуться в этот дневной мир. Она улыбается ему беспечно и говорит: — Вы одержали победу, милорд? — Да, — отвечает он. — Что ж... В таком случае, у меня здесь больше не сталось дел. Мне пора возвращаться домой. Ее улыбка становится какой-то особенно теплой, и от нее в сердце рождается давно забытая тоска. Она поднимает руку в прощальном жесте. За ее спиной занимается рассвет. — Постойте, — просит он. — Вы ведь вернетесь еще? — Возможно, — эхом слышится ее голос. Она тает быстрее, чем над водой появляются первые лучи солнца. — Если меня позовут, если я буду нужна... Но, мне кажется, миру найдется, у кого попросить помощи. Верно? Ее смех гаснет, и гаснут ее золотые глаза. Он протягивает руку и ловит янтарный свет; шафранные пылинки плывут мимо него, а он стоит на крыше один, посреди этого бескрайнего золотого моря и почти без боли смотрит в рассвет. И улыбается.
Сиэль открыла глаза и резко села на кровати. Голова закружилась от быстрого движения, и, почувствовав на плечах чьи-то руки, экзекутор позволила вновь себя уложить. Поморгав немного, девушка прочистила глаза и обнаружила, что лежит в знакомом гостиничном номере. Тогда Сиэль слегка повернула голову, чтобы посмотреть, кто еще есть в комнате, увидела прямо перед собой круглые очки и широкий шрам на небритой щеке — и попыталась вскочить снова, но ей не дали. — Подумать только, — вздохнул Александр Андерсен. — Я в комнате наедине с женщиной... В последний раз такое было, — святой отец сплел пальцы вместе и ностальгически улыбнулся, — очень, очень давно. — Где Мистер Рассвет? — спросила Сиэль, оглядывая комнату в поисках своего напарника. Девушка-агент заметила, что все светильники в номере включены, а в окно, неподвижно зависнув среди теней ночного неба, заглядывает полная луна. Сколько же она провалялась без чувств? — Ушел в аптеку. Опять. Уже третий раз за вечер. Не думал, что сей увалень правда может быть таким тупицей. У него умный взгляд, но... — Он не тупица, — экзекутор перевернулась на спину. — Он трус. — Да, это все меняет, — паладин хохотнул. — Впрочем, сдается мне, он не так прост, как кажется. Он ведь чуть не погиб за тебя, юная леди. Сложно назвать такое отношение трусостью, верно? — Да, он самый смелый трус на земле, — съязвила Сиэль в ответ, но в голосе ее было больше теплоты, чем сарказма. — Трусливый Лев. Если вас устроит такой ответ, святой отец. — Устроит, отчего же нет... — пробормотал Андерсен, раскрыл книгу, которую до того держал подмышкой, приспустил очки и погрузился в чтение. Вскоре в «прихожей» послышался шум — то вернулся Мистер Рассвет. Протиснувшись в комнату, он с улыбкой приветствовал Сиэль, салютуя ей пакетом с лекарствами. — Ну и напугали же вы нас, мисс, — его взор наткнулся на обжигающий холодом взгляд Андерсена, и экзекутор потупил глаза и торопливо поправился: — то есть меня, только меня, конечно... — Ладно, ладно, — дружелюбно улыбнулся Андерсен. — Должен признать: я немного волновался, что причинил вред юной леди, — увидев, что оба похоронных агента смотрят на него недоверчиво, паладин пожал плечами. — Ну, то, что я священник, не освобождает меня от джентльменского кодекса... наверное. Что? — Ничего, — Сиэль кашлянула в кулачок и отвернулась. Рассвет тоже с преувеличенным вниманием принялся разглядывать пасторальный рисунок на обоях. Андерсен захлопнул книгу и сложил руки на груди. — Но это не отменяет того, что мы с вами соперники... — Конечно, нет, — заверила его экзекутор, и ее напарник с потешной категоричностью замотал головой из стороны в сторону. — ...и что вы помешали мне исполнять мои служебные обязанности... — Да, сэр. — ...