- Вы ещё не нашли его? Голос был холоден, как январский ветер, свистящий над горными вершинами. Его обладатель скрывался в широкой полосе тени. Только глаза, яркие, пугающие, светились в темноте голодным огнём безумия. Ладонь, открытая для обозрения, лежала на подлокотнике широкого старинного трона. Она была необычайно хрупка и бледна. На пальцах мягко переливались разными цветами драгоценные камни перстней и колец. Удивительно длинные ногти мягко постукивали по плотной ткани обшивки, словно играли какую-то неторопливую мелодию.
- Итак, полагаю, что меня снова ждёт разочарование. Вы опять готовите мне отрицательный ответ? – с претензией на печаль мягко заметил человек, сидящий на троне. При этом он не сделал ни единого движения, даже не повысил голос. Только коготь как-то особенно чувственно скользнул по ткани, и та послушно порвалась под его пальцем. Некоторые из присутствующих ощутимо вздрогнули. Правитель мог оставаться на месте, даже и не смотреть на них, но тёмная аура, окружающая трон, расползалась подобно зловонному газу. Каждый чувствовал на себе взгляд неестественно вытянутых чёрных зрачков, и до безумия боялся. Ведь неудовольствие правителя грозило каждому в этом зале. И, тем не менее, никто не решился нарушить зловещую тишину, воцарившуюся в комнате.
Дверь сбоку от трона распахнулась без единого звука, но все словно почувствовали, что опасность только увеличилась в размерах. Проницательные глаза скользнули по проёму. В нём стояла девушка лет семнадцати в тёмном платье служанки. В руках она держала поднос с разнообразными кушаньями, который слегка дрожал. Было видно, что девушку сотрясала почти неконтролируемая дрожь. Глаза, скрытые в тени трона, угрожающе сощурились. Девушка мелкими, робкими шагами прошла к трону, сделала поклон, почти коснувшись макушкой ковра, и подняла поднос, словно показывая цель своего нахождения здесь. Оставив поднос на столике рядом с троном, она кинула один единственный взгляд на человека, сидящего на нём.
Резкого замаха она уже не увидела. А через секунду залу огласил хлёсткий звук пощёчины. Девушка упала навзничь. На её щеке расползалось красное пятно. Из трёх глубоких порезов уже сочилась кровь. Над ней возвышался высокий человек с неестественно-бледной кожей, чёрными, сальными волосами и глазами, взгляд которых заставлял всю свиту трепетать. Его внешность могла внушить уважение лишь змеям, ведь, не зря его зовут «змеиный император». Служанка даже не посмела вскрикнуть: она немедленно склонилась перед ним в подобострастном поклоне, пряча лицо за волосами. Незаметно она повернула лицо так, чтобы скопившиеся капли не испачкали хозяйского ковра. Ворот рубашки окрасился в алый. Ноздри правителя возбуждённо затрепетали, словно он был хищником, почуявшим добычу. Из тени послышалось тихое, угрожающее шипение. Девушка ужаснулась: послышалось ли? Император кинул на неё взгляд, полный презрения, и шипящим голосом произнёс, возвращаясь в тень трона: Прочь. Девушка с поклонами ушла через ту же дверь. Закрыв её за собой, она облегчённо вздохнула. Конечно, она уже давно здесь служила и понимала, как же ей повезло, что император сегодня был не склонен к наказаниям. Иначе мать, старая, больная, которая только и надеялась, что на помощь дочери, никогда не увидела бы её живой. Чиновники могли облегчённо вздохнуть: эта служанка только что сбила первую волну гнева. Но они знали, что это не надолго. Даже когда правитель был всего лишь наместником, они боялись его гнева, как огня. Ведь, огонь сжигает всё на своём пути. С длинных когтей на распоротую обшивку лениво стекали алые капли…
Глава 1. Бездомный, безымянный…
Дождь грубо стучал по соломенным крышам домов в деревне на окраине большого леса. Деревья стонали от безжалостных порывов ветра, которые сгибали их кроны практически к самой земле. Ветви хлестали из стороны в сторону, и в воздушном потоке крутились в замысловатом танце их листья. Небо казалось чернильной карикатурой на гнев богов, настолько разнообразными были его оттенки, которые переливались от чёрного до белого, не минуя серый, бурый и синий. Никогда ещё природа так не бесновалась: казалось, что это не простые капризы взбалмошной природы, а настоящая война. Только кому она объявлена?
Тяжёлые капли с едва слышным шипением падали на тёмную гладь лесного озера и растворялись в ней, оставляя после себя круги, которые почти мгновенно расползались, освобождая место для новых капель. Небо поминутно рассекали яркие вспышки. Казалось, под действием разветвленных линий оно треснуло, а гром был звуком от падения на землю его осколков, которые немедленно растворялись.
Вдруг яркая вспышка выхватила из темноты фигуру молодого юноши. Это длилось всего какое-то мгновение, и он тут же снова исчез из поля возможного зрения. Медленно, хватаясь руками за шершавые стволы деревьев и оскальзываясь на раскисшей от дождя земле, он брёл на тихое шипение, исходящее от озера. С каждым шагом облачко пара вместе со слабым всхлипом вылетало из полуоткрытых губ юноши. Он насквозь вымок, длинные волосы липли к лицу и шее, закрывая обзор. Батистовая рубашка с высокой горловиной нисколько не мешала жестоким порывам ветра скользить по бледной, аристократичной коже, заставляя юношу дрожать от холода.
Он с трудом поднял голову и посмотрел вдаль, туда, где между просветов деревьев лежала стеклянная гладь озера. Правда, сейчас от привычной ровной поверхности ничего не осталось. Молодой человек выдохнул порцию облегчения вместе с воздухом, трясущейся ладонью поправил мокрый локон, прилипший к лицу, и сделал несколько робкий шагов в сторону озера. Его губы шептали «ещё чуть-чуть, совсем немного». Несколько шагов, и ноги юнца подогнулись. С тихим вскриком он упал на мокрую землю. Он лежал на раскисшей земле, пытаясь подняться, однако мышцы слушались его с трудом. Стоило приподняться на руках, как они подгибались, и он снова падал в грязь. Он проделал такой большой путь, что больше не мог двигаться. С трудом перевернувшись на спину, он посмотрел на небо. Прозрачные капли падали ему на лицо и стекали вниз. Со стороны могло показаться, что это слёзы. Юноша не делал попыток убрать влагу, светлыми дорожками падающими на шею. Он просто смотрел и любовался тем, как же красиво яркие вспышки освещают чернильные разводы неба.
В ту же секунду молния с грохотом вонзилась в ствол рядом стоящего дерева. Треск ломающейся древесины заглушил отчаянный крик юноши, а в следующую секунду каскад из ветвей, сучьев и листьев накрыл его с головой.
Солнце пробивалось сквозь переплетённые ветви деревьев и играло в интересную игру света с каплями, которые покорно замерли на листьях. Сотнями оттенков они переливались, искрились, светились, словно соревновались в красоте. Но вот широкая ладонь отклонила ветви в сторону, и капли осыпались вниз маленьким дождиком, разбившись о камни и впитавшись в землю. Изумрудные листья оставляли мокрые следы на руках и одежде человека с тёмными прямыми волосами. Он ругался и честил силы неба и погоды каждый раз, когда новая порция брызг при движении попадала на лицо, минуя шляпу, которую он одел именно для этого случая. В итоге он устал вытирать влагу и позволил капелькам росы стекать по лицу и широкому волевому подбородку. Он сделал шаг вперёд и едва не упал, поскользнувшись на раскисшей от влаги земле. Но он успел ухватиться за плечо человека позади и, неловко взмахнув руками, сделал в воздухе некое подобие пируэта. Сзади кто-то весело засмеялся, остальные подхватили: они нечасто видели своего глашатая в таком комичном виде.
Мужчина чувствовал себя неловко, даже, возможно, покраснел, но под слоем копоти и грязи на лице это было не особо заметно. Приняв приличное положение, он, как ни в чём не бывало, засмеялся и потрепал друга, за которого ухватился, по плечу. - Спасибо, Асума. - Да ничего, - ответил он, потирая плечо. Всё-таки хватка у мужчины была воистину железная. Группа деревенских мужчин пробиралась к озеру. Они искали особые травы, которые лучше было собирать как раз после дождя. А по берегам водоёма всегда можно было найти множество полезных растений.
Медленно, осматриваясь по сторонам, словно впервые, они друг за другом следовали всё глубже и глубже в лес. Наконец они нашли цель своего раннего визита в лес. Озеро сейчас выглядело на редкость спокойно, умиротворённо. Ничто не нарушало его глади, утренний туман пластами витал над водной гладью, листва, вырванная ветром, слоем усеивала берега, как один сплошной ковёр.
