| Genso_Okami | Дата: Четверг, 02.02.2012, 14:00 | Сообщение # 1 |
 Монарх
Группа: Администраторы
Сообщений: 2248
Статус: Offline
| Автор: Lumino
Фандом: Hakuouki
Пейринг: храню интригу до конца)
Жанр: ангст, драма, романтика
Рейтинг: R
Размер: мини
Статус: закончен
Размещение: Только с разрешения.
От автора: Желаю удачи в прочтении сего бреда)
1. fine
Вот и кончилась сказка со счастливым концом,
Вот и стало понятно, кто мне друг, а кто враг,
Кто мне в спину стреляет, но не может в лицо,
Кто мне клялся в любви, а продал за пятак.
Ветер тихонько шевелит волосы, словно утешая, поглаживает по голове. Если закрыть глаза, кажется, что это ты нежно касаешься щек, трепетно целуешь в разбитую скулу. Сакура медленно опадает на землю, и я чувствую медленные поцелуи ее лепестков, что скользят по лицу. В душе будто пепел с пожарища – пустотой и холодом смерти, безразличным серым льдом, который вот-вот скует сердце, а весны не настанет, и опадающая сакура вечно будет здесь…
Стылая земля холодит лопатки, блаженное забытье незримо стоит где-то рядом, дразня, не желая забирать с собой туда, где мир будет честнее, чем здесь. В груди больно, очень больно, и спекшаяся на разбитых губах кровь снова начинает течь, когда я кашляю, захлебываясь и не в силах остановиться. А он сидит напротив и смотрит на меня, безразлично опираясь рукой о катану, глядя мне прямо в глаза, и ненависть, что горит там, заставляет меня задохнуться и прикрыть глаза – такая она жгучая, как раскаленные угли на обнаженной коже.
Ему нравится видеть на моем теле синяки и порезы, и кажется, будто и не он когда-то обнимал меня, шепча слова о любви, касался ладонями лица и щекотал дыханием шею, гладил волосы. И все это – будто страшный сон, из которого нет выхода, когда ты забываешься в кошмаре, откуда невозможно вырваться, и смыкающаяся вокруг тьма с усмешкой запирает тебя в темных водах, и ты захлебываешься, задыхаешься в туманной черной мгле, что держит тебя в своих ледяных руках и насмешливо шепчет: ну что, нравится?..
Он усмехается и склоняется ближе, обдавая слабым запахом крови-меди:
- Ну что скажешь? Тебе ведь осталось совсем недолго, правда? Мы ведь оба это знаем…
***
Все началось тогда, когда я впервые встретил его. Гордый, с прямой спиной, обжигающий горящим взглядом, манящим меня, будто глупую бабочку в самое пекло – он привлекал меня. Зачем, ну зачем мне это было нужно? Может быть, хотелось хоть немного тепла, ласки, осознать то, что я нужен хоть кому-то, что кто-то верит в меня и ждет, знает, что я приду, я вернусь, я не брошу.
Мы исступленно целовались в старом заброшенном доме, и все это было, словно в горячечном бреду лихорадке: тело сгорало в огне страсти, и хотелось прижаться еще ближе, обнять, коснуться щеки и шептать, говорить, кричать – не оставляй, не покидай, будь со мной. Мы встречались на улицах и расходились, словно чужие люди, чтобы ночь за ночью снова встречаться в старом доме, который относился к нам, как к родным: приветственно скрипел старушками-половицами, гладил холодными пальцами сквозняка, подмигивал тусклой лампой. И мы подолгу лежали на футоне, глядя, как луна серебрит листья деревьев, и чувство спокойного безмятежного счастья захлестывало нас с головой.
2. focoso
На дворе снова осень, с неба сыплется дождь,
И мои легионы рассыпаются в пыль.
Я, пожалуй, все брошу, если ты меня ждешь,
Я конечно не ангел, но тебя не забыть…
Зачем все это было? Зачем мы искали этих встреч, что с каждым днем все больше затягивали нас в болото, в гибельные топи страстей. Может, мы просто хотели захлебнуться, задохнуться в этих чувствах? Он ведь тоже был одинок, и нам обоим нужно было знать, что мы не одиноки, что где-то тот, другой, сидит и смотрит на отрешенный лик луны, вспоминая, как ночи назад мы переплетали пальцы, глядя за окно, где серый туман окутывал спящий город.