и напали на меня. — Еще скажите, что «юная леди» вас избила, святой отец, — невинно хлопая глазами в потолок, сладким голоском пропела Сиэль. — Что там говорит ваш джентльменский кодекс по этому поводу? — Искариот во мне требует дать сдачи, — Андерсен в очередной раз поправил очки. — Леди в обмороке — сдачи не надо, — Сиэль картинно приложила ладонь тыльной стороной ко лбу, демонстрируя мнимую слабость. — Как бы то ни было... — начал было отец Андерсен, но его прервала какая-то механическая мелодия. Паладин, а вместе с ним и Сиэль с Рассветом, вздрогнул от неожиданности и извлек откуда-то из складок рясы вибрирующий телефон. Бросив на собеседников странный взгляд, явно не привычный к взаимодействию с новомодной техникой святой отец пробормотал короткое «прошу прощения» и нажал на кнопку принятия вызова. После чего встал на ноги, отошел к окну и только тогда сказал в трубку: — Андерсен слушает. Какое-то время паладин молчал, и постепенно лицо его приобретало выражение не то чтобы мрачное, а скорее угнетенное. Наконец, он проговорил: — Да я понял. Одну секунду, позвольте, я запишу адрес, — Андерсен быстро пересек комнату, схватил со стола лист бумаги и ручку и, перехватив телефон левой рукой, записал что-то размашистым, летящим почерком. — Хорошо, я скоро буду. До свидания, офицер... — он еще раз глянул на только что сделанную запись, — офицер Джонс. После чего повесил трубку. Некоторое время в номере царило молчание, а затем святой отец тяжело вздохнул и поднял взгляд на свою бывшую противницу и ее напарника. И ухмыльнулся. — Моих девочек забрала местная полиция. Мне придется ехать в участок, чтобы вытащить их оттуда, — проговорил он и добавил: — Максвелл меня убьет. — Что ж, я понимаю, почему так получилось, — задумчиво протянула Сиэль. — И все же... — Юмико, она... — Андерсен вновь вздохнул. — В общем... — Юмико — это да девица с мечом? — Осведомилась экзекутор, скрывая улыбку в уголках губ. — Они попались в метро, — пояснил паладин. — Все документы у меня, так что они не смогли предоставить разрешение на ношение оружия. Пока они там разбирались, целый день прошел... Ладно, мне уже пора. Нужно как можно скорее попасть в участок. В камере они долго не выдержат. — Понимаю. По-крайней мере, не меня одну ждет выволочка по возвращении в Ватикан, — съязвила экзекутор, но Андерсен, похоже, ее уже не слушал. Быстрым шагом он покинул комнату, и в «прихожей» хлопнула дверь. Сиэль и Мистер переглянулись, но прежде, чем кто-то из них успел что-то сказать, раздалось чье-то негромкое покашливание. — Ну наконец-то он ушел, — послышался мальчишеский голос. Экзорцист вскочил на ноги, а Сиэль привстала на кровати, чтобы тут же с болезненным стоном упасть обратно — голова все еще немилосердно кружилась. На подоконнике, скрестив ноги, сидел человек. Яркая луна светила ему в спину, так что сложно было разобрать черты его лица и прочие подробности. Однако фигура незнакомца казалась слишком хрупкой для взрослого человека: перед ними явно сидел ребенок или подросток. — Соломон, — негромко проговорила седьмой экзекутор. — Он самый, с приветом от Нарбарек. Как дела? — Ребенок склонил голову на бок, и лунный свет, изменив наклон, осветил его лицо. Это оказался мальчик лет четырнадцати на вид; темно-синие глаза, словно пара кратеров на бледном лике луны; черные, ровно подстриженные волосы длинной до плеч; он имел утонченный, даже аристократичный вид, хотя отдающая безумием улыбка немного портила общее впечатление, внося резонанс. Соскочив с подоконника, пришелец подошел к Сиэль, минуя Рассвета, и склонился над ней, заложив руки за спину, словно что-то в девушке вызвало у него сильнейший интерес. Слегка сморщив нос, мальчик пробормотал: — Как же воняет церковной силой... Впрочем, чего от вас еще ожидать?.. Что же с тобой приключилось, Седьмая? Неужто простудилась? — Зачем спрашивать, если ответ тебе известен? — проворчала Сиэль в ответ. Мальчик негромко хихикнул и перевел взгляд на Рассвета, но быстро потерял к нему всякий интерес. Элезия вновь привлекла его внимание к себе, спросив: — Зачем ты здесь, Соломон? — Да так... — Лениво откликнулся мальчик. — Не то чтобы на мое пребывание здесь были веские основания... не считая, конечно, приказа начальства. — Хочешь сказать, Нарбарек... — Начала говорить Сиэль, но Мерем Соломон, пятый сотрудник Агентства Погребения, приложил палец к губам и загадочно улыбнулся: — Тс-с. Всему свое время, Седьмая, — в его глазах, словно отблеск кровавого сияния луны, блеснули алые искорки. — Всему свое время...
