| Genso_Okami | Дата: Четверг, 02.02.2012, 19:12 | Сообщение # 1 |
 Монарх
Группа: Администраторы
Сообщений: 2248
Статус: Offline
| Автор: Anzz
Фэндом: Uta no Prince-sama
Персонажи: Дзигундзи Рэн/
Хидзирикава Масато
Рейтинг: NC-17
Жанры: Романтика, Слэш (яой)
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 7 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:Прошли годы, но
судьба снова сводит их...
Что это, если не проклятье?
Публикация на других ресурсах:
Только с разрешения автора
За окнами автомобиля проплывал уже погрузившийся в ночную мглу город. Он бросал на его радостные разноцветные огни быстрый взгляд и снова погружался в изучение бумаг. Дел всегда слишком много, но именно это помогает не думать о том, что в остальном его жизнь наполнена гнетущей пустотой. Впереди его ждет очередной скучнейший официальный прием. Он ненавидит их с детства, но сейчас у него еще меньше возможностей отказаться, чем тогда. Благотворительное общество проводит сбор пожертвований в поддержку юных музыкальных дарований. Да, он не смог не откликнуться на это предложение. Отец бы проигнорировал, а он не смог. В память о… Прошло семь лет с того дня как он закончил Академию Саотомэ. Семь бесконечно долгих лет с того момента, как он расстался с мечтами о музыкальной карьере. Отец был очень доволен этой резкой переменой взглядов. Масато бросил все, разорвал свой диплом на следующий же день после получения, а уже через неделю уехал учиться за границу, избрав себе сферу абсолютно далекую от искусства, но полностью соответствующую направлению их семенного дела.
Сейчас отец тяжело болен, и все заботы о семейном бизнесе легли на его плечи, фактически он стал главой корпорации Хидзирикава. Каждый день дикая, неимеющая конца, гонка за результатом… он оставил себе только это. Достаточно размерено, достаточно предсказуемого, никаких творческих терзаний… И он не сохранил дома ни одного музыкального инструмента, ни одного нотного листа, ни одно записи… саксофона. Вычеркнул. Забыл.
Его он тоже не видел. Собрал вещи и ушел ночью, после того, как его золотоволосый уснул, изможденный безумием страстей. Тогда же по дороге в город он разбил свой телефон. Связь оборвалась. Возможно, Рэн и пытался его найти. Отыскать дом рода Хидзирикава не представляло труда, вот только Масато там уже не было…
Прошло семь лет… Младший Дзигундзи стал публичным человеком, они неминуемо должны были сталкиваться на приемах… не сталкивались… оба референта Хидзирикавы строго следили за этим… он и сам посещал подобные мероприятия как можно меньше.. а будучи вынужден прийти, старался остаться в тени… Возможно, и Рэн теперь избегал встреч…
Машина останавливается у ярко освещенного подъезда отеля. Его встречают и провожают в зал. Все как обычно. Натянутые улыбки. Жадные любопытствующие взгляды. Официальные речи. Он вынужден дожидаться окончания вечера. Аукцион для жертвователей будет проведен только в самом конце.
- Добрый вечер, господин Хидзирикава, - звучит за спиной.
От этого голоса дрогнула рука, и Масато предпочел поставить бокал. С самого начало у него было предчувствие, что не стоило идти на это совершено не нужное его компании мероприятие. Не ответить на приветствие нельзя. Ему приходится поворачиваться. И здесь его поражает два болезненных удара. Младший Дзигундзи… сияет лучезарной улыбкой. Ослепителен. Бесподобен. Как и всегда… Он лишь немного изменился возмужав, от чего стал еще более восхитительным… Словно насмешка для Масато. Смотри, от чего ты отказался, что потерял! Вторым ударом было намертво вцепившееся в его руку милое зеленоглазое существо.
- Добрый вечер, господин Дзигундзи.