Зачарованные красотой и умиротворённостью этого места, они не сразу принялись за работу, но время уходило, и им ничего не оставалось, как последний раз с наслаждением вдохнуть сладостно пахнущий воздух и начать работу. Постепенно они уходили друг от друга всё дальше и дальше, рассеиваясь по берегам. Они склонялись над мокрыми кустами и искали среди них те, которые были нужны. Голубые цветы и бутоны они складывали в сумки, которые висели у них на поясах.
Глашатай как раз убрал в сумку последний бутон с куста и поднялся с колен, когда к нему подошёл молодой мужчина лет тридцати пяти с чёрными жёсткими волосами, который по дороге помог ему, подставив плечо. У него чуть подрагивали руки, пытаясь дотянуться до кармана, в котором были спрятаны сигареты. - Тсукури-сан! - Да? Что такое, Асума? - Там дерево упало. Его древесину можно будет использовать. - Думаешь? Пошли, посмотрим. Они прошли по берегу. На северо-западной стороне и, правда, лежало дерево. Оно было довольно большим, старым, если не сказать, древним. Судя по всему, ночью в него попала молния. И этот вид древесины очень ценился изготовителями домашней утвари. - Не получится. Оно размякло от влаги. Видишь? – мужчина постукал ладонью по стволу, и на ладони остался влажный след. Он стёр следы, привычным движением обтерев руки о штаны, и повернулся к работникам, которые уже выстроились в цепочку, чтобы идти обратно. - Готовы? Пошли.
Он развернулся и спустился вниз по склону, встав в самый конец цепочки. Асума уже возглавлял цепочку и вёл их обратно. Тсукури обернулся и кинул взгляд на дерево. Ему показалось, что сквозь поваленную крону он видит что-то странное. Цвет так не сочетался с буро-зелёным маревом леса. Казалось, что это… Ками-сама, неужели, не показалось? Мужчина подошёл и склонился над ветвями, всё ещё не веря в то, что видит. Но нет. Это не утренний туман и не дымная обманка, нет. Он видит перед собой тонкую ладонь.
- Эй, все сюда. Тут человека деревом придавило! – крикнул он, чувствуя, как сердце пустилось бешеным галопом. Несколько человек обернулись и посмотрели в его сторону, но он уже не ждал. Склонившись над длинными ветвями, он попытался приподнять их. Однако они были слишком тяжёлыми, чтобы в одиночку сделать хоть что-то. Вместо этого он обхватил ладонь, которая оказалась безумно холодной, и потянул на себя. К удивлению, она довольно легко поддалась. Тсукури поднялся и с силой потащил тело из-под ветвей. К этому времени все уже поняли, что это не шутка, и подбежали к глашатаю, громко переговариваясь между собой. У кого-то оказался с собой небольшой топор, и Асума, у которого были довольно сильные руки, первым взял его и с силой опустил в древесину.
Около получаса они посменно работали топором, выуживая миллиметр за миллиметром человеческое тело. И вот они, вытирая со лбов пот, склонились над молодым юношей, которого с таким трудом удалось вытащить из-под дерева. Все только и могли гадать: и как этот юнец оказался там, под деревом, после такой чудовищной грозы? Но ответить мог им только сам мальчик, потому оставалось лишь ждать. Тсукури склонился над мальчиком и убрал длинные прядки волос, намертво прилипшие к рубашке. Его ухо коснулось мокрой ткани. Он шикнул на тех, кто попытался что-то сказать: сейчас ему нужна была абсолютная тишина. Хотя шансов на то, что после такого кто-то мог жить, он всё же надеялся, что незнакомцу в этот раз повезёт. Тишина показалась ему невыносимой, но вот он ощутил едва уловимый стук прямо под ухом. Это было что-то такое, что улавливалось скорее сознанием, но он был очень рад, ведь это означало хотя бы одну хорошую новость. Кивнув ожидающим ответа друзьям, он услышал удовлетворённые и облегчённые вздохи. Это, пожалуй, было для него лучшей наградой.
Парнишка не приходил в себя. Температура его тела была пугающе холодной. Лицо бледнее смерти. Он был весь в грязи и листьях, лицо всё изрыто мелкими царапинами, в которых капельками сочилась кровь. Вероятно, от смерти его спасло то, что упал он в низину. Именно поэтому дерево не раздавило его насмерть.
Собравшись с духом, он поднял парня на руки, словно жених невесту. К его удивлению, никто и не подумал смеяться. Все спокойно встали позади. Только Асума прошёл вперёд, чтобы помогать прокладывать дорогу между мокрых сучьев и ветвей. Тсукури посмотрел на мальчишку в руках. Тот, на удивление, был лёгким, словно почти ничего не весил, холодным, словно пролежал здесь не летней ночью, а январской, и бледным, словно увидел приведение. Лицо мальчика было красивым, немного женственным, черты были благородными, классическими. Такие в их деревне появлялись редко. До деревни дошли быстро. Видимо те, кто шли позади уже успели разнести новости по всей деревне, судя по тому, с каким интересом и беспокойством на них поглядывали. Жизнь в деревне событиями не богата, а тут такое…
Асума отправил дельцов по домам, а сам пошёл вместе с глашатаем к нему в дом. Он находился на холме, чуть в отдалении от долины, где находились остальные домики. Дома располагались в деревне так, чтобы у каждого был свой небольшой участок земли, который они могли обрабатывать. Этим люди жили. А лекарственные растения они собирали для того, чтобы зимой помогать друг другу, если кто-то заболеет.
До того, как их глашатаем стал Кано, всё было совсем иначе. Глашатай не заботился о жителях, им приходилось самим выживать. Хотя император был великодушен и доброжелателен, благополучие деревни во многом зависело от сил самих крестьян. А глашатаю ничего не нужно было, кроме денег и власти. Потому жители были благодарны, когда Кано занял место глашатая. Жизнь наладилась и стала более надёжной.
На пороге их уже ждала женщина средних лет в чёрном чепчике поверх гривы каштановых волос. Если судить по тому, с каким рвением она крутила в ладонях большое старое полотенце, новость успели сообщить и ей. Увидев мальчика в руках у мужа, её глаза расширились, а полотенце закрутилось ещё сильнее.
Шёпотом, словно боясь нарушить сон найденного юнца, она сказала: Пойдём в дом. Я приготовила ему кровать. Прошли внутрь, Асума прикрыл за собой дверь. Дом был не очень большим, но комфортным. Глашатай мог позволить себе небольшую роскошь, но Кано презирал богачей, которые заботились только о себе и своих удобствах. Потому обстановка была довольно скромной: в гостиной стояли два старых разномастных кресла у покрытого копотью и грязью камина, обеденный стол со стульями, два шкафа с домашней утварью и посудой, и мойка.
Минуя гостиную, все прошли во вторую комнату. Она была не такой большой, убранство ограничивалось тремя кроватями, тумбой, на которой одиноко стояла восковая свечка на блюдце, несколькими деревянными игрушками, старым, почти древним, сундуком и тазиком воды, от которой шёл пар. Таз был принесён заботливой хозяйкой специально для гостя.
Положили мальчика на кровать, застеленную старым лоскутным покрывалом. Он тихо вздрагивал, но глаз не открывал. Женщина смочила полотенце в воде и несколько раз аккуратно прошлась им по лицу, убирая застывшие капельки крови и грязевые разводы. Когда она закончила, мальчик стал выглядеть уже более пристойно. Теперь щёки хозяйки покрылись лёгким румянцем смущения: мальчик показался ей похожим на девушку. Такие тонкие, благородные черты, хрупкие кисти, длинные волосы.
Потом его переодели в длинную чистую рубашку. Женщина как раз склонилась над ним и прикоснулась ко лбу полными губами, чтобы проверить температуру, когда в дверь постучали.
- Асума, пожалуйста, открой дверь. Это, наверное, Цунаде-сама идёт. Я попросила её принести настойки с травами, чтобы помочь ему. Цунаде – это целительница их деревни, которая очень много знала о целебных лекарствах. Однажды она встретила императрицу, и она пожаловала ей бессмертие. Говорили, что ей больше шестидесяти лет, хотя выглядела она едва ли на тридцать.
Мужчина кивнул и с явным облегчением покинул комнату. Кано не удержался и хмыкнул: ещё не покинув комнату, друг потянулся за заветной пачкой сигарет. Вроде, простой земледелец, а сигареты у него были всегда, сколько Кано его помнил. - А где дети? – спросил он у жены. - На рынок пошли. Вчера потрудились на славу, собрали четыре корзины ягод. - Да, урожай в этом году будет хороший, - без особой уверенности в голосе ответил Кано, - но меня очень беспокоит ливень, который был вчера. Если такое повторится, река может выйти из берегов. - Так начните строить дамбу. - Для этого нужно разрешение наместника. А я не могу уехать, оставив деревню. Скоро придёт жаркое время, и вместе с тёплыми дождями придут кьюби. Жена вздрогнула. Кьюби – это дикие животные, похожие на лис. Но они имеют огромные размеры, длинные когти и в зависимости от возраста несколько хвостов. Они смертоносны, несут за собой панику, ужас. Ведь они питаются человеческой плотью и могут уничтожить целые селения. - Не расстраивайся, - мягко заметил Кано, глядя на мальчика, - я уверен, что всё будет хорошо. Его жена, Сайю, кивнула и робко улыбнулась. Уголки её губ чуть подрагивали, потому что внутри она не чувствовала той уверенности, которая была в словах и сердце мужа. Почему-то ей казалось, что всё хорошо не будет.