Сион с трудом разлепила глаза и пристально вгляделась в полумрак, царящий в комнате. Прошло несколько часов с того момента, когда сестры-волшебницы притащили обессиленного алхимика обратно в гостиницу, после чего сознание наследницы Эльтнем кануло в черную пропасть беспамятства, от которого она пробудилась только сейчас. С пришествием ночи вампирский импульс давал себя знать все яснее, однако Сион чувствовала себя будто бы обложенной ватой: все ощущения были как будто приглушены и смягчены. Даже мысли казались ленивыми болотными огоньками, медленно скользящими по самой поверхности разума. Сион позволила бы себе вновь упасть в объятия сна, если б нечто, разбудившее ее, вновь не напомнило о себе. Пробившись сквозь мягкую, но тяжелую вату оцепенения, алхимик услышала голоса. Тихий диалог в соседней комнате, довольно ясно, впрочем, доносившийся сквозь тонкие стены. Не требовалось слишком внимательно прислушиваться, чтобы узнать, кому принадлежат голоса. — Нужно сматываться из города, и чем скорее, тем лучше. Мы и так слишком долго задержались здесь. Это чудо, что охотники Ассоциации еще не нагрянули. Возможно, их отвлекли церковники и вампиры. Но долго нам так везти не может, ты же понимаешь. Берем девчонку и уносим отсюда ноги, — говорила Аоко. — Сион слишком слаба, чтобы прямо сейчас встать на ноги. Сонное заклинание, что я наложила на нее, не позволит ей быстро прийти в себя. И это хорошо. Импульс доканал бы ее этой ночью, — говорила Токо. — Она ведь не проснется? — Сквозь усталость в голосе младшей Аозаки пробилось искреннее беспокойство, тронувшее Сион. — Не должна. Это заклинание мне всегда хорошо удавалось... Одно из немногих, — как и у сестры, голос Токо звучал устало и тревожно, но уверенно. — Однако нам все равно нужно бежать. Я... — Беги, если так хочется. В конце концов, мы тут не в семью играем. Ты здесь единственная, кого в Лондоне ничего не держит. Так что уходи. Пауза. Молчание затягивалось, но наконец Аоко откликнулась. Ее голос прозвучал так тихо, что Сион едва расслышала слова, но горечь, бывшая в них, была так очевидна, что становилось не по себе. — Да ушла бы, если б могла, — вздох. — Но не выходит что-то... — Ты слишком честная для ведьмы, — безрадостно хмыкнула Токо. — И слишком честная для Аозаки. Не так себя должна вести глава рода. — Вот именно. Вновь молчание. Наконец, послышался голос Токо: — Мы с тобой уже давно не семья и не род, Аоко. Нечего тут мелодраму на пустом месте устраивать. Можно подумать, мне есть дело... — Она осеклась. — В общем, это бесполезный разговор. Глупо обсуждать очевидные вещи. — Это не очевидно и не глупо, — упрямо возразила младшая Аозаки. — Не прикидывайся, что не понимаешь, о чем я, — с не меньшим упрямством бросила старшая сестра. — Глупо пытаться починить то, чего никогда между нами не было. В общем, я все сказала. Разговор окончен. Послышался скрип, как будто отодвигали стул, затем шаги, а потом включили телевизор. Сион привстала на кровати, осторожно спустила ноги вниз. Ступнями нащупав туфли, девушка-алхимик поднялась и, держась за стену, сделала несколько шагов к