- И что теперь будешь делать, великий ученый?! – рассерженной кошкой прошипела леди Хеллсинг, с размаху влепив собеседнику затрещину, от которой тот чуть не покатился кубарем, но вовремя успел увернуться, так что ладонь впустую скользнула по серебристым волосам. – Что нам теперь с ним делать?! – с нотками истерики воскликнула Интегра, падая на колени и прижимаясь щекой к твердой и холодной как каменные плиты груди носферату. – Что стоишь как истукан?! Давай помогай! У него сердце не бьется!..
Энрико лишь с удивлением мог смотреть на то, как бывшая глава Хеллсинга стала сноровисто и ничуть не опасаясь гнева вспыльчивого хозяина деловито расстегивать пиджак, а следом за ним и рубашку, обнажая белоснежную кожу. Сразу видно, кто из них двоих, пусть и похожи они как брат и сестра, делит с вампиром ложе, а кто просто выполняет мелкие поручения. Ну а впрочем, не сказать, что перспектива выполнять приказы не только господина, но и его бывшей владелицы так уж тяготила грезившего о свободе Максвелла. Все-таки сомнительную честь быть любовницей сумасшедшего Князя он предпочитал переложить на плечи протестантке.
- Мы можем выпить его крови и… - вкрадчиво произнесенные слова так и застыли у католика на устах, когда он увидел, каким безумным пламенем гневно блеснули глаза Интегры, которая сейчас, такое чувство, готова была горло ему перегрызть. И пусть мужчина знал, что принципиальная леди Хеллсинг до сих пор отказывается пить кровь не только людей, но и немертвых, он инстинктивно сделал шаг назад и тут же с облегчением вздохнул, когда та вновь склонилась над лежащим в луже крови телом. Какая же она всё-таки дура: так цепляется за своего Алукарда, будто всё никак не может поверить в его возвращение. Сентиментальная идиотка, а точнее просто обычная влюбленная женщина.
Энрико осмотрелся вокруг, прикидывая, где бы можно присесть, чтобы не испачкать одежду пылью и паутиной, да так и остался стоять, с неудовольствием замечая, что единственная более-менее чистая каменная приступка в центре зала, на которой можно было бы примоститься, уже залита стекающей из большого проема в крыше водой. Если бы не эта дыра, то, возможно, реанимировать Высшего и не понадобилось бы. Все-таки вампир, не вампир, а рухнуть на монолитные плиты с десятиметровой высоты было, наверное, неприятно. Поморщившись при воспоминании о неприятном хрусте сломавшейся шеи и треснувшего черепа, Энрико вздохнул, прикидывая, когда же леди Хеллсинг, великий охотник на нежить немертвую, наконец-то поймет, что если сухощавое тело еще не обратилось прахом, то Князь еще жив, а значит, надо просто дождаться, когда он очнется сам. И в этом ему, конечно, поможет – с неохотой Максвелл признал правильность действий леди – кровь, аппетитным ручейком струящаяся с вспоротого аккуратными клыками смуглого запястья.
Но проходила минута, другая, алые капли стекали по всё таким же неподвижным бледным губам, а Алукард даже не думал реагировать на попытки воскрешения. Что же такое происходит? Энрико непонимающе подошел ближе и присел на корточки, с тревогой всматриваясь в заляпанное кровью лицо. Невольная гримаса отвращения скользнула по его лицу: от носферату пахло не только кровью, а еще чем-то паленым. И еще католик с долей суеверного ужаса заметил, как скрючились длинные пальцы, будто когти чудовищной птицы, алое оперенье которой растекалось всё шире и уже почти достало подола разметавшейся по полу женской юбки. Мысль о том, что носферату упокоился, да еще столь странным образом, бывшего искариота ни капли не обрадовала: помирать вслед за хозяином, который по странной прихоти спас его в Лондоне, но до сих пор не успел освободить, Максвеллу не хотелось. Если только…
Осторожно, чтобы женщина не заметила, Энрико потянулся ладонью к луже крови, но не успел и палец омочить, как вдруг был отброшен резким тычком в грудь, да тут же задохнулся, когда на него сверху рухнула взъяренная Интегра.