Мы тонули в потоке чувств и не хотели выплывать на поверхность, разрешая себе, позволяя отбросить в сторону сомнения и невозможность этих отношений. Отношений… да какие отношения? Встречи, просто безмолвные встречи, теплые, манящие поцелуи и пустота вместо слов, пустота, поселившаяся в душе, потому что молчание билось между нами агонией пойманной бабочки и казалось, что жизнь пролетает мимо нас, пустая, истраченная просто так, без единства слов и мыслей, только с одними легкими касаниями и дразнящими поцелуями.
Я не знаю, был ли он счастлив. А я? А я каждую ночь умирал, если был вдали. Плененный своей страстью, я не мог дышать, находясь не с ним, и будто что-то стискивало грудь, когда я видел его днем, и он проходил мимо, не обращая на меня внимания. Всегда только так: он почти пропадает из поля моего зрения, и лишь еле заметный кивок головой – я увидел тебя, я помню, что было вчера.
Я не ведаю, чем это обернулось для него, когда счастливая сказка закончилась и заблудившиеся путники утонули в обманчивых топях, сгинули, не оставив после себя и следа.
***
- Ты ведь помнишь, как говорил мне о любви? – шепот совсем близко – он встал и склонился надо мной. Его лицо расплывалось в пелене боли: кажется, у меня переломали все кости в теле.
- Ты думал, что и правда нужен был мне? – голос захлебывается лающим смехом, и я вздрагиваю, прикрывая глаза.
Да, только такой идиот, как я, мог подумать, что он действительно любил меня. Любил… Раньше я думал, что не способен любить. А теперь?
А что теперь, если совсем скоро меня не станет, потому что сакура опадает умирающими лепестками, что кружатся в неведомом танце над моей головой, и лунный свет обесцвечивает все вокруг, наделяя деревья каким-то призрачным оттенком, потому что тепла было слишком много, и приветственный скрип старого дома по-прежнему стоит в ушах, словно мы и сейчас там.
Я смогу выжить, только если хватит тепла. Но что мне делать, если я сжег все, что у меня было, в ту безумную пору, когда мы любили друг друга, и легкие касания воспламеняли в жилах кровь, заставляли биться холодные гордые сердца? Что делать, когда у меня не осталось, ради чего жить? Если холодное лезвие катаны в один миг перерубило тонкую нить доверия, которой мы были связаны, и холодные безразличные звезды, даже они сочувственно глядят на меня с темного неба?
Мне нечего делать на этой земле, потому что ошибки не прощаются, и не бывает сказок со счастливым концом, а как быть, если наша жизнь и была сказкой, и сейчас она заканчивается, но совсем не так, как должна была?
3. dolce
Я конечно не ангел, но тебя не забыть,
Ты конечно не демон, но не помнишь меня.
Значит, мне возвращаться в дорожную пыль,
Маяки зажигать, если хватит огня…
Мне тревожно – я не вижу его уже несколько дней, теряясь в догадках, пытаясь понять, в чем дело. Старый дом теперь раздражает меня всем: скрипом рассохшихся половиц, запахом пыли и приветственным дуновением сквозняка. Где он, почему не приходит?
Кажется, будто время застыло, время – бесчисленным множеством песчинок, которые никак не заканчиваются, бесконечным потоком скользя по сомкнутым ладоням, время – лунными лучами, скрещивающимися и выхватывающими из тьмы листья деревьев.
Душа – будто маленький потерявшийся ребенок, что никак не может выбраться из лабиринта, отчаянно зовет мать, пытаясь выкарабкаться наружу. Душа в смятении, ее швыряет бурями из стороны в сторону, ее треплет озлобившийся ветер, и деревья будто стонут, заходясь в мучительном крике.
Он возникает внезапно, будто из ниоткуда, и все прекращается, и знакомый запах пыли снова кажется чем-то неотъемлемым, как и шепотки сквозняка по углам.
- Где ты был? – я не встаю, рассматривая его с подоконника, где сижу и курю. Крепкий дым пропитывает легкие, и я чуть закашливаюсь, но все же затягиваюсь снова.
- Дела были.
Короткий равнодушный ответ – будто искра, которая заставляет вспыхнуть все то, что было раньше: злобу, ярость и безразличие ко всему остальному миру.