двери. Волшебная вата все еще окутывала сознание Атласии, и все чувства по-прежнему были смутными, неразборчивыми и поступали с опозданием. Сион с содроганием подумала, что раз импульс так силен, что одерживает верх над сонным заклятием, то не будь последнего, алхимик бы уже превратилась в чудовище. В горле от подобных измышлений застрял комок. Тяжко, медленно рассеивается туман в глазах и вновь собирается в облака, мешая видеть. Дверь с каждым шагом кажется все дальше, а вовсе не ближе. Сион потерла слипающиеся глаза. Да что ж такое-то? — Сион, ты проснулась? — Вместе со сквозняком донесся до одурманенной заклятием девушки голос Аоко. — Д-да, кажется. То есть... Я... Я слышала ваш разговор с Токо. Ради меня вы рискуете своей свободой. Я не стою таких... — О чем ты говоришь? О великие записи Акаши, да у тебя опять жар, — прохладная рука красноволосой волшебницы легла на лоб алхимика. — Заклинание Токо не срабатывает... — Срабатывает, — с трудом пролепетала Сион, пошатываясь. — Я едва на ногах стою. — Да уж я вижу. Идем-ка обратно в кровать, — руки Аоко теперь поддерживают Атласию, не давая ей упасть. Шаг обратно. И еще. — Аоко... Снимите заклинание. — Что? Что ты такое говоришь? Импульс... — Плевать на импульс. Я справлюсь с ним, всегда справлялась. Ничего страшного. — Глупости, — неожиданно вмешался голос Токо, появившейся неизвестно откуда. — Ты себя так угробишь, и знаешь это. — Рано или поздно он все равно меня уничтожит, — из-за сонных чар улыбка Сион получилась кривоватой. — Но не сегодня. — Глупая девчонка, — вздохнула старшая Аозаки. — Как можно... — Это мое тело, — перебила ее Сион непререкаемым тоном. — Я сама буду решать, что с ним делать. Пожалуйста, Токо. Все под контролем. Сними заклинание. Какое-то время рыжеволосая колдунья молчала. Наконец, она проговорила: — Хорошо же. Будь по-твоему. Хоть мне это и не нравится, — и она пробормотала что-то на древнем магическом наречии. Клубящийся туман отступил, и Сион, поморгав, взглянула очищенным от дурмана взором на волшебниц. Встревоженные лазурные глаза Аоко были совсем рядом, Токо тоже была очень близко — на расстоянии вытянутой руки; лицо ее было мрачно. И тут навалился импульс. Колени подогнулись, и лишь поддержка младшей Аозаки не дала Атласии сесть там, где стояла. Прошла, наверное, вечность борьбы, хотя для волшебниц не минуло и десятка ударов сердца. Прерывистое дыхание Сион выровнялось, и она вновь подняла взгляд на сестер Аозаки. — Поразительно, — пробормотала Токо. — Ты действительно выдерживаешь. — Я ведь не в первый раз через это прохожу, — напомнила Атласия. И, тем не менее, победа явно далась ей не так легко, как она хотела бы это представить. Вены вздулись на шее и висках девушки, глаза покраснели. — Но с каждым разом становится все сложнее... — Ты могла бы, — осторожно проговорила Аоко, — могла бы перестать бороться. Просто принять свою новую сущность. Ведь существуют же мертвые апостолы, сохраняющие ясный разум. Ничего страшного, если даже ты... Сион молча замотала головой из стороны в сторону, но так отчаянно, что волшебница осеклась. Указав пальцем