Холодные протокольные фразы представления и она оказывается его женой. Пусть сердцу нестерпимо больно, его равнодушное лицо не отразит ни одной вспышки терзаний. За долгие годы лжи он овладел этим умением почти в совершенстве. И испытывающим глазам Рэна тоже ничего не прочитать в его лазури. Боль ушла глубоко. Слишком глубоко. За обменом лживых любезностей не следует ничего. Им нечего сказать друг другу. Во всяком случае, Хидзирикаве нечего. Разговор не получает и они просто расходятся.
У Масато возникает жгучее желание уйти, даже сбежать, хотя бы вырваться из ставшего вдруг душным помещения.
Он уходит на балкон. Здесь темно и безлюдно, все предпочитают яркость зала. Духота не уходит, и он позволяет себе немного ослабить узел галстука.
Ночной город еще гудит и сверкает разноцветными огнями. В воздухе пахнет дождем. Луна грустно и снисходительно смотри на сопротивляющийся ее свету мегаполис. Тучи быстро затягивают небо.
- Я знал, что ты сбежишь сюда.
Этот голос снова настиг его, но теперь Масато не обязан поворачиваться.
- Что тебе нужно, Дзигундзи? – холодно бросает Хидзирикава, даже не удостаивая его взглядом.
- Ты, - просто, но уверено отвечает Рэн.
Он подходит и облокачивается на перила спиной. Так их лица оказываются почти напротив друг друга. Голубые глаза впиваются в золотоволосого. Нет даже проблеска насмешки. Он серьезен.
- Может довольно, Рэн? Просто забудь все, - подавляя начинающие разгораться чувства, произносит Масато.
- Как это сделал ты?
- Так лучше.
- Кому? Тебе? Тебе легче жить в бесконечной лжи? Или иначе ты уже не умеешь? Ты убедил себя, что у тебя все хорошо? Ты во главе процветающей корпорации, дома тебя ждет жена и двое детей… - Хидзирикава вскидывает на него встревоженные глаза. – Да, я все знаю. Вот только я вижу то, чего никогда не заметят другие, даже та, которой ты, наверное, ежедневно признаешься в любви, в твоих глазах холод, потому что в душе боль. Ты все так же одинок. В этом не солжешь.
Масато молчит, устремив взгляд к мерцающим светлячкам зданий напротив.
- Ты убежал - продолжает Рэн, пользуясь его молчанием, - но лучше тебе не стало. Честно говоря, это было похоже на предательство. Ты лгал мне до последней секунды, что все хорошо, а потом просто исчез. Сбежал даже из страны. Вот только от себя не убежишь. Я тоже не смог. Я тоже бросил все. Целый год пытался вырвать это из своей души, но потом понял, что все бесполезно. Правда, за этот год я успел натворить столько безумств… Я даже женился… нет, не на ней. Это моя вторая жена. Она просто очаровательная леди, не так ли? – Хидзирикава одарил его долгим недовольным взглядом. – Что? Не чета твоей? – Масато отвернулся. – Молчишь. Снова молчишь. Опять только молчишь. Ты так и не научился говорить. А я почти разучился играть… Кстати, у приглашенного оркестра я видел саксофон. Пожалуй, стоит стряхнуть пыль с закостеневших пальцев и снова попробовать свои силы, - улыбнулся Дзигундзи, - моя драгоценная так ни разу и не слышала, как я играю!
И оттолкнувшись от перил, Рэн направился в зал.
- Нет! – отчаянно воскликнул Хидзирикава и схватил его за рукав, желая остановить любой ценой.
- Так ты до сих пор…? – тихо срывается с губ Дзигундзи.
Он окидывает балкон быстрым взглядом, хватает Масато за лацканы пиджака, толкает в темный угол, и припадает к его устам огненным поцелуем. Хидзирикава отвечает так же страстно и отчаянно, погрузив пальцы в его волосы. Все это длится лишь несколько секунд. Затем Масато отталкивает своего золотоволосого и, вырвавшись, возвращается к перилам на освещенной части. Его дыхание подрагивает, сердце неистово колотится в груди. Глаза опять устремлены вдаль. Рэн грустно улыбается, подходит к нему и занимает ту же позу, что и в начале разговора.