Наверное, он все же замечает, что невольно обидел меня, потому что подходит и обнимает за плечи, касаясь подбородком головы.
- Ну что ты, я просто очень устал. Мне действительно было сложно выбраться к тебе – знаешь, на какие жертвы я пошел?
Мне это уже неинтересно, и я все же оборачиваюсь к нему и зарываюсь носом в волосы, пахнущие ночной темнотой и тонкими лунными лучами.
Он отстраняется, и на губах его я вижу улыбку:
- И долго же ты меня ждал?
- Каждую ночь.
Он серьезнеет и больше не улыбается, а я стаскиваю с него одежду, быстро, яростно, словно пытаясь восполнить моменты одиночества и тоски, когда казалось, будто я один в этом городе, словно нет и никогда не было того, кто ночами сжимал мои пальцы и жмурился, потому что слишком тепло, все слишком…
Ночь проходит быстро, и ее сменяет то предутреннее время, когда небо еще темно и нет даже намека на рассвет. Он встает и медленно одевается, а я лежу на футоне и смотрю за его четкими действиями, как он перевоплощается из улыбающегося молодого парня в собранного серьезного мужчину.
- Ты ведь вернешься, правда? – спрашиваю, облизывая почему-то пересохшие губы.
- А ты будешь ждать меня? – на лице его нет улыбки.
Отвечаю, проглатывая ком в горле, отдающий горечью полыни.
- Всегда.
4. estinto dolente
Если хватит тепла, переждать до весны,
В темноте зажигая чужие сердца.
Дай мне голоса, ветер подпольной войны,
Чтобы все, что прожито, допеть до конца.
- Почему же ты думал, что я любил тебя? – он молча вглядывается в ночную тьму, ловит лепестки сакуры и кладет их на землю. – Ты ведь знал, что когда-нибудь все это закончится.
Кровавая корка на губах мешает говорить, но я упрямо отвечаю:
- Ты тоже это знал. Но зачем меня убивать?
- Приказ. Прости, ничего личного, - он ухмыляется, а я закрываю глаза, будто пытаясь убежать от ночного кошмара.
Он лгал мне. Он всегда лгал – с самого начала, лгали его губы и руки, поцелуи и прикосновения, в конце концов, ложью была самая любовь его ко мне! Не было ее, этой любви.
Правильно сказал кто-то, что любовь – это поражение.
Только в моем случае, это еще и смерть.
- Неужели тебе не казалось, что все это было игрой? Никогда не замечал?
Слова заставляют дрожать, будто от холода, и я слышу фырканье.
- Какой был, такой и остался. Слабый, никчемный, беспомощный… И куда же делась твоя сила, скажи мне? Ты убивал без зазрения совести, ты лгал и изворачивался, но что случилось с тобой, что ты перестал быть таким?
Я чуть вздохнул – вдох отдался болью в груди. Слова застревали в горле, пробиваясь, точно сквозь плотную преграду:
- А то ты не знаешь.
Он усмехнулся и коснулся моей щеки:
- Знаю. И ты знал, чем это обернется. Но не перестал и не остановился… Мне даже жаль, знаешь ли. С тобой было интересно. А теперь прощай – пожалуй, я достаточно насмотрелся. Но позволь мне одну маленькую прихоть.
Улыбка отдается в моей душе холодом, когда он наклоняется и легонько касается моих губ, а потом встает и поднимает с земли испачканную кровью катану. Лениво встряхнув мечом, он убирает его в ножны и, в последний раз взглянув на меня, произносит:
- Прощай, Чикаге.
Шаги его стихают вдали, а очертания высокой фигуры скрадывает белесый туман. И сердце понемногу будто замедляется, и его удары становятся все реже и реже. Земля под спиной холодеет, и кажется, будто само время постепенно растягивается в бесконечную ленту, что медленно закручивается вокруг моей шеи. Кровь в жилах словно постепенно леденеет, и я прикрываю глаза, проваливаясь в темноту.
- Прощай, Хиджиката…
На грани шепота, еле слышно, проваливаясь в какую-то тьму, наполненную болью и тоской.
Мне грезится, будто тишина нарушается чьими-то шагами, и лепестки сакуры невесомо взлетают вверх, окутывая его фигуру будто туманом.
- Кадзама? Черт!
Кто-то бросается ко мне и падает на колени рядом со мной. Я не различаю черт лица парня, что чертыхается и одновременно рвет на себе что-то, пытаясь перевязать меня.