в диск луны, висящий за окном, девушка сказала: — Татари. Став вампиром, я стану его слугой. Я... не хочу подчиняться ему. Он убил... — Атласия задохнулась от ужасных воспоминаний, вновь посетивших ее, и волшебницы не нашли, что ответить на это. — Я не стану вампиром. — Что ж... — Токо вновь тяжело вздохнула. — Вряд ли мы — я и сестра — имеем право убеждать тебя в обратном, алхимик. Но лично я, — рыжая волшебница бросила лисий взгляд на Аоко, — не могу и оставить тебя просто так. Думаю, ты стала мне другом. И я хотела бы помочь тебе еще хоть в чем-нибудь. Сион ошарашено уставилась на старшую Аозаки. Удивительно было, что эта волшебница, независимая и сильная, действительно считает ее, Атласию, настоящим другом. Но еще удивительнее было осознавать, что у Сион вообще появился друг. Друг... Смешное и теплое слово. — Э-э... Вообще-то, — Аоко вдруг как-то смутилась и замялась, но потом все же проговорила, опустив взгляд: — вообще-то я тоже хочу считать тебя своим другом. Если можно, конечно. Алхимик подумала было, что Токо вновь наслала на нее сонные чары — что-то опять мешало смотреть, туманило взор. Но потом она все поняла, и лицо ее расплылось в глупой улыбке. Моменты, когда Атласия плакала, можно было пересчитать по пальцам одной руки — это было не совсем в ее характере. Точнее, совсем не в ее характере. Разве не смешно? — Но Ассоциация... — Плевать на Ассоциацию. Сбежим от нее, всегда сбегали. Ничего страшного. Кто это сказал? Токо или Аоко? — Просто позволь нам немного поучаствовать в твоей судьбе. Можно? — Н-наверное, — Сион утерла влажный нос рукой и... не нашла, что еще сказать.
Дата: Воскресенье, 22.01.2012, 17:14 | Сообщение # 13
Монарх
Группа: Администраторы
Сообщений: 2248
Статус: Offline
Старые часы в гостиной пробили два часа ночи, но сэр Интегра все еще не спешила отправляться спать. Стоя у окна с давно потухшей сигарой во рту, глава Хеллсинг неотрывно смотрела сквозь запотевшее стекло наружу. Свеча на столе — единственный в комнате источник света — бросала на стены беспокойные тени. Сон не шел, и причина бессонницы была так же очевидна, как и то, что покойный отец Интегры Артур Хеллсинг точно не был силен по крайней мере в одном деле — в выборе красивого места для постройки дома. Вид из окна был ничем непримечателен и попросту скучен, и, конечно, не мог надолго привлечь внимание хозяйки дома, прожившей здесь все детство и юность. Впрочем, что-то все равно заставляло ее стоять на месте, в нервном ожидании невесть чего. — Хозяйка, — неожиданно — или наоборот: очень даже ожидаемо? — прозвучал прямо за плечом знакомый голос. — Я вернулся. Приказ выполнен: оба вампира отныне более никогда не побеспокоят твою вотчину, госпожа. — А, вот как? — Усмехнулась Интегра и обернулась. Она едва заметно вздрогнула, обнаружив Алукарда гораздо ближе, чем ожидала, и отстранилась. — Хорошо. Это хорошо, хоть ты и припозднился. Не думала, что придется снимать Печать. Это было так необходимо? — Нет, просто мне хотелось убедиться, как оно будет, если ее снять. — Очень остроумно. — Спорю на что угодно, что тебе тоже было