- Ты можешь убегать от меня хоть всю жизнь, - заявляет Дзигундзи, - я все равно буду тебя настигать. Без тебя моя жизнь не имеет смысла… Знаешь, у некоторых народов есть поверье, что родинка под правым глазом – знак проклятья, которое постигает того, кто был им избран? Ты мое проклятье, – с этими словами Рэн неожиданно сделал то, что хотел сделать всегда, он нежно прикоснулся губами к этой темной отметенке на лице Хидзирикавы, тот резко отшатнулся, глаза блеснули гневом.
- Наверное, оно постигло меня с первого взгляда, - продолжал Дзигундзи, - как только я увидел большие грустные глаза забившегося в угол мальчика и понял, что не только я могу быть бесконечно одинок в толпе.
- Рэн, перестань, - уже тихо просит Масато. – Все это не имеет смысла.
- Мой смысл – в тебе. Первый год я был совершенно потерян. Удивительно, что я вообще не скатился… Дикий разгул безумных страстей… я мстил и тебе, и себе… Но однажды утром я понял, что погубив все, ничего не выиграю, легче не станет, потому что чувства не убить, можно лишь затмить разум. И тогда я обрел цель. Я решил, что, не смотря на то, что ты ушел, я наполню собой твою жизнь. Я буду смотреть на тебя с каждого экрана, с каждого рекламного плаката, с обложки каждого журнала. Я бросился в работу как сумасшедший, и как видишь, преуспел. Мое изображение теперь повсюду, но все это только для тебя, чтобы не дать тебе забыть.
- Это не имеет смысла, - повторил Хидзирикава, - ничего не изменить.
- Я все же сыграю, - решил Рэн. – Прошу тебя, не уходи. Послушай. Можешь остаться здесь, только послушай, - и он ринулся в зал.
Масато накрыл глаза рукой. Его Преисподняя быстро расползалась у его ног, грозя снова его поглотить. Дзигундзи опять вносит ненужный сумбур в его жизнь. Пусть она холодная и почти безрадостная, но уже не такая мучительно надрывная, как раньше, когда душа изо всех сил рвалась к своему солнцу. Ему не хотелось повторений. Ему не хотелось возвращений. Его устраивала могильная плита, возведенная над собственными чувствами. Остались только те, которых было достаточно, что бы исполнять роль успешного бизнесмена и семьянина.
На балкон вырвались звуки саксофона. Масато безошибочно узнал мелодию, та самая, в звучании которой Дзигундзи пытался с его помощью найти неточность исполнения, та сама с которой начались несколько невыразимо прекрасных месяцев их совместного безумства…
Сердце и душа пытались откликнуться, заявить, что горячий трепет еще живет в них, но от этого пробуждения муки только усиливались. Глаза все еще блуждали по силуэтам темных домов, но видели совсем иное: залитую солнцем крышу одного из корпусов академии и одинокого саксофониста на ней… Он играет, но только не для Масато. Все унеслось вдаль…
- Господин Хидзирикава? – вырывает его из задумчивости вежливый голос.
Масато поворачивается. Перед ним служащий отеля.
- Да. Это я.
- Вам просили передать, – и рука протягивает небольшой конверт.
- Благодарю, – роняет голубоглазый.
Оставшись один, он открывает послание. Визитка Дзигундзи. В углу он замечает сделанную рукой надпись: «В 11 отель «Сакура» комната 215».
Рэн ушел, а он был вынужден остаться до начала аукциона. Приобретя первый же лот за весьма внушительную сумму, Масато позволил и себе, наконец, удалиться.
Пошел дождь. Автомобиль стремительно несся по опустевшим улицам прочь из города. Записка жгла ему грудь.
«Какое безумие!» - надрывно билось в голове.
- Остановитесь, - потребовал Хидзирикава, когда решение было принято. – Я выйду, а вы возвращайтесь. У меня еще дела в городе.