В детстве мать рассказывала ей о том, что сильнейшие ливни и снегопады бывают тогда, когда боги гневаются на правителей, или когда те умирают. Смерть императора – это всегда большое горе для всех жителей страны, ведь следом за этим прискорбным событием обычно проходит новая междоусобная война. И всё абсолютно бессмысленно, ведь власть правителю даёт небо, и изменить что-то люди не в силах. Было много глупцов, которые пытались изменить эту волю, считая себя более достойными, но ещё ни один из них не дал своей стране ничего кроме крови и смертей. Наверное, потому правителей, наместников и высших чиновников наделяют бессмертием. Нарушить его способно только специально сделанное оружие.
Вернулся Асума и передал большую склянку с плотной крышкой. Сайю раскрыла её и закашлялась: мазь пахла так сильно, что даже глаза слезились. Сайю бесстрашно зацепила мазь на ладонь и приподняла рубашку. После четверти часа активных растираний, она с головой укутала мальчика покрывалом.
Кано и Асума ушли: нужно было сообщить радостную новость остальным и продолжать работу. А Сайю осталась у кровати, следя за температурой юнца. Сейчас она могла чуть-чуть отдохнуть. Взяв в руки несколько сшитых старых лоскутков, она стала сшивать их, чтобы в итоге получить ещё одно покрывало. Пока она была занята работой, мальчик потихоньку стал приходить в себя…
РОV.
Вдох. Лёгкие обжигает болью, а руки покалывает лёгкой дрожью, словно маленькие иголочки впиваются в кожу. Хочется дёрнуться в сторону, уйти от прикосновений боли, но тело отказывается подчиняться. Словно я не его владелец.
С колоссальным трудом удаётся приоткрыть глаза. Сквозь мутную пелену с трудом угадывались какие-то нечёткие образы и линии. Несколько раз моргнул: картина чуть прояснилась. Неровные линии оказались деревянным потолком, местами основательно прогнившим или затянутым нитками паутины. Яркие танцующие блики оказались светом из-за окна рядом с изголовьем кровати. Странно, судя по всему, я лежу в кровати, но я не помню, как ложился.
Следом за пониманием приходят закономерные вопросы: где я, как здесь оказался, почему в таком положении? Вопрос, не менее важный, почему такая боль сопровождает каждый вздох, вырывается хрипами из груди. Но произнести его внятно всё равно не получается. Попытка подняться, или хотя бы повернуться на другой бок стоила мне несколько пропущенных ударов сердца и новой боли в области рёбер.
Но вот я смог повернуться. Взору предстала небольшая комната с тремя кроватями. Я в ней никогда не был, обстановка была незнакомой. На стуле напротив сидела женщина лет двадцати пяти с тёмными волосами до пояса. На голове у неё был домашний чепчик, который мне почему-то показался смешным. На теле платье свободного покроя для деревни цвета спелой черники. Глаза тёмные, но яркие, плотные пухлые губы. Женщина что-то шила. Игла быстро скользила по пальцам и пропадала в складках какой-то несуразной ткани. Она что-то напевает, так мягко, еле слышно. Закрываю глаза: перед взором пляшут диковинный танец цветные круги. Интересно, кто эта женщина? Вторая попытка сесть была более осмысленной и осторожной. Женщина, наконец, заметила, что я двигаюсь, охнула и подлетела к кровати. Шитьё упало на пол, в плотный слой пыли. - Ты очнулся? Вот молодец, аккуратней. Ты ещё слаб. Она помогла присесть на кровати. Руки у неё были такие тёплые, нежные. - Здравствуй. Меня зовут Сайю. А тебя как? Голос. Такой мягкий, пёрышком нежности касающийся кожи. Вопрос. Такой простой. Но почему-то я не знаю на него ответа. Полупрозрачная дымка в сознании укрепляет рубежи, становясь чёрным туманом. Голос дрожит и не слушается, но сейчас это простительно. - Я не знаю.
Лёгкое удивление на лице женщины сменяется шоком. Интересно, почему? - Как не знаешь? Ты не помнишь? Кивок, неуверенный, робкий. Волосы мягко упали на плечи. Невольно залюбовавшись фривольным блеском, я не сразу понял, что волосы принадлежат мне. Интересно, а как я выгляжу? И почему совершенно не волнуюсь? Смотрю в глаза женщины. Она недовольно ёрзает и пытается скрыть их, словно ей неудобно. Похоже, пытается скрыть замешательство. - Ладно, ничего страшного. Наверное, у тебя шок. - А что случилось? - Так ты и этого не знаешь? Ах, впрочем, это не так уж важно. Думаю, что сейчас важнее, чтобы ты отдохнул. Женщина улыбнулась по-деревенски простодушно и вышла из комнаты. Наверное, это игра воображения, но я слышал, как стучит её сердце, отбивая неровный ритм биения жизни.
Меньше чем через час смог подняться с кровати. Поначалу движения давались тяжело, но потом острая боль перешла в тупую и исчезла совсем. Словно и не было. Пол был грязным и холодным. Почему-то стало неприятно, словно мохнатая гусеница щекотала ноги. Наверное, я не люблю грязь. Наверное. Сомнение в каждом жесте и в каждой мысли, мелькнувшей и немедленно угасшей в сознании. Ни в чём не уверен. Странно, но я не помню своего имени, прошедших событий, своего прошлого. Словно их и не было. Словно жизнь началась час назад на этой кровати, когда я открыл глаза. Хотя приходит понимание, что это не так.
Не помню своей внешности, привычек, пристрастий, семьи… хотя, словно островки озарения, появляются какие-то ощущения. Не звуки, ни ароматы – лишь абстракции прикосновений. Словно когда-то меня должно было это волновать, а сейчас не волнует.
Странно это всё… ощущаешь себя беспомощной марионеткой, у которой обрезали ниточки. Словно забыл, как двигаться, жить. Вернулась Сайю. Увидела, что я стою, и охнула так громко, что я вздрогнул, поневоле отметив, что условные рефлексы на месте. Женщина насильно уложила меня в кровать и накрыла покрывалом, причитая, что я точно заболею. Заботливая. Словно я её сын. Но это же не так. Иначе она не спрашивала бы имени. Логика тоже работает. Я так и лежал, пока она хлопотала вокруг кровати. - Извините, а где я? Сайю замерла и вопросительно вскинула брови. - Ты в нашем доме. Тебя нашёл мой муж и принёс сюда. Я обработала твои раны и дала одежду. - Спасибо большое, - ответил я. Женщина улыбнулась. Потом принесла поесть. Её щёки поалели, когда я рассматривал скудный деревенский обед из одной картошки. Но мне понравилось и это. После еды я почувствовал, как восстанавливаются силы. Попросился встать и пройтись, Сайю легко согласилась, правда, поглядывала на меня с сомнением, словно я был полуторагодовалым малышом - А вы не могли бы мне рассказать, что со мной случилось. Я понимаю ваше беспокойство, но со мной всё в порядке. Я уверен, что своё имя я потом вспомню. - Хорошо. Тебя нашли под ветвями упавшего дерева. Скорее всего, вчера во время ливня в него попала молния, а тебя накрыло. В памяти мелькнула картина: плотная пелена дождя перед глазами, раскисшая земля, расползающаяся под ногами, вековые деревья по бокам. Да, он вчера оказался в лесу в жуткий ливень. Но почему?
- А ты не помнишь, почему вчера пошёл в такую погоду в лес? – словно прочитав мысли, спросила Сайю. Я покачал головой. Она опечаленно улыбнулась. Всё-таки, она такая добрая и искренняя. Совершенно не умеет держать эмоции в себе. В гостиной, где мы сидели, а Сайю рассказывала о деревне, в которой я оказался, было довольно тихо, но ровно до того момента, когда дверь с характерным для взрыва «БАХ» не раскрылась. Я удивлённо моргнул, когда три маленьких торнадо один за другим пробежали вокруг меня несколько кругов и остановились, чудесным образом преобразовавшись в двух мальчишек и девочку. Мне даже не пришлось спрашивать, кто это. Длинные каштановые кудри девочки, и тёмные глаза обоих мальчиков говорили мне всё сами.
Одновременно на их детских личиках мелькнуло сначала невинное удивление, а потом радость. Видимо, они нашли меня интересным. У девочки был самый странный вид: она смотрела на меня так, словно я был божеством, спустившимся с небес. Её губы раскрылись. Она застыла с открытым ртом, глядя прямо мне в глаза. Её тёмно-зелёные и мои прозрачно-голубые. Их оттенок я уже успел рассмотреть на обратной стороне чайной ложки. Интересно, а что во мне такого?