интересно, госпожа, — Алукард довольно осклабился, глядя на хозяйку так, словно знал все ее мысли. Возможно, так оно и было. Интегра промолчала. Да, слуга был прав. Отчасти. Несмотря на то, что она изучила записи отца и всех предыдущих глав Хеллсинг, включая, несомненно, самого Абрахама Ван Хелсинга, ей все равно было любопытно, что будет, если спустить Алукарда с поводка. Случившееся впечатлило ее сильнее, чем она могла представить, и девушка, преисполненная трепета в сочетании с беспокойством об общих делах организации, так и не смогла заснуть. Чтобы сменить щекотливую тему на что-нибудь более нейтральное, Интегра спросила: — А где Арквейд? — На этот вопрос ответить может только она сама, — молвил древний вампир, переведя взгляд с хозяйки на то, что творилось за окном. — Какой унылый вид, ты не находишь? — Заметил он как бы между прочим. — У Артура был ужасный вкус. Хорошо, что в подземелье нет окон; думаю, я бы покрылся плесенью, если бы мне пришлось созерцать сей вид каждый день... — Значит, Арквейд Брюнстад исчезла, — уточнила Интегра, не спрашивая, но утверждая. — О да, «исчезла» — это очень подходящее слово, — с непередаваемой интонацией ответил Носферату. — Но мне больше нравится, когда говорят «пропала»; в этом есть что-то трагическое, даже, можно сказать, фатальное — как «кануть в пропасть» или что-то в этом духе. Как думаешь? — Я думаю, что пора лечить твое словоизлияние. Я тону, — проворчала сэр Хеллсинг, и слуга воззрился на нее с удивлением — неужто его хозяйка в кои-то веки изволила шутить. Интегра отвернулась, но вдруг ей как будто что-то пришло в голову, и она вновь смерила Алукарда странным взглядом. После чего сэр-леди кашлянула и нахмурилась, однако на миг лицо ее посетила улыбка — еще одно весьма необычное явление для Интегры. — Что ж... Раз на сегодня все, я могу отправляться спать. Нелегкий сегодня выдался денек. Спокойной ночи, — и, развернувшись, смуглокожая девушка направилась к двери. — Спокойной, — откликнулся Алукард, и тогда его хозяйка покинула кабинет. Какое-то время Князь Нечисти еще стоял и смотрел в окно. Красные глаза, не скрытые более за желтыми очками, тускло сверкали в полумраке. Медленно, очень медленно древний вампир протянул руку и коснулся рукой без перчатки холодной влажной поверхности стекла. Ничего удивительного: особняк старый, насквозь продрогший от сквозняков; обычное дело, что окна даже изнутри покрываются испариной. Впрочем, Алукарда это не интересовало: о том, что такое холод, он забыл почти пятьсот лет назад, когда перестал быть человеком и превратился в чудовище. Задумчиво прикрыв глаза, Носферату улыбнулся. А в следующее мгновение улыбка сменилась привычным хищным оскалом, и Алукард отнял руку от стекла. Он повернулся спиной к окну, и жалкие остатки его плаща колыхнулись в такт движению, сбив со стола единственную свечу, горящую в кабинете. В поглотившем комнату мраке послушался негромкий смех, а затем все стихло, и дом погрузился в молчание, словно бы все звуки разом исчезли. Только на окне еще оставался след от ладони, но вскоре и он пропал, будто смытый лондонским ночным туманом.