Глаза водителя удивленно глянули на него через отражение в зеркале, но служащие рода Хидзирикава привыкли беспрекословно подчиняться и ничего не спрашивать. Основательно вымокнув, Масато поймал такси и полетел в противоположную от первоначального движения сторону. Вышел у одного из высотных домов спального района на окраине города. Он так и не смог окончательно вычеркнуть музыку из своей жизни. В этом доме он снимал студию. Посредине пустой комнаты стояло фортепиано. Он даже не стал включать свет и снимать намокший плащ, сразу погрузился в игру. Пальцы нервно перемещались по клавишам. Музыка отражала смятение его души. Резкие переливы и подрагивание звуков. Отчаянно и негармонично. Обрывки мелодий теснились, быстро сменяя друг друга, как мысли в его голове, пока он не ушел в себя окончательно. Потом мощный внутренний поток направил музыку и она, наконец, полилась во всю силу. Пламенно и почти открыто звучало это признание, но тот, кому оно было адресовано, его никогда не услышит. Бурное излияние немного успокаивало душу. Беснуясь, перегорала боль. Инструмент вторил стонам его сердца и терзаниям разума. От напряженной игры начало сводить пальцы. Теперь он слишком редко играет, только когда эмоции переполняют его. Память терзает воспоминаниями. Он не находит в них радости, напротив, все они как болезненный укор. Что же он сделал со своей жизнью? Почему решил, что избранный кем-то другим для него путь окажется вернее?
Прекратив игру, Хидзирикава достал визитку, порвал на мелкие кусочки и отшвырнул в угол.
Дзигундзи влетел в отель с безумной надеждой, что возможно Масато успел его опередить! Портье не подтвердил этих чаяний, никто не приходил и не искал его. Рэн заплатил за забронированный номер и, предупредив, что его будут спрашивать, ушел наверх.
Время приближалось к одиннадцати. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Он не мог спокойно ни стоять, ни сидеть. Нервно расхаживал по комнате, пытаясь унять горячее волнение.
Одиннадцать пятнадцать.
Одиннадцать тридцать.
Масато нет.
Полночь.
Сердце начинает ныть. Он звонит, что бы узнать, не искал ли его кто-нибудь. Ответ отрицательный.
Дзигундзи прижимается лицом к холодному окну. Тело горит. Он пытается унять странную дрожь. Он не хочет верить.
Двенадцать тридцать.
Разум шепчет, что ожидание бессмысленно, но сердце стонет и не желает принимать этой правды.
Час ночи.
В странной попытке совершить чудо, как заклинатель духов, Рэн проводит свой ритуал: выключает свет, открывает окно и начинает играть на саксофоне, выкупленном прямо на благотворительном вечере у оркестрового музыканта.
Час пятнадцать.
Дождь усилился. Брызги падают на лицо Рэна и стекают по щекам прозрачными каплями, словно слезы…
Стук в дверь. Отбросив саксофон, оглохнув от беспощадного боя собственного сердца, золотоволосый включает свет и кидается открывать. Радостный возглас застыл на губах.
- Простите, господин Дзигундзи, - вежливо произносит служащий отеля, - но у нас не принято музицировать в столь позднее время. Из соседних номеров поступило несколько жалоб …
Рэн отвернулся, его даже немного качнуло… Достал чековую книжку и заполнил два листка.
- Это вам, в качестве извинений за беспокойство, а это, что бы успокоить потревоженных мною соседей. Потрудитесь им объяснить, что играть я продолжу.
На лице коридорного удивление, но суммы достаточны, что бы проявить самое завидное рвение.
Дзигундзи выключает свет, возвращается к окну, возвращается к игре, возвращается к своей непроходящей тягучей боли предательства…
Коридорный осторожно прикрывает дверь.
Час тридцать.