- Ты что?.. – недоуменный вопрос был заглушен гулким ударом головы о грязные плиты.
- Ты что с ним сделал?! – тонкие, но на удивление сильные для полугодовалой вампирши пальцы впились в его плечи, с силой вновь встряхнув его так, что ошеломленный итальянец, вскрикнув от боли в затылке, случайно, собственными клыками прокусил себе язык. – Отвечай, ничтожество! Что ты с ним сделал, ублюдок?! – каждая фраза сопровождалась очередным рывком и ударом как будто бы уже разбитой головы об пол. А потом Интегра зашипела, не то как дикая рысь, не то как потревоженная гадюка, и впилась острыми ногтями в миловидное лицо. – Отвечай! Что вы делали на крыше?! Какого дьявола!.. - пропыхтела она, возмущенная тем, что ее жертва не продолжила лежать спокойно, стоически терпя наказание, а забарахталась и вцепилась в ее запястья, отводя от лица. А впрочем, мгновеньем спустя наказываемый вскрикнул от боли вновь, когда прицельным ударом лба был разбит так заманчиво выпирающий длинный нос. – Какого черта ты вообще его туда потащил?! Ты всё продумал, папский выродок!.. – неожиданно всхлипнула женщина, судорожно дыша и уже больше по привычке, чем со злости пнув коленом Энрико под ребра. – Или ты мне поможешь...
- Помогу, - невнятно пробубнил Максвелл, сглатывая собственную кровь и жалея, что приказ хозяина о том, чтобы он не смел вредить или перечить англичанке, почему-то действовал до сих пор. – Отпусти, - вновь булькнул он, жмурясь и пытаясь заставить цветные круги в глазах не мелькать так интенсивно. – Там книга, мы… - возмущенный вскрик раздался из мужских уст, когда Интегра, не дослушав фразы, вскочила на ноги и небрежно, будто уже не видела от Энрико никакой пользы, оттолкнула его.
Мужчина сел и, осторожно касаясь пальцами затылка, раздраженно покосился вслед молниеносно поднимавшейся по хлипкой винтовой лестнице протестантке. От крови нос воротит, а вот как пользоваться силой немертвого – так это всегда пожалуйста. Интересно, может, ее Высший своей кровью подпитывает? Это бы всё объяснило, хотя ничуть не уменьшило зависти итальянца: он-то поначалу, пока не проснулись способности, служил новоявленному хозяину как обычный человек.
Отдать костюм в чистку, разобраться с обслугой в отеле, снять квартиру, обставить по вкусу хозяина, найти немертвому красивую еду и всё время тщетно стараться убрать с лица подобострастную улыбку, которая – дьявол! – непонятно откуда сама собой появилась после обращения вместе с почтительными поклонами и желанием услужить. И всё это параллельно с попытками угадать переменчивые капризы вампира, который – была у Энрико гаденькая мыслишка – и сам, такое чувство, не знал, чего он хочет. То прямым текстом велит непонятно зачем развесить зеркала, а потом сам же швыряет своего слугу в насмешливо звенящие осколками стены. Или взять ситуацию с деньгами. Да, у самого Максвелла были личные и тщательно сокрытые счета, но не бесконечны же они, как страсть немертвого к неожиданным переездам.
Порою бывшему архиепископу даже казалось, что немертвый лорд терпит его рядом просто потому, что ему не хотелось заниматься столь мелочными делами, унижающими Истинного вампира. А может, он просто не разбирался в реалиях современной Европы, хотя свои счета, очень внушительные счета у него откуда-то были. И не мог Энрико не ухмыльнуться насмешливо, представляя, что оружие Хеллсингов целое столетие потихоньку обворовывало своих хозяев. Такое поведение для главы Искариота, в течение многих лет педантично и регулярно переводящего небольшие суммы на пару счетов в швейцарских банках, было понятно.
Единственное, в чем Максвелл не мог за десять лет служения быть уверенным, так это зачем он до сих пор был нужен. В постели он Высшего, слава Богу, не интересовал, тот выбирал молодых женщин: от едва созревших и неумелых девиц до напористых и поначалу пытающихся командовать и в постели бизнес-леди - но почему-то всегда оставался чуть недовольным. Будто он что-то искал и не мог найти, порою даже оставляя тело почти нетронутым и отдавая на трапезу своему слуге, не гнушавшемуся подъедать за Князем. А потом очередные минут пятнадцать, пока скинутое с постели остывающее тело не станет упырем, серебряная шпилька, вилка или нож в сердце и в первую очередь закупаемый для каждой новой квартиры веничек с совочком. То-то итальянец еще удивлялся идиотизму некоторых немертвых, которые позволяют выследить себя по недоеденным жертвам. Алукард идиотом не был и явно в случае травли предпочел бы пожертвовать засветившимся питомцем, чем терпеть неудобства вроде розыска по всему Евросоюзу.
Так или иначе, а с появлением леди Максвеллу стало чуть проще: по крайней мере, он перестал рисковать своей шкурой, чтобы привести домой ужин. Теперь хозяин предпочитал охотиться сам, а его мужское вожделение ограничивалось одной смуглокожей среброволосой протестанткой с такими же, как у самого Максвелла сиреневыми после обращения глазами. Честно сказать, мелькала порой у мужчины мысль, что Высший мимоходом пожертвовал пару капель своей крови издыхающему на копьях архиепископу только потому, что тот был похож на хозяйку Чудовища. Или просто желал поглумиться над врагом, напоследок превратив в тупого упыря, да не учел, что для некоторых священников понятие целибата было не пустым звуком. Это потом уже было почти что бегство из взрытого взрывами и кишащего упырями Лондона, во время которого Энрико и сам не знал, куда его тянуло. Он не знал, как он сумел преодолеть пол-Европы, не знал, кто или что его вело, но сумел выжить, сумел учесть ошибки всех немертвых, коих его отдел уничтожал сотнями. Он добрался до цели, чтобы тут же получить ленивую оплеуху, от которой покатился кубарем. Мол, долго добирался. О том, что было бы с ним, если бы он добрался быстро, Максвелл старался не думать. Голодный вампир - это одно. А голодный и истощенный шестисотлетний вампир – это совсем другое. Отъедался Высший месяца три, педантично выбирая чернявых и темноглазых южан и не гнушаясь туристами, коих в румынских землях всегда было в избытке.
Дата: Воскресенье, 20.11.2011, 16:55 | Сообщение # 2
Монарх
Группа: Администраторы
Сообщений: 2248
Статус: Offline
Продолжение:
- Не спи! Хватит мечтать! – метко брошенная мокрая книга в мягкой обложке с хлопком шлепнулась о лоб задумавшегося Энрико и упала ему на колени, оставив на светлых брюках некрасивые темные пятна. – Что в ней? – каблучки не застучали дробно по винтовой лестнице, потому что Интегра не сбежала, а спрыгнула вниз, умудрившись приземлиться мягко и почти беззвучно. Если бы не на миг прекратившиеся раскаты грома он бы и этого негромкого скрежета подошв о камень и шлепка ладоней об пол не услышал. Как и у любого молодого вампира, способности просыпались в стрессовой ситуации. Например, у Энрико внушение впервые сработало при встрече с полицейским, который что-то заподозрил и настойчиво требовал проследовать в участок. Правда, было это – католик завистливо покосился на леди – только после пяти лет службы.