Эпилог
Алукард вышел на ночной обход, больше напоминающий прогулку: теперь, когда Роа Вальдамьонг и Неро Хаос были повержены, Лондону ничего не угрожало, — по крайней мере в ближайшее время, пока загадочный Миллениум еще не активизировался. Алукард не видел смысла в ежевечерних дежурствах, но переубедить Интегру было сложно, да вампир, в общем-то, и не пытался. В конце концов, от того, что он лишний раз проветрится, ничего плохого уж точно не случится. «Не развалишься», как сказала хозяйка, презрительно скривив губы. Верно. Не развалится. Усталость ему, Князю Нечисти, не противник. Горькая усмешка скривила губы. Сам собой напрашивался вопрос: а кто тогда противник-то? Это было второе сентября; с той ночи, когда двое из прародителей мертвых апостолов навсегда исчезли из этого мира, а вместе с ними и бесследно пропала и белая принцесса истинных предков, прошло не меньше недели. Время медленно поедало лунный диск; сейчас от него осталась уже половина. Алукард не задумывался особенно, куда девалась его напарница: в конце концов, эта привычка появляться неизвестно откуда и так же неизвестно куда пропадать — верна для всего вампирского рода. И не важно, кто ты: истинный предок или мертвый апостол; вампир есть вампир. С этим как-то не поспоришь. Алукард предполагал, что, возможно, Арквейд погибла. Да, он в этом почти не сомневался: с нее станется, могла и погибнуть. Или же вернулась в свой знаменитый тысячелетний замок. Кто знает... Алукард хмыкнул. В вампирах есть что-то английское, не так ли? Не поэтому ли судьба выдернула его из родной Румынии много лет назад и бросила сюда, в Лондон? Да что там, валить все на судьбу — это не серьезно... Он сам бросился в Англию. И сам попал в ее сети, угодил в ловушку туманов и смога нового Авалона и его рыцарей без страха и упрека. Так, позволив мыслям свободно перелетать от одной темы к другой, Алукард и гулял по ночному городу, нигде не задерживаясь, но и никуда не спеша. В последние дни настроение его было каким-то непривычно меланхоличным; даже вечная ухмылка не спасала положение, в мыслях витал ветер, а на лице написано было отсутствие. Викторию это угнетало, и потому она все время ходила как в воду опущенная, непривычно тихая и какая-то печальная что ли. Интегру неожиданная бесстрастность Алукарда, похоже, выводила из себя похлеще любой его выходки, и, наверное, именно поэтому она каждый вечер, как только солнце скрывалось за горизонтом, отправляла вампира без толку патрулировать улицы Лондона. Неожиданно один из фонарей, освещавших Алукарду дорогу в темноте, замигал. Князь нечисти остановился, глянув на уличный светильник из-под оранжевых стекол очков. Рука его потянулась к затылку, взлохматив волосы на непокрытой голове; в сознании мелькнула мысль, что стоит поторопить Уолтера с починкой шляпы, а то жест сей уже превращается в навязчивую привычку, а это Алукарду не нравилось. Впрочем, вампир не стал останавливаться на этой мысли, потому как где-то в глубинах его естества зашевелилось странное, но знакомое ощущение. Это чутье охотника говорит, что на его территории появился кто-то чужой. Древний вампир взглянул вперед и остолбенел. Прямо напротив него дорогу переходила девушка. Светловолосая, в легком плаще; вот она остановилась на пешеходном переходе, и теперь внимательно изучает светофор — так, словно впервые его увидела. Будто бы разобравшись с чем-то, она делает шаг с тротуара и бросает беглый взгляд по сторонам. Взор ее темно-красных глаз мельком скользит по Алукарду... скользит, не останавливаясь, словно по пустому месту. Алукард вздохнул, поправив плащ. Привидится же. Не может быть, чтоб это была... — Арквейд, — позвал он и пошел следом за девушкой. Та обернулась; тень пробежала по ее лицу, и блондинка остановилась, словно бы в нерешительности. — Сэр? — Очень мило склонив голову на бок, леди очаровательно улыбается, однако в фигуре ее и в выражении глаз читается некая напряженность, словно она ожидает неприятностей. — С каких это пор принято проходить мимо знакомых, даже не поздоровавшись? — Спросил Алукард, подойдя к