- Я что говорила, чтобы вы по дому не бегали! Извинитесь перед гостем! Мальчишки сделали одинаковые поклоны, буркнув что-то вроде «просим прощения», девочка вздрогнула и через секунду последовала их примеру. Я сделал ответный полупоклон. - Мама, а откуда этот гость? – спросил мальчик, который выглядел старше брата и сестры. - Это… - Сайю замялась, не зная, как меня представить, - наш с папой гость. Он пришёл к нам издалека и всю ночь шёл по лесу. Так что, не шумите. - Да! Девочка подошла ко мне и робко сказала: Здравствуйте, меня зовут Корин. Моего старшего брата – Кайи, а второго – Тойю. - Очень приятно.
Я улыбнулся, и девочка почему-то отчаянно покраснела. В этот момент в комнату вошёл мужчина лет тридцати. Крепкого телосложения, с мускулистыми руками и мозолистыми ладонями. У него были тёмно-каштановые волосы, в которых серебрилась седая прядь. Он казался жизнерадостным, довольным, молодым, но отпечаток забот и возраста уже лежал на его чертах, выливаясь в маленькие, но заметные морщинки вокруг глаз и на лбу. Судя по всему, это был хозяин дома.
Я встал и поклонился. - Спасибо большое за помощь, вы спасли меня. - Да ничего, - отмахнулся он, присаживаясь за стол, - парень, а как тебя зовут? - Он не помнит, - пискнула Сайю, - он не помнит ничего, что было до сегодняшнего утра. - О, вот как, - мужчина был неприятно удивлён. Но нашёлся быстро. - Значит, и жить тебе негде. Тогда, наш дом и стол в твоём распоряжении. Если не против, мы будем звать тебя Дейдара. Дейдара Тсукури.
Месяц прошёл быстро, почти незаметно. Всё больше и больше я начинал привыкать к тому, что меня зовут Дейдара Тсукури. Это было странное ощущение: поначалу, когда спрашивали моё имя, я долго не мог понять, что же они хотят услышать. Но постепенно жизнь входила в своё русло, становилось легче отвечать на вопросы, да и к имени своему я привык.
Семейство Тсукури приняло меня, как родного. У меня с самого первого дня пребывания у них сложилось впечатление, что я сын Сайю. Она всегда заботлива. И очень помогает. В деревне нет никого, кто не уважал бы её за мягкость и доброту. Она старается помогать всем, а если не может, делает всё от неё зависящее, чтобы хоть немножко облегчить положение других. С утра до вечера она занимается делами в деревне, с детьми и по дому. Постоянно работая, она находит истинное утешение в труде и скромном достатке, который поддерживает.
Наблюдая за Кано, я вынужден был признать, что он хороший, благонравный человек. Он тоже старался всем помогать, следил за всеми областями жизни в деревне. Люди постоянно приходили к нему за советом, и никого он не оскорблял, не отказывал. Он не был добряком для всех, совсем наоборот. Он умел быть жёстким и строгим. Но не нашлось бы ни одного человека, который возразил бы против наказания, ведь он наказывал только за дело. Они были хорошими людьми и, даже если бы я мог или хотел сопротивляться, то всё равно испытывал к ним благодарность, большую и откровенную.
Я пока не нашёл своё место в деревне. Не знаю, кем я был раньше, но руки у меня были совсем не трудовые, телосложение хрупкое. Несколько раз я замечал, как жители деревни косо поглядывают на меня и перешёптывается. Должно быть, они находят странным моё поведение или внешность. Я же не мог не заметить, что по внешности и манерам очень отличаюсь от остальных. У большинства людей были тёмные или каштановые волосы, чёрные глаза, грубая кожа. А я вызывал возмущение, восхищение или насмешки тем, что выглядел, как женщина. Длинные золотистые волосы, волоокие голубые глаза. Однажды я услышал, как Сайю говорила: Знаешь, у тебя очень необычные глаза. Когда ты смотришь на человека, ему хочется отвести взгляд, потому что его смущает яркость и глубина твоих глаз. Такое чувство, что ты видишь души насквозь.
Было очень тяжело оценивать себя со стороны, но всё же я понимал, что они не видят во мне своего товарища. А я и не чувствовал себя им. Хотя все старались быть вежливыми и терпеливыми со мной, мне казалось, что что-то не так…
Помимо этого я стал замечать и другие детали, которые всплывали из моей прошлой жизни. Я так ничего и не вспомнил, но оказалось, что я умею читать, писать. В деревне не многие умели писать, даже взрослые люди признавались мне, что буквы для них просто непонятные каракули. А я прекрасно понимал всё, что написано в книгах и, чтобы чем-то себя занять, начал учить детей Тсукури этому занятию. Грамота им давалась с великим трудом, но в определённых обстоятельствах упорства им не занимать.
Помимо этих знаний проявлялись и другие, которые только больше усугубляли пропасть между мной и другими людьми. К примеру, выяснилось, что я прекрасно разбираюсь в лекарственных травах. Однажды, когда меня взяли с собой в лес, я без труда нашёл нужные коренья среди всего лесного многообразия.
С животными мне тоже удавалось найти какой-то свой, особенный язык. Казалось, что их я понимаю лучше, чем людей. Местные стали поглядывать на меня с подозрением. Через неделю после начала моей «новой» жизни случилось нечто прискорбное. Из столицы пришло известие о гибели императора и о возведении на престол нового.
Всех это известие ошеломило. Люди выглядели очень расстроенными. Я не поддерживал их настроения, так как не помнил императора и не знал о нём ничего. Но я понимал, что он был великолепным правителем. Это можно было понять уже по тому, как жили люди в деревне. Кано отправился в Токио, чтобы засвидетельствовать своё почтение новому императору. Его возвращения ожидали все. Почему-то, беспокойство, овладевшее Асумой, Сайю и остальными передавалось и мне. Я чувствовал, что что-то идёт не так. Но вот что это, я понять не мог.
Судьбоносный разговор состоялся сегодня в маленькой гостиной дома на холме. Сайю сидела напротив и что-то шила, а я разбирал собранные травы. С недавних пор эту работу поручали исключительно мне, а я не был настолько неблагодарным, чтобы не согласиться. Всё-таки этим людям я был обязан кровом, едой, даже в какой-то мере именем, что и говорить о покровительстве, которое они оказали мне. - Сайю, а как выбирают правителя? – спросил я, вдыхая аромат очередного кустика. - О, а почему ты спрашиваешь? - Ну, я же не знаю, каким был император, не знаю ничего о жизни во дворце. Расскажи мне. - Хорошо. Нашего погибшего правителя звали Кушина-сама. Она был очень мудрой и благородной. Правителям и высшим чиновникам даруется бессмертие. Я, если честно, не знаю, как их можно убить, но говорят, что такие способы есть. Так вот, она правила семьдесят три года. Говорили, что её предшественник был очень жесток, и небо его покарало. - Каким образом? - Как ты думаешь, кто выбирает правителя? - Не знаю. Наверное, Совет. - Нет. Правителя избирает Кирин. - А кто это? - Кирин – это священное животное. У него есть два обличия: всё детство он проводит в обличии единорога, а когда вырастает, становится похож на человека. Кирин дарит правителю своё сердце и всю жизнь служит ему. Нашего предыдущего Кирина звали Минато-сама. - Как это: дарит сердце? - Ну, об этом ходит много легенд. Но точно никто не знает. Это знают только сами кирины и императоры. - А ты видела Кирина? - Нет, никогда. Но, говорят, что они прекрасны. А ещё говорят, что, если умирает правитель, то они могут менять внешность по желанию, пока не найдут нового правителя. - Я бы хотел увидеть его. - Я тоже, я тоже. Говорят, что у Кирина есть своя Тень. - А что это? - Это не что, а кто. Дело в том, что у бессмертных есть одна особенность: они могут приручать самых опасных животных и делать их своими Тенями. Тени – это их защитники. Они следуют за своим хозяином и выполняют его приказы. - А зачем Кирину Тень? - Кирин благороден. И беззащитен. Есть множество людей, которые хотели заполучить власть, покорив Кирина. Ради этого они даже убивали, хотя это очень большой грех. - Тогда понимаю. Жаль, что у нас нет Теней. Они бы нам помогли. - Да, я иногда тоже об этом думала. Ладно, что-то мы разговорились. Дейдара, а ты не мог бы отнести сейчас эти травы Цунаде-сама? - Я не знаю, где она живёт.
- Не страшно. Кто-нибудь по дороге тебе подскажет. - Тогда ладно. - Вот и умница. Тогда захвати письмо, которое ей прислали. Если честно, то не уверена, что это ей. Но вроде бы те буквы походили на её имя. - Разумеется.