Надежда уходит вместе с силами и музыкой. В душе опустошение и грусть. Снова не понят. Снова предан. Глаза закрываются. Он видимо даже успел уснуть, потому что, когда вздрогнул, понял, что окружающая его реальность изменилась. Что-то происходит. Он переводит взгляд в сторону двери. Медленно движется темный силуэт. Рэн уже ни на что не надеется. Происходящее кажется сном. Человек подходит ближе к окну и позволяет тусклому свету фонаря коснуться своих контуров.
Он…
Он!
С волос ручьями льется вода. Одежда промокла насквозь и обвисла, облепив его фигуру. Неужели он стоял под дождем и слушал…? Дзигундзи продолжает казаться, что это сон. Лицо Масато все такое же холодное и бесстрастное. Хидзирикава тяжело приваливается к стене по другую сторону оконного проема.
- Сыграй еще раз, - просит он.
Рэн подносит саксофон к губам, жарко выдыхает в него и исполняет ту самую, так долго не получавшуюся у него мелодию. Масато выдерживает эту сладостную пытку только минуту. Вырывает из рук инструмент и сам завладевает его манящими устами. Мокрые волосы липнут к лицу Дзигундзи, от пропитанной дождем одежды пробирает холодом, но он задыхается от счастья, ни на что, не обращая внимания. Голубоглазый все же вернулся к нему! Вернулся сам!
Рэн поднимается ему навстречу и начинает быстро освобождать Масато от наглухо скрывающей вожделенное тело одежды.
То, что дремало семь лет, вырвалось наружу. Одурманило, свело с ума, зажгло и переполнило. Стремилось на свободу, стремилось друг к другу. Срывая на ходу одежду, запинаясь и едва не падая, не размыкая страстного поцелуя, они добрались до кровати. Рухнули в поток огненного желания и помчались навстречу блаженству. Они жадно терзали тела друг друга пламенными лобзаниями, прижимались всем существом, сминали покровы кожи, такие нежные, такие сладостные. Но как бы ни были восхитительны ласки, они лишь прелюдия, тела требовали главного. Проникновение. Резко. Страстно. Надрывно. Они оба стонут. Жажда разгорается лишь сильнее. Еще глубже. Еще плотнее. Еще упоительнее. Чувства рвутся друг к другу из телесных оков. Безумная пляска сопряжения. Все мышцы напряжены до боли, тела выгибаются, поддаваясь натяжению жил и именно это делает взаимное движения особенно ярким, бурным и сладостным. Темп нарастает. Возбуждение льется через край. По телам бегут судороги.
Несколько последних ударов и со стоном, потерявшим звук в глубинах хаоса, Рэн выплескивает себя испепеляющими волнами. Силы покидают его мгновенно, такого отчаянного броска в небытие он не совершал еще никогда. Золотоволосый опускается на подушку, поворачивается на бок и увлекает за собой Масато. Рука Дзигундзи проскальзывает между их влажными от пота телами и находит еще пламенеющую желанием взрыва плоть голубоглазого. Пальцы заплясали по извилистой дорожке, разнося по всей поверхности выступившую влагу. Это вызывает у Хидзирикавы еще более чувственный стоны, он почти захлебывается ими. Изнывающему у последней черты хочется плотнее прижаться к так остро вожделенному телу, но это затрудняет движение. Эти противоречивые желания мучают его, но делают все переживания еще острее. Плоть наливается до твердости гранита. Мышцы дрожат. Почти возглас сопровождает финальное сокращение. Толчок. Горячие капли брызгают на обнаженные тела. Масато бьется в объятьях Рэна, отпуская напряжение.
Несколько судорожных вздохов. Последние расходящиеся сокращения и он затихает.
Они долго лежат не шевелясь. Потом Масато отстраняется. Связь размыкается. Дзигундзи поворачивается на живот и утыкается лицом в подушку. Голубоглазый бездумно смотрит в потолок, пытаясь сполна прочувствовать блаженное затухание. Где-то здесь, в этих секундах, в этом хмельном дурмане взаимного удовольствия, кроется его истинное счастье. Он должен успеть разглядеть его и понять, пока все окончательно не поблекло.