- Это записи, - быстро начал мужчина, уворачиваясь от пинка под ребра, - Виктора… А где записи?! – ошарашено моргнул он, пялясь в открытую на закладке страницу и понимая, что дождь сделал свое дело и теперь вместо четких указаний и схем перед ним лишь заляпанная черными разводами бумага. – Камин! Надо высушить! – метнулся он в сторону единственной приведенной в порядок комнаты, в которой, конечно же, размещалась спальня Хозяина, пусть и вместо роскошной мохнатой шкуры перед огнем лежал казавшийся совершенно неуместным в атмосфере полуразрушенного замка обычный надувной матрас. О том, что если бы не прихоти леди, то и не таскал бы он это походное ложе, Энрико не думал, осторожно поднося к огню тетрадь и с отчаянием понимая, что не успел. То, что минуту назад еще проглядывало сквозь воду, уже расплылось.
- Чья это тетрадь? – наверно, лучше бы она злилась, потому что эти холодные нотки и угрожающий взгляд он уже научился различать.
- Виктора Франкенштейна. Здесь его записи по оживлению… - договорить Максвелл не успел, в последний момент метнувшись в сторону и перекатываясь через матрас. – Я не вру! – возмущенно воскликнул он, уворачиваясь от рассерженной протестантки. – Это его замок, Князь хотел провести опыт!.. – еле сумел выдохнуть он, когда тонкая ладонь стиснула его шею, а его самого словно куклу вздернули вверх. Точно поит. Мысль утвердившегося в своих сомнениях Энрико была обреченной и сопровождалась свистящим сипением, когда он с паникой понял, что даже вампирам необходим воздух. – Мы настраивали… - почти беззвучные слова, перешедшие в некрасивый хрип, сопровождались нервной дрожью скребущих по стене длинных ног. Католик задыхался, уже не чувствуя ни боли в шее, ни страха перед взбешенной леди Хеллсинг.
«Истеричка…» - про себя выдохнул он миг спустя, когда его как куль уронили на пол, выдрав из ладоней тетрадь. Потирая шею и жадно хватая воздух, итальянец неприязненно покосился на хмурившуюся женщину, которая перелистывала страницы, что-то проговаривая вполголоса.
- Пойдем, - резкий рывок за шкирку, будто он был не способен сам встать на ноги. А может, и не смог бы – перед глазами до сих пор плавали черные мушки. - Итак, что именно вы делали? В чем суть эксперимента?
- Не знаю, - раздраженно буркнул Энрико в спину быстро направившейся обратно в лабораторию женщине и тут же осекся, с усталостью осознавая, что сейчас его опять будут убивать. Быстро, но мучительно. Или просто покалечат, если медленно-медленно повернувшаяся к нему Интегра хотя бы на минуту сдержит плещущуюся в заалевших глазах ярость. – Я не знаю немецкого, хозяин сам читал! – выпалил отшатнувшийся католик, понимая, что через пару секунд любые аргументы будут уже бесполезны. А леди точно надо питаться чаще, она явно не может себя контролировать, когда злится. – Мы только успели на крышу подняться и тут молния, - о том, что в момент удара Алукард поправлял покосившийся громоотвод, который был неправильно закреплен непривыкшими к такой работе руками промокшего, а потому и не слишком старающегося слуги, он умолчал. Как умолчал о том, что схема закрепления металлических штырей была ему понятна и без знания языка, так что Высшему вовсе не обязательно было вообще подниматься на крышу.
- Пойдем, - неосознанно зажмурившийся Максвелл приоткрыл на пробу один глаз, а потом и второй и расправил плечи, следуя за Интегрой. - Будем оживлять трупы, - и было что-то очень недоброе в этом тоне, отчего мужчина почему-то пожалел своего господина, который так и лежал на полу, широко раскрыв остекленевшие глаза, совершенно безучастный ко всему, даже к потокам заливавшей его воды, уже размывшей кровавую лужу вокруг неподвижного тела.
- Как? – этот вопрос Энрико задал больше автоматически, чем действительно интересуясь. Тетрадь же всё равно испорчена, а о процессе создании Монстра Франкенштейна он знал только по старому, еще черно-белому фильму да по несчетному количеству пародий. То, что кто-то вообще, особенно здравомыслящая леди Хеллсинг, решится делать что-то подобное, было полнейшим бредом, бессмыслицей. А впрочем, он сам не является ли такой же бессмыслицей с точки зрения официальной науки?
Пропустив мимо ушей процеженный сквозь зубы и не самый приличный ответ, мужчина послушно начал выполнять то решительно, то неуверенно произносимые команды. Перетащить и уложить тело на что-то не очень похожее на растиражированный в фильмах операционный стол – ту самую приступочку, на которую он хотел, но, к счастью, не сел. Содрать паутину и остатки ветоши с чего-то громоздкого в самом дальнем углу, похожего на аппаратную панель с двумя большими рубильниками, которые они с Интегрой, не совещаясь, от греха подальше пока не стали трогать. Подняться наверх и под бдительным оком леди, не позволявшей опасливо косившемуся на небо слуге даже при вспышках молний прерывать работу, поправить злосчастные громоотводы. Распутывать какие-то цепи, которые, видимо, и служили чем-то вроде проводов. Но даже то, что мало-помалу начала вырисовываться более-менее четкая картина того, как будет проходить эксперимент, тревога не хотела оставлять Энрико. Он, конечно же, не моргнув глазом, признался бы, что опасается за существование носферату, но на самом деле он более всего боялся, что пребывавший в чем-то вроде комы хозяин упокоится окончательно, забрав и его вслед за собой на другую грань небытия.
- А может, не надо? - набравшись смелости, он перехватил тонкую ладонь, которая уже хотела обмотать конец одной цепи вокруг запястья вампира. Ремни давно уже истлели, а судя по количеству цепей (ровно пять штук) их нужно было крепить к конечностям и голове. По крайней мере, в фильме делали что-то похожее. – А вдруг мы его убьем? – пояснил он нахмурившейся женщине, которая – и в этом он не ошибся – уже думала о таком варианте событий. – Может, как-то иначе? Кровью…
Договорить он не успел, потому что неожиданно сверкнуло с такой силой, что он неосознанно зажмурился. А потом – мужчина и сам не понял, что произошло – они с Интегрой оказались метрах в трех от стола, на котором… На котором дернулся всем телом и недовольно что-то простонал носферату, с трудом, будто каждое движение подрагивающей руки требовало огромной затраты сил, скинувший со своей груди цепь. Это они всё время работали с включенными рубильниками?! При мысли о том, что его самого, пока он возился, могла поджарить первая же захваченная молния, Энрико чуть не стало дурно. Да и дышать до сих пор было больно и тяжело, словно весь кислород в воздухе был выжжен за ту долю секунды между так и замершим на его губах вопросом и вспышкой.
- Он живой! Живой! – восклицание в духе классического безумного ученого раздалось под гулкими сводами, а сияющая Интегра, лишь на миг от нахлынувшего восторга стиснувшая своего помощника в объятьях, уже вскочила на ноги и подбежала к столу, чтобы… - Придурок! Идиот полоумный! - звонкая пощечина оставила на бледной щеке розоватый след. – Эксперименты они ставили, Эйншейны недоделанные! А если тебе в следующий раз вздумается проверить, убьет ли укус оборотня вампира, ты тоже проведешь эксперимент?! И тоже пойдешь ловить в полнолуние какую-нибудь вонючую псину?! Трупы они вздумали оживлять! – гневное восклицание сопровождалось еще одной пощечиной, а потом Интегра лишь со злостью ударила приподнявшегося, но тут же рухнувшего обратно на стол вампира по обожженной груди ладонями и прижалась к нему, не замедлив напоследок, в качестве точки, ткнуть кулачком под ребра. И не видела она, как удивленное лицо ничего не понимающего Алукарда на миг стало таким же задумчивым, как в тот день, когда он узнал, что именно эти развалины суеверные местные жители обходят стороной, называя проклятым замком Франкенштейна.