Я поднялся со стула и взял приготовленные связки тёмных листьев. Вышел из дома и направился по главной дороге, по пути спрашивая направление. Вот и домик, маленький, но какой-то неприступный, под стать характеру. Я ещё не встречался с Цунаде-сама, хотя стоило поблагодарить её за мазь. А сейчас был просто идеальный случай для этого.
После стука приятный голос разрешил мне пройти. В мыслях что-то шевельнулось, словно я уже слышал эти интонации. В комнате царил лёгкий полумрак. Одно единственное окно располагалось сбоку. Пылинки танцевали причудливый танец, купаясь в свете. Обстановка тоже была скромной, но одно сразу бросалось в глаза: стеллаж, высокий, почти до самого потолка, на котором стояло великое множество книг. Все они были разными, в кожаных и обычных переплётах, со стальными и деревянными корешками, тиснённые, маленькие и большие, толстые и тонкие. Я замер на пороге, восхищённо глядя на эту коллекцию.
Откуда-то из темноты раздался тот самый женский голос: Не стой на пороге, проходи. Я сделал несколько шагов, дверь захлопнулась за спиной. - Извините, а можно я посмотрю книги? - А ты умеешь читать? Ну что ж, конечно. Я, не теряя времени, прошёл к стеллажу и прикоснулся к толстому корешку. Странно, но ладонь подрагивала, словно давно соскучилась по прикосновению. Такое странное, щемящее чувство, словно щекотка, прошлось от кончиков пальцев, до локтя. Я стал изучать названия. Чего здесь только не было: начиная от разведения домашней птицы и заканчивая трудами по истории и медицины. Именно сейчас мне было искренне жаль тех, кто не умеет читать.
Послышались шаги и шелест юбки. Я отдёрнул руку и обернулся. В дверном проёме стояла женщина. На вид ей можно было дать лет тридцать, никак не больше. У неё были большие глаза, обрамлённые густыми ресницами, загорелая кожа, тонкие брови и тусклые, совсем тонкие губы. Я сделал поклон. А когда поднял глаза, то увидел, что она рассматривает меня со странным вниманием. Глаза прямо-таки просвечивали меня насквозь, и я начинал понимать, почему Сайю неудобно под моим взглядом. Наверное, она чувствует себя вот так же. А потом подумал, что возможно мне просто показалось, и это таинственный полумрак комнаты вкупе с тяжким дурманом трав, так действует на меня. - Простите, я принёс вам травы. - А ты Дейдара? - Да, я хотел поблагодарить вас за мазь, которую вы одолжили Сайю-сан. - Да ничего. Мне это ничего не стоило. Скажи, а ты действительно не помнишь своего прошлого? - Нет, - подтвердил я. - Ясно. - Ой, а у меня для вас письмо. Сайю-сан просила передать. - Давай. Она протянула крепкую ладонь. На ней было несколько шрамов, которые шли параллельными полосами. Поймав мой заинтересованный взгляд, она улыбнулась: Это мне однажды не повезло встретиться с кьюби. Впрочем, хорошо, что я осталась жива. Цунаде усмехнулась каким-то особенным лающим смешком. А потом взяла письмо. Ногти у неё были маленькие и аккуратненькие, так что вскрывать конверт было не удобно. Она посмотрела на адресата. Реакция была моментальной и весьма неожиданной. Глаза резко расширились, а губы сжались в тонкую полосу. - Ты посиди здесь, можешь взять книги.
Она резко развернулась, отчего полы длинной юбки зашуршали по выскобленному полу. Моего соглашения или отказа уже не требовалось. В порядке компромисса с собственной совестью, я пожал плечами. Женщина взяла со столика маленький ножик для резки бумаги, который призывно поблёскивал острым лезвием. У него была красивая позолочённая ручка, украшенная несколькими крупными драгоценными камнями (п/а: в то время страз не было, и даже в украшениях и пряжках на туфлях использовались натуральные драгоценные камни). Я был очень удивлён, увидев столь изысканную вещь в доме крестьянки. Впрочем, Сайю говорила, что Цунаде – бессмертная. Так что этот ножик мог оказаться чьим-нибудь подарком.
Цунаде-сама села на кресло, которое, почти нежно скрипнув, чуть просело вниз. А я, не теряя времени, снова подошёл к стеллажу и извлёк оттуда большой том, по боку которого золотом теснилась надпись «История Китая». С трепетом проведя пальцами по корешку, я почувствовал странную дрожь. Было такое чувство, что кожа изголодалась по прикосновениям к сухим бумажным листам. Интересно, а раньше я любил читать? К тому времени, как Цунаде дочитала письмо, я осилил первые несколько страниц. Наверное, письмо было большим и подробным. Тяжёлый вздох, раздавшийся сзади, отвлёк меня, и я поднял глаза на женщину. Она выглядела странно напуганной, словно письмо вызвало у неё дурные эмоции. Глаза в задумчивости смотрели в одну точку. Прошло не меньше минуты, прежде чем она моргнула. - Леди Цунаде, вам помочь? – спросил я. Она вздрогнула и перевела взгляд на меня. Глаза моментально стали внимательными и сосредоточенными. И снова мне показалось, что она видит меня насквозь, как прожигал её взгляд. Её проницательные глаза меня пугали. Она смотрела на меня слишком внимательно. А потом вдруг сказала: Дейдара, можно я кое-что покажу тебе? Только должна предупредить, что тебе это не понравится. - Ну, наверное, я соглашусь.
Она встала так резко, что я невольно вздрогнул. Стремительной походкой она отправилась в другую комнату. Она вернулась минут через десять. В её руках был пергамент, старинный, древний. Казалось, что он вот-вот рассыплется в её ладонях, оставив после себя лишь жалкую горстку песка. - Вот, - всё, что сказала она, положив передо мной свиток. Я развернул его и замер. Странное оцепенение сковало всё тело. В ноздри ударил слабый, но ощутимый запах. Хотелось заткнуть нос рукой, лишь бы не чувствовать его, каким резким и необычайно неприятным он не был. - Что ты чувствуешь, Дейдара?
Я хотел ответить и не смог. Губы не желали раскрываться, в глазах застыл суеверный ужас. Ни одна конечность не двигалась. Женщина наблюдала за мной всего пару секунд, а потом вырвала из оцепеневших пальцев пергамент. Я отметил, что он весь в тёмных пятнах. Женщина унесла пергамент в другую комнату, чему я безумно обрадовался. Вскоре она вернулась с маленьким тазиком, в котором плескалась вода. На одной руке у неё висело большое кипельно-белое полотенце. Я ещё не мог двигаться, потому так и сидел, глядя, как она опустила на пол тазик и сама села на коленки. Я был несколько смущён тем, что женщина, которой в несколько раз больше лет, чем мне, вот так запросто встаёт на колени.
- Протяни, пожалуйста, руки вперёд, Дейдара. Я попытался выполнить просьбу, и, о чудо, у меня получилось. С облегчением почувствовав, что снова обрёл способность двигаться, я протянул ладони вперёд. Несколько минут женщина сосредоточенно обмывала руки мокрым полотенцем. А когда закончила, то сказала: А ты не мог бы попросить Кано прийти ко мне? - Он уехал в Токио. Но когда вернётся, я попрошу его. - Ага. Тогда можешь идти.
Я ещё раз поклонился и ушёл. Только закрыв за собой дверь, я позволил себе облегчённо вздохнуть. Всё-таки мне было не по себе. На следующий день вернулся Кано. Выглядел он рассеянным. Когда спросили, в чём дело, он ответил, что в нашей провинции новый наместник. Все были удивлены и насторожены этим известием. С прошлым наместником они хорошо ладили, и люди очень боялись того, что новый чиновник будет к ним несправедлив или жесток. Я передал просьбу Цунаде-сан, Кано пошёл к ней сразу. Когда он вернулся, закатное солнце уже било в окна дома. - Что она спрашивала? – с интересом поинтересовалась Сайю. - Ничего особенного, спросила про Дейдару. Я заинтересованно поднял глаза на Кано, но он не стал вдаваться в подробности: видимо, эта тема была ему не слишком интересна.
End of POV.
Новый наместник сразу увеличил налог на десять процентов. Кано был бесконечно зол по этому поводу, но делать нечего: приходилось лучше работать. Теперь люди больше боялись своего будущего. Неделю за неделей бродячие торговцы, актёры и простые бродяги разносили по окрестностям новости о невиданной жестокости наместника. Говорили, что тех, кто не мог выплатить весь налог, ждала ужасная участь. Их не просто лишали жилья, денег. Их убивали, а семьи уводили в «рабочие». Общеизвестно, что предыдущая императрица запретила рабство. Но слухи ползли с невероятной скоростью, и люди стали подозревать, что «работа» это просто прикрытие, чтобы скрыть судьбы тех, кто ушли.
Отныне страх поселился в каждом крестьянине. Раньше они были уверены в своих силах, а сейчас стали безумно бояться будущего. Дейдара чувствовал их настроение, но сам не терял спокойствия. Сайю удивлялась такому величественному спокойствию с его стороны, но молчала, не желая случайно расстроить мальчика. Ей казалось, что этот парень не совсем обычный. Нет, то, что он выжил в ту страшную ночь под деревом, говорило о его исключительности, но дело было в другом. Почему-то, когда женщина смотрела на этого юнца, ей виделся старик, умудрённый опытом и жизнью. Он вёл себя совсем не так, как ветреные мальчишки его возраста. Спокойный, рассудительный, он вселял надежду и уверенность любому, кто находился рядом. Даже голос у него был серьёзным, бархатным, совсем не подходящим для такого молодого лица. Подозрения ещё не закрались в душу крестьянки, но что-то подсказывало ей, что Дейдара особенный.
Для неё он был почти как сын. Для него она была почти как мать, которую он не помнил. Он полюбил её искренне, всей душой. Но, тем не менее, его поведение давало слишком большую разницу с общепринятыми. И это стало его беспокоить. Хотя никто этого не замечал, но он был весьма проницателен. И сам видел огромную пропасть, разделяющую его с другими людьми.
Особенно его пугала собственная слабость. После случая с Цунаде он долго думал, почему же старый пергамент так на него подействовал. Это было странно, но он отчётливо помнил тот отвратительный привкус в горле. Наверное, до этого он не обращал на это внимание, но часто этот аромат теперь сопровождал его. Особенно в деревне. Куда бы он не шёл, он чувствовал себя неуютно, считая, что все эти чувства просто последствия того случая. Но факт оставался фактом, он чувствовал этот запах там, где были люди.
И только недавно ему представился случай доказать самому себе, что это не была игра воображения. Он сидел на ограде дома Асумы, следя за тем, как Корин и Тойю играют с деревенскими детишками. Вид счастливых, полных жизни детей доставлял ему удовольствие.
И тут Тойю, который побежал за Корин, споткнулся об камень и упал на дорогу. Пыль облепила его, облачком повиснув вокруг. Дейдара вскочил с изгороди и побежал к ребёнку. Тойю тихо похныкивал, прижимая худенькие ручки к коленке. Медленно, растягивая мгновения в часы, кровь стекала вниз по ране, образовав вокруг воспалённой кожи тёмное пятно. Дейдара замер. Тот самый запах! Только сильнее, гораздо. Словно горло вспороли длинным ножом, как быстро заполнил аромат воздух вокруг. Дейдара с трудом отвёл глаза от ранки: тошнота подкатывала к горлу.
К счастью дети не заметили мгновенной перемены. Тойю, привыкший к мелким ранкам, уже забыл про происшествие. Весело вскочив на ноги, он вытер грязные ладони о не менее грязные штаны, и весело смеясь, побежал дальше за девочкой. Только когда они скрылись за поворотом, Дейдара смог сделать шаг в сторону. Он уже догадался, что это был за запах. Ему было до безумия плохо от запаха человеческой крови…
Глава 3. Не время стирает дома…
Руки нещадно ныли, умоляя о пощаде, но он не останавливался. Плуг раз за разом с силой погружался в рыхлую землю, создавая длинную стезю. Лоб облепили бисерины пота, волосы под старой тряпкой, которые он специально спрятал, неприятно чесались, а ноги, погрязшие в грязи, казались свинцовыми. Дейдара не любил грязь. И только крайняя необходимость заставила его наравне со всеми работать на поле, где ярко чувствовался запах свежей крови и жар разыгравшегося солнца. Из-за этого он чувствовал напряжение, которое вкупе с усталостью создавало критическую массу. Солнце было в зените, и ни одного облачка в небе. Люди готовы были с головами окунаться в ледяную воду, лишь бы не чувствовать на коже испепеляющего жара. Плечи Дейдары обгорели до черноты за какие-то несколько часов, так что работа приносила боль. Но он не смел прерваться даже на несколько минут. Он хотел доказать, даже не другим, а самому себе, что может работать наравне с другими. Ведь он не хотел подвести Кано.
Сейчас все в деревне: женщины, дети, даже старики – работали изо всех сил. А всё из-за того, что произошло неделю назад. Дейдара возвращался из леса. Ночь уже опустилась на землю, укрыв тёмным покрывалом дома. Кое-где ещё дымились трубы, но в большинстве домов окна зияли чернотой.
«Должно быть, Кано и Сайю уже легли спать. Нужно быть как можно тише» - подумал Дейдара, откидывая со лба волосы. На цыпочках он вошёл в дом. Ему казалось, что там должно было быть темно, однако дверь в дальнюю комнату, где спали Кано и Сайю, была чуть приоткрыта. Неровный свет свечки бросал яркие блики на стены. Дейдара замер в коридоре, принимая решение. Уступив любопытству, он положил на пол в углу гостиной корзинку, полную грибов.
Шаги его были тихими, но ему со страху казалось, будто он шумит, как сотня свиней в свинарнике. Это было для него нехарактерно: подслушивать. Потому чувствовал себя неуютно.
Чем ближе к двери, тем громче рассерженный голос Кано: Я ещё раз повторяю, что это не возможно! Почему налоги внезапно так выросли? - Дорогой мой, неужели вы не понимаете? Скоро придут кьюби, а новый правитель столь благороден, что защитит вас от них. Но это требует определённой… платы. - Но почему так много? И так рано? Поймите, мы простые земледельцы. И мы напрямую зависим от урожая. А он будет лишь через месяц! - Ничего страшного. Вы всего лишь заплатите небольшую пеню. И всё. - Но обычно налог собирают в октябре? - И его соберут. А это налог за защиту. - Что? Вы хотите сказать, что это будут два разных налога? Нет, это невозможно. Мы не сможем этого выплатить! - Что? Вы противитесь новому императору? Вы не боитесь кары Небес? - Нет-нет, а возможно ли как-нибудь отсрочить выплаты? - Нет. Через неделю я вернусь за налогом. И, если его не будет, мы будем вынуждены привести сюда войска провинции! - Но за что? Мы просто не успеем. - За неподчинение. - Тогда мы отказываемся от защиты! Мы сами сможем себя защитить! - Что ж, не буду спорить с таким отребьем! Это твой выбор, смотри, не пожалей! Дейдара вовремя успел спрятаться за комодом, который одиноко стоял в проходе. Буквально через секунду мимо него прошёл мужчина. Лицо его было искажено гневом, тёмные глаза сыпали искры, а щёки, изъеденные оспой, перекосила неприятная ухмылка. Дейдара против воли вздрогнув, уловив прямую угрозу в фигуре этого человека.
И вот с той ночи Дейдара усиленно трудился, чтобы хоть чуть-чуть помочь своей новой семье. Он прекрасно понимал, как опасно идти против воли правителя.
И вот прошла неделя. Отдых наступил только после того, как общими усилиями два поля были полностью возделаны. Большинство из работников пошли в бар, чтобы отметить конец рабочей недели. Кано сразу отправился домой. А Дейдара пошёл дальней дорогой в сторону домиков. Он даже представить себе не мог, чем это решение обернётся для его жизни… Ещё не стемнело. Совсем напротив: летним вечером было светло, как днём.
У длинной изгороди он повернул направо. Там зияли пугающей чёрной краской окна старого, полуразрушенного дома. Он выгорел от пожара больше двадцати лет назад, но постройку так никто и не удосужился убрать. Напротив, она никому не мешала, а для молодых юношей стала даже обиталищем, местом постоянных встреч. Дейдара настолько привык к жизни в деревне, что успел выучить местные обычаи, нюансы, слабости и сильные стороны. Так что он даже не удивился, когда увидел тройку крепко сколоченных деревенских парней, которые работали на местной лесопилке. Они стояли плотной группой. Самый крепкий из них облокотился о стену спиной и что-то рассказывал, держа в толстых коротких пальцах сигарету. Её кончик скромно дымился. Яркие искорки падали вниз, в высокую траву, в обилии росшую вокруг. Когда Дейдара проходил мимо, послышался голос их «главаря». Сейчас он казался едва ли не насмешливым. - Эй, Дейдара. Иди сюда.
Парень обернулся, услышав своё имя. Светлые волосы элегантно взметнулись вверх, на секунду прикрывая от посторонних его лицо. Это выглядел так красиво, что один из парней даже раскрыл рот от изумления. А «главарь» напротив – насупился. Дейдара сделал несколько шагов в сторону парней и сказал: Всем добрый вечер. Вы что-то хотели? - Ничего особенного. Может, хочешь с нами поболтать? Мы и сигарету одолжим. - Нет, благодарю, Нейджи. Я хотел прогуляться и идти домой. Глаза Нейджи неодобрительно сощурились. - А что так? Считаешь ниже своего достоинства общаться с такими отбросами, как мы? Дейдара был в откровенном замешательстве. Он никого не считал отбросами, более того, никогда не испытывал в сердце даже намёка на ненависть. - Скажи, а ты, правда, не помнишь своего прошлого? – спросил он же, с оттенком издёвки в голосе. - Нет. - И тебя всё устраивает? Дейдара уже начал понимать, в какую сторону дует ветер. - Ну, ещё бы. Глашатай тебя защищает. Ты с ним живёшь. И даже не платишь им за жильё. А всё лишь потому, что ты не такой, как мы. Ты посмотри на себя! Ты больше похож на сына чиновника или торговца, ты не похож на нас. Даже волосы у тебя совсем не такие, как у простых крестьян. Ты будешь нам чужим. Всегда!
Дейдара вздрогнул, но в сумерках это было едва заметно. А потом развернулся и медленно, словно во сне, побрёл прочь от дома, сумерек, и маленькой струйки почти невидимого дыма от сигареты, незаслуженно забытой хозяином…
Вслед ему раздавались нелепые, несдержанные смешки изрядно выпившей компании. Парни, вдохновлённые примером Нейджи, чувствовали одушевление. Один из них даже хлопнул парня по плечу. Однако тот, к удивлению, никак не отреагировал на этот дружеский жест. Его глаза были устремлены в пустоту, туда, куда несколько минут назад ушёл, не сказав ни слова, Дейдара. На лице Нейджи застыла жёсткая ухмылка. Однако она словно треснула от неискренности хозяина. Скорее, это была не улыбка, а гримаса боли. Он смотрел на дорогу и всё ещё видел этот сгорбленный силуэт.
И не мог поверить… в тайне, даже от самого себя, он мечтал, что этот хрупкий, слабый на вид парень сейчас ударит его, оскорбит, накричит, сделает хоть что-то, чтобы не быть таким… беззащитным, притягивающе-соблазнительным, глупым, наивным.
Уже давно он ненавидел этого парня лишь за одно его существование. Ведь даже когда тот просто оборачивается, внутри у Нейджи что-то срабатывает. Механизм, которому нет названия и объяснения, заставляет смотреть вслед этому молодому, порочно-прекрасному юноше и желать того, в чём он сам себе не признался бы никогда. Хотелось бить, кричать, да просто уничтожить этого мальчишку только лишь за то действие, которого он оказывал на всегда равнодушного Нейджи. Но он не мог. Хотелось поднять руку и дать затрещину этому наивному парнишке, чьё имя вызывает такую бурю эмоций, но каждый раз рука замирает и безвольно падает вниз, не в силах прикоснуться к этой гладкой коже мальчишеской щеки. Даже сейчас… всего несколько слов. Возможно, для самого Дейдары они ничего не значили, но Нейджи готов был бежать следом и извиняться (только подумать: впервые в жизни), чтобы не видеть вдалеке этот подавленный силуэт.
Но он даже и представить не мог, что только что подарил Дейдаре ещё немного времени… Молодой парень с длинными шелковистыми волосами, которые плавно стекали на поясницу, брёл по берегу озера. Ноги его были все в песке, а в глазах стояла тёмная пелена. Только что… вот так просто…
Он чувствовал себя опустошенным и одиноким. Стремления, желания, надежды покинули его. Всё начало казаться бессмысленным. Какое право имел он, бездомный, безымянный мальчик пытаться жить в чужой семье, считая, что она может заменить его родную семью. Ведь Нейджи прав. Во всём. Хотя, можно же попытаться что-то изменить. Хоть что-то…
Ноги подогнулись от усталости, и Дейдара кубарем скатился к самой кромке воды. Его взгляд остановился на водной глади. Так красиво… мысли спутались окончательно, а ладонь сама собой поползла к воде. Пальцы соприкоснулись с тонкой поверхностью. Дейдара вздрогнул, почувствовав на коже освежающую прохладу. Тонкая капля мягко соскользнула по кисти и упала на песок, такой же холодный и мокрый… Словно то была не пресная вода, а солёная слеза. Слеза боли и обиды. Дейдара, словно разозлившись на самого себя, погрузил руку прямо в рыхлый песок. Неприятные ощущения казались чем-то нереальным, противоестественным, глупым. Если бы мои волосы были другими… - в смятении думал Дейдара, глядя на кристаллики воды перед глазами. И вдруг его осенило. Другие волосы… всё так просто.
Через полчаса Дейдара вышел на опушку леса. К тому времени лес казался плотной чёрной стеной. Только остроконечные верхушки мерно раскачивались в такт порывам ветра. Луна, плотный стеклянный шар, который только полз к верхушке небосвода, освещал дорогу своим холодным сиянием. Ежеминутно Дейдара прикасался к своим волосам: казалось, что их стягивает тугая верёвка. Ощущение тяжести не пропадало, как бы он того не желал. Слипшиеся локоны тяжёлым шлемом лежали над глазами, закрывая обзор.
Долго он не обращал внимания ни на что вокруг, думая о сегодняшнем дне. Но постепенно беспричинное беспокойство захватывало его сердце. Он понял всё мгновенно, когда поднял взгляд от пыльной дороги. Яркое зарево впереди занималось раньше времени, слишком быстро и ярко. И алело оно как-то неправильно, неровно. Жуткое предчувствие сковало сердце, когда он перешёл на бег. Да, предчувствие не обманывает никогда. Яркие искры и пепел были ещё не видны, но чуткое обоняние Дейдары уже уловило запах гари.
Ближе к деревне он видел, что происходит что-то ужасное. Люди поодиночке и группами бежали ему на встречу. У всех на лицах были одинаковые выражения страха, даже ужаса. Кое-кто уносил с собой детей, какие-то пожитки. Когда показалась главная улица, людей стало гораздо больше. Все они плотной толпой бежали прочь от жуткого треска пламени, аромата гари, и зарева пожара, которое венчало всеобщий хаос.
Он пытался разглядеть среди толпы лица семейства Тсукури, хотя уже понял, что не встретит их здесь. Последняя надежда рухнула, когда он, наконец, со всех сторон прижатый бегущими в противоположную сторону людьми, смог выбраться на главную площадь. Да, на самой верхушке холма, горело небольшое здание, которое он привык называть домом…
Он не думал и секунды. Бег стал ещё быстрее, а все мысли возвращались к дому, объятому пламенем. Уже когда, падая от слабости, он взбирался на холм, он увидел там несколько силуэтов. Они были неузнаваемы: огонь выхватывал их образы, светя прямо в спины. Все они смотрели на дом. У Дейдары появилась робкая надежда, что это просто случайность, и Кано сейчас вместе с другими бежит за водой к озеру. Но нет, и эта хрупкая надежда разбивается на миллиард осколков, когда среди толпы он видит Асуму. Без сигареты. Мокрые дорожки стекают по мужественным скулам и поблескивают под неровным светом огня.
И тут он увидел то, что заставило его похолодеть от ужаса. Краснота схлынула с его щёк так стремительно, что никто бы и не заметил этого. Там, впереди, преграждая путь случайным и неслучайным свидетелям драмы, стояли солдаты императорской армии… Их жёсткие, словно вытесанные из камня, лица были спокойны и бесстрастны, словно это было нормально. Кое-кто пытался проникнуть сквозь их охрану, но они возвращали их назад ударом в голову или пинком ноги в живот. При этом они смеялись, надрывно, омерзительно-громко, непростительно! Дейдара понял всё мгновенно. Не случайный пожар… Лицо наместника, такое же суровое, нахальное. Не дав никому и слова сказать, он рыбкой прошмыгнул между людьми. Он и сам не понял, но каким-то неведомым образом ему удалось пробежать мимо охранников. Ками-сама, лучше бы он остался там…
Дверь, ещё вполне целая, срывается с петель от удара плечом. Вслед он слышит отчаянный крик Асумы, но слух подводит его. Он не понял ни слова. Стук сердца разрывает рёбра невыносимой болью. Глаза в ужасе раскрыты.
Крик, который разнёсся над деревней, не была способна поглотить сама ночь, сама преисподняя. Он разлетелся и приковал внимание всех, кто был в радиусе мили. Люди замерли и обернулись. Они забыли про пожар, про членов императорской армии, про горе, про смерть… но они уже знали, что это кричит мальчик, только что ворвавшийся в дом. Те, кто знал Дейдару, и кто знал Кано, скорбно опустили головы. Где-то недалеко от них, находясь в покосившемся домике, рухнул на пол не в силах побороть оцепенение Дейдара…
Невозможно пошевелить даже пальцем. Словно из тебя сделали марионетку и перерезали ниточки. Ты буквально чувствуешь, как эти самые ниточки, которые связывали тебя с жизнью, движением, рвутся и по ним течёт твоя кровь. И эта марионетка падает на землю, кукловод уходит, оставляя её прозябать в пыли и смотреть пустыми глазами-пуговицами на редких гостей: крыс и пауков.