- Что же он с тобой сделал?
Тьма перед глазами на миг расступается, позволяя четко увидеть лицо того, кто тщетно пытается спасти меня.
- Окита… Соджиро, капитан первого… подразделения шинсенгуми?
Парень поднимает взгляд, полный какого-то сочувствия, и произносит:
- Именно он и есть. Почему он не вызвал тебя на поединок? Почему при тебе нет меча, а ранен ты в спину?
Я снова прикрываю глаза, не чувствуя в себе сил рассказать ему о том, что нас связывало. Я не хочу вспоминать хриплый радостный скрип старого дома, шорох простыней и теплые пальцы на своем теле. Но память услужливо подбрасывает все новые и новые воспоминания: улыбка, черная волна длинных тяжелых волос, похожих на шелк, прекрасные глаза, как ночное небо, раскрашенное синими и черными красками. Я не могу рассказать этому парню о том, как получил записку, что призывала меня встретиться с Хиджикатой здесь, под старой отцветающей сакурой, что со скорбью и облегчением сбрасывает сейчас свои лепестки. Я не поведаю ему сейчас, как получил удар катаной в спину, как Хиджиката разбил мне губы и скулу.
Я не расскажу ему о том, что любил этого жестокого человека. Демон, я любил его!
Только сейчас я словно начинаю понимать, что произошло. Ему все равно. Ему было все равно. Все тело ломит, и болит спина, но страдания глупого сердца еще сильнее. Как можно было отринуть прочь все принципы, как могла закипеть в жилах ледяная кровь?
- Кадзама? Не вздумай помирать тут, слышишь? – голос из заботливого становится недовольным.
- А то… что, Соджиро?
- Я с ним тут вожусь, а ты собираешься все мои старания обратить прахом? Не будь таким неблагодарным, уж изволь!
Тяжело вздыхаю и тут же кашляю, захлебываясь и задыхаясь, и сильные руки поддерживают тело, не давая упасть на землю. Я с размаху сажусь и тут же падаю вперед, прямо в объятия Окиты.
- Зачем ты вообще это… делаешь?
Парень вздыхает и легонько гладит меня по спине. Нет сил, чтобы скинуть руку со спины, и я покорно принимаю непрошенную ласку.
- Я не мог позволить ему убить тебя просто так, тайком. Ты ведь любишь его, но ты выбрал не того.
Повязки останавливают кровь, и я чувствую, что скоро смогу нормально регенерировать. Хочется пойти и убить Хиджикату, потому что сердце горит, сердце оплавляется, и мир переворачивается, потому что то, что раньше казалось незыблемым и единственно верным, превращается в пепел, в мутный серый снег, в умирающие лепестки сакуры, и я рывком встаю, шатаясь, но встаю и опираюсь рукой о плечо Окиты.
- Куда ты теперь? – он спрашивает, и что-то в голосе заставляет меня обернуться. – Ты ведь не сможешь забыть его.
Я долго молчу, прежде чем ответить. Кажется, что дыхание смерти заставило ожившее сердце заново покрыться льдом.
- Смогу. Но, клянусь, я найду его и когда-нибудь убью его под такой же отцветающей сакурой.
Соджи смотрит на меня и в глазах его прячется что-то, какая-то затаенная боль, но я не могу понять, что это.
- Моя благодарность тебе не знает границ, Окита Соджиро, командир первого подразделения шинсенгуми. Обещаю, мы еще встретимся.
Он не дает мне опомниться. Окита быстро подходит ко мне и легко касается губами губ.
- Я буду ждать этого, Чикаге Кадзама.
Я уже, кажется, ничему не удивляюсь. Стоило пережить почти смерть, чтобы не думать о том, почему поцелуй чужого человека заставляет вновь обледеневшее сердце снова трепыхнуться.
- Может быть, Окита.
Поворачиваюсь и иду прочь, в темноту, чуть улыбаясь, а потом мир закручивается вокруг и исчезает цветущая сакура, земля, где осталась моя кровь, и человек, которому я обязан жизнью.
Примечания:
Meno mosso - (итал.) меньше движения
Fine - (итал.) конец
Focoso - (итал.) страстно
Dolce - (итал.) нежно
Estinto dolente - (итал.) угасая с болью
Слова используются в обозначении музыкальных темпов.
|
| |
| |