девушке. — Я думал, вы покинули нас навсегда, Арквейд. — Прошу прощения? — Лицо блондинки теперь выражает недоумение. Она слегка хмурится. — Вы знаете мое имя. Мы знакомы? Алукард прищурился. Женщины... хуже детей. Он никогда не понимал, что такого забавного они находят, делая дураков и из своих собеседников, и из себя? Впрочем, в душе его уже поселились сомнения. Он понимал, что Арквейд, пожалуй, одно из самых искренних созданий, каких ему приходилось встречать на своем пути — а ведь древний вампир мог с уверенностью сказать, что за пятьсот лет жизни более-менее научился разбираться в людях... да и в нелюдях тоже. Лунная принцесса, конечно, то еще дитя и, несомненно, любит подурачиться и поиграть. Но лгать она не умеет и никогда ничего не скрывает, даже если очень нужно. А значит... — Милая принцесса, на вашем месте я бы обратился к врачу. С такой памятью в подлунном мире вам делать нечего, — спокойно проговорил Алукард. — Вы даже не помните, что было неделю назад. — Я... — Арквейд запнулась, внимательнее вглядываясь в лицо незнакомца. Знакомые нотки в его голосе тронули что-то в ее душе. Несомненно, это пародия на Роа... Где-то ей уже приходилось слышать что-то подобное, разве нет? Воспоминания путались, не давая сосредоточиться, и Арквейд смогла только выговорить: — Не понимаю о чем... Алукард фыркнул, увидев, как в глазах девушки проносится волна узнавания. Что-то встало на место в ее голове, и она вздрогнула. — А-алукард? — Ну наконец-то, — удовлетворенно откликнулся Носферату. — Хотя, похоже, у вас еще сохранились кое-какие сомнения, ваше высочество? — Никаких, — весело мотнула головой Арквейд. — Но если вы не прекратите говорить со мной таким тоном, я могу вас неправильно идентифицировать. Теперь с моими силами все в порядке, так что еще один Мраморный фантазм для еще одного Роа я осилить смогу. — Я совсем не против. В конце концов, вы на вверенной мне территории, госпожа, и, если вы помните, все причины, по которым я не трогал вас прежде, исчезли. Кажется, вы упоминали экскурсию к Люциферу... — Вы что, серьезно? — Арквейд помрачнела. — А что, похоже? — вопросом но вопрос ответил Алукард. И расхохотался: — Черт побери. Вы наивнее Виктории. — Зная вас... Так шутить опасно. — Боитесь? — Алукард обнажил острые зубы в псевдопрезрительном оскале. — Ничуть, — Арквейд взглянула на демоническую ухмылку Носферату и кашлянула, пряча собственную улыбку в кулачке. — Ну, разве что совсем немного. В списке возможных противников вы — последний, с кем я бы хотела скрестить свой фантазм. — Не знаю, радоваться или печалиться. Так, говорите, ваши силы вернулись к вам? — Все, что у меня отобрал Роа, — утвердительно кивнула Арквейд. — Потому я и смогла возвратиться. Должна признать, бой с ним истощил все мои ресурсы. Я навсегда бы осталась в Замке, чтобы не превратиться в демона-лорда. — Но почему вы вернулись именно в Лондон? — спросил Алукард, неожиданно нахмурившись. — Вы ведь даже не помнили, что были здесь. — Верно, — задумчиво откликнулась бывшая принцесса. — Не помнила. И даже не думала, что мне удастся вспомнить, — Арквейд лучезарно улыбнулась. — Обычно все воспоминания пропадают во сне. Видимо, дело в том... — Только не говорите, что я вам снился, — издевательски усмехнулся Носферату, а последняя из истинных предков вспыхнула, как школьница. — И не подумаю сказать! — воскликнула она возмущенно. Повисла пауза, в ходе которой каждый обдумывал что-то свое, но, в общем-то, одно и то же. — Ладно, — неожиданно сказал Алукард. — Идем, — он повернулся и направился куда-то быстрым шагом. — Что? Куда? — Арквейд поспешила за ним, стуча каблуками. — Как куда? Домой, в особняк, разумеется. — Но ведь... — Что, хотели опять остановиться в гостинице? — Не оборачиваясь, бросил Носферату. — Ну уж нет, не желаю, чтобы потом из-за вас какой-нибудь очередной безумец со зверинцем съел еще один отель. — Я... — Арквейд, — Алукард резко остановился. — Просто делайте, как я говорю, — посоветовал он. — Хорошо? Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что бывшая принцесса Шинсо кивает в ответ.