Дождь все еще барабанит за окном.
Масато переводит взгляд на Рэна. Кажется, что он спит. Золотые волосы разметались по подушке, и Хидзирикаве снова кажется, что они похожи на солнечные лучи. Это его солнце! И оно опять рядом! Душа, наконец-то теплеет. Он проводит пальцами по шелковым прядям, очень осторожно, чтобы не потревожить сон их бесценного хозяина. И мысль о том, что именно так он хочет провести всю свою оставшуюся жизнь, резкой болью возвращает его в реальность.
Голубоглазый встает и идет туда, где мокрой грудой темнеет сброшенная одежда. Дзигундзи мгновенно поворачивается, в глазах блестит почти ненависть. И все же он успевает подумать, как прекрасен объект его жаркой многолетней страсти, вот таким, обнаженным, в неярком свете, льющемся из окна, изменившийся за все это время лишь еще большей подчеркнутостью своей изысканной гармоничности.
- Опять уходишь? – зло бросает он.
- Нет, – без каких-либо эмоций отвечает Масато, он достает из кармана пиджака телефон и возвращается на кровать.
Рэн садится, словно готовясь кинуться на этого подлого беглеца, если он все же попытается повторить свое предательство.
- Прости, что не смог позвонить раньше, - произносит Хидзирикава в трубку абсолютно ровным, ничего не выражающим голосом, - срочное совещание. Нет. Ничего серьезного. Текущие организационные моменты, просто потребовали немедленного решения. Из больницы не звонили? Мне тоже. Значит все не плохо. Ложись. Не жди меня сегодня. Завтра… вернее уже сегодня у меня встреча. Совещание на выезде. Пока не знаю. Поцелуй за меня детей. До свидания. Спокойной ночи.
«Жена, - догадывается золотоволосый, - он лжет из-за меня жене…» - и радость огненными вспышками отражается в его глазах.
В приливе восторга Рэн пытается его поцеловать, но Масато набирает еще один номер, уходит от поцелуя и опускается на кровать.
- Добрый вечер. Вернее ночь, прошу простить, что беспокою, но возникли непредвиденные обстоятельства, и я вынужден срочно покинуть город. Нет. Нет. Сегодня меня не будет. Нет. Знаю. Все равно не могу. Прошу вас отменить все встречи. Да. Абсолютно все. Да. Я помню. Нет, не могу. Объясните это как сможете. Нет, не смогу. До встречи.
Вздохнув, Хидзирикава отбрасывает телефон обратно в кучу одежды, и снова устремляет взгляд в потолок. Рэн вытягивается рядом с ним. Радость все больше переполняет его. Она уже светится не только в глазах, но и в улыбке.
- Хочешь подарить мне весь сегодняшний день? – жарко шепчет он, склоняясь ко все еще бесстрастному лицу.
- Нет, - отзывается Масато, все так же глядя вверх, - хочу тебя украсть, – на лице Дзигундзи отображается удивление. – Через три часа мы улетаем на моем самолете, - по-деловому спокойно сообщает голубоглазый.
- Куда? – еще сильнее удивляется Рэн.
- На один маленький, затерявшийся в океане остров… совсем маленький и совсем безлюдный…
Вот так. Не спрашивая, не давая время на раздумья и не предоставляя возможности отказаться. Истинный глава корпорации. Он сам все рассмотрел, взвесил, решил и подготовил. Дзигундзи остается только принять. Его планами на этот день даже не пытаются поинтересоваться. Его это забавляет. В этом и есть весь Масато, серьезность подхода до мелочей…
- Интересно, - тянет золотоволосый, - мы там будем дикарями?
- Мы там будем собой, - серьезно произносит Хидзирикава.
Нет, таким задумчивым и озабоченным он ему определенно надоел, в этих остывших глазах снова хочется увидеть пляску страсти и желания.
- Значит,… часа полтора у нас еще есть… - чувственно произносит Рэн и накрывает эти упрямо сжатые губы поцелуем.
|
| |
| |