Но вот краткое забытье проходит, и Дейдара открывает глаза. Первое, что бросается в глаза, чьё-то тело, лежащее на полу. Следом за осознанием, что он лежит на полу, приходит дискомфорт в шее. Он с трудом повернул голову в сторону, и шея заныла ещё больше. Но находиться в таком положении дольше он просто не мог. Слегка приподнялся: в ушах зазвенело. Встал на колени: голова кружилась. Смог оглядеться. По воле Небес… by EJ. Часть 3
Вокруг него было несколько человек. Две женщины и мужчина. Они были бледны и все в следах от копоти. Дейдара подумал, что это очень удачно, потому что запах сбивал чёткую волну загустевшей крови, которая дымом шла от них. Судя по широкой решётке и маленькому окошку у самого потолка, они находились в тюрьме. Этот факт взволновал Дейдару, но только до того момента, когда он вспомнил то, почему сюда попал. В сознании всплыл обрывок картины: вот он со всей силы толкает дверь и вбегает в комнату маленького домика. Замирает на месте. Из груди рвётся ужасный крик. Уши разрывает от собственного голоса, а сознание отказывается воспринимать реальность.
Реальность была в кровавых пятнах на полу. Реальность была в языках пламени, лижущих пятки Кано. Реальность была в ноже с изящной ручкой, торчащем из груди Тойю. Реальность была в бледном лице Сайю, которая до последнего вздоха закрывала своим телом маленькую дочь. Реальность была в струйке бордовой жидкости, стекающей по подбородку мёртвой девочки. Реальность отражалась в их пустых глазах, которые уже не успели запомнить свою смерть. И эта безумная реальность поглотила его, Дейдару, с головой. Он уже лишился всего, что могло быть ему дорого. Теперь он в тюрьме. Не остаётся ничего больше, кроме как просто ждать. Ждать, что дверь откроется, войдёт человек, и убьёт его так же, как убил его семью. Было тяжело осознавать, что их больше нет. Особенно после того, как он смог поверить, что это его настоящая семья. А теперь жестокая судьба отнимает у него единственных людей, ради которых он хотел жить. Причём отнимают так… за что? Почему? Как такое возможно?
Нет, всё это слишком нереально, но в тоже время на сон не похоже. Ведь он действительно ощущает холод голого камня под спиной, зловоние заключённых. Даже звуки здесь были какими-то слишком настоящими. Словно они были призваны взбодрить Дейдару. Или уничтожить навсегда. Но реальность была такова, что Дейдара всё же находился здесь. И он был намерен понять, что же всё-таки произошло.
Поднявшись с колен, он ощутил неприятную дрожь слабости во всём теле: последствие долгого лежания на полу. С хрустом кости позволяли совершать какие-то лёгкие, бесполезные, ничего не значащие движения. Хотя он был рад даже этому. Как же было непривычно ощущать всё это на себе. Откинув со лба длинные слипшиеся волосы, он огляделся, на этот раз подробнее разглядывая обстановку. Да, определённо, это была тюрьма. В этом не приходилось сомневаться. Однако когда он распрощался с последней надеждой на обратное, стало как-то особенно тоскливо. Словно его лишили возможности дышать. В этом была виновата его глупая натура, но он не мог находиться в помещении, когда там пахло, при чём так невыносимо, кровью.
За решётчатой сетью были видны другие камеры. Людей в них было не меньше, а в некоторых, казалось, места и вовсе не было. И люди, который таились за решёткой, были ещё более грязными и страшными, чем те, кто был с ним. Дейдара с ужасом отвернулся от старика, который смотрел на него пронзительными голубыми глазами. Всё лицо его было изуродовано длинными загноившимися полосками. Из них сочилась, медленно, с особым отвращением тёмная жидкость, которая и на кровь-то не походила. Края ран были все в грязи, а лицо и вовсе казалось чёрным. Но глаза, живые, горящие, были ясно видны на истощённом лице. Они просвечивали, прожигали, отравляли душу желанием жить, или, быть может, умереть. Этого Дейдара не знал.
Чтобы больше не смотреть на старика, он стал рассматривать тех, кто сидели с ним в камере. Две женщины, плотные, розовощёкие. Было видно, что они здесь недавно. Но, хотя слой зажиточности и радости ещё не выветрился из их черт, в глазах уже появилось затравленное выражение. Длинные юбки уже были в грязи и копоти, на щеках следы сажи.
У самой решётки, прислонившись спиной о засаленные прутья, спал какой-то мужчина. Его лица не было видно из-за гривы тёмно-каштановых волос. Длинная, грязная борода почти касалась каменного пола. Лохмотья казались чёрной грудой смолы и грязи. Мужчина слегка похрапывал, отчего плечи с каким-то остервенением поднимались вверх. А потом снова опускались. Снова и снова, снова и снова…
Дейдаре казалось глупой и неоправданной тратой времени пытаться заговорить. Губы его были сухими, горло жгло. Хотелось воды, очень сильно. А ещё болела голова. Болела не столько от запаха крови, сколько от болезненных воспоминаний, которые свежей раной легли на сердце. Их больше нет. Наверняка их тела даже не смогут похоронить. Они навсегда останутся погребены под завалами их сгоревшего дома. Крестьяне будут сожалеть о такой их ужасной участи, Дейдара это знал. Все в деревне очень хорошо относились к Кано, к Сайю. А теперь они умерли. Нет, их убили. Хладнокровно и жестоко. Презрев любые законы и правила.
Головная боль перешла в сердечную. Хотелось плакать, кричать, а ещё больше хотелось умереть. Остаться вместе с ними там, под завалами, забыть о своём прошлом, которое он и не помнил, просто быть рядом. Почему? Почему Нейджи встретился ему тогда? Ведь он мог прийти домой раньше. Несомненно, его бы нашли, убили так же, как Кано, который был для него почти отцом. Дейдара хотел разделить их судьбу, остаться с ними, пусть и ценой собственной жизни.
Он лёг на холодный каменный пол с вековыми наслоениями грязи и свернулся клубком в безотчётной попытке согреться. Но холод только больше распространялся по телу, которое едва могло двигаться. Если бы сейчас он увидел хоть каплю крови, то двигаться точно не смог бы. Камень постепенно, с каким-то удовольствием высасывал из него последние крохи жизни. Дейдара не сопротивлялся. Просто лежал и слушал мерный стук биения капель. Где-то в тёмном углу с потолка одна за другой падали и разбивались маленькие капельки. Должно быть, тюрьма находилась почти под землёй. Только маленькое окошко над самым потолком говорило, что где-то там есть небо, трава, деревья, люди. Только вот Дейдаре их увидеть было не суждено. Он думал о Смерти, о том, как она забрала Кано и Сайю. Даже Тойю, Корин… их детские бледные личики, объятые пламенем, всё ещё стояли перед мысленным взором юноши. Кайи он там не видел, но не сомневался, что мальчик тоже погиб. Если они не щадили детей, то не щадили никого. - Эй, парень, ты очнулся? – спросила грудным голосом одна из женщин, которая ближе всего сидела к нему. Дейдару вопрос озадачил. Определённо, она видела, как он поднялся и огляделся. Но почему-то заговорить решилась только сейчас. - Да, - на редкость слабым голосом вымолвил Дейдара, не имея сил даже голову приподнять.
- Тебя хоть как зовут? – спросила она с каким-то отчаяньем. Словно спрашивала исключительно от скуки. - Дейдара, - ответил мальчик, сверля взглядом пол. - А я Хикари, это Маори. Там в углу спит старик Сейджи. Дейдара не ответил. Честно говоря, он сомневался, что был способен говорить. Разве что отвечать. Впрочем, какой-то ответ леди не требовался, и она хладнокровно продолжила допрос. - Это ты жил с Тсукури?
Даже описать тяжело, какой болью упоминание фамилии семейства отозвалось в его сердце. Но, тем не менее, он выдавил из себя положительный ответ. - Мне жаль, - странно, но её голос мгновенно изменился, и из насмешливо-скучающего стал тихим и заботливым. Как у Сайю. Дейдара вздрогнул. Но внезапно у него появилось желание продолжать разговор. Он чуть приподнялся на локтях и сел в более приемлемую позу. - Скажите, а как я здесь оказался? - Ты забежал в горящий дом, так мне сказали. Кается, я даже слышала, как ты кричал. Асума вытащил тебя оттуда. Но тебя схватили стражники и приволокли сюда. За то, что посмел противостоять стражникам. Меня тоже схватили ночью. И Маори. - А зачем нас здесь держат? – ради интереса спросил Дейдара. - Нас собираются казнить.
В Дейдаре это известие никаких испугов, страхов, вообще эмоций не вызвало. Он вполне представлял себе, что с ним сделают, хотя и понимал, что никакой вины на нём не лежит. И жить он не хотел. Потому, что видел, ЧТО делает новый император со своими наместниками. И, хотя осознание произошедшего давалось ему с большим трудом, он не мог не признать, что больше не хочет видеть смерть так близко. Дейдара сновал лёг на холодный пол. - А вы не знаете, что с Асумой? - Кажется, с ним всё хорошо. Хотя избили его сильно. - А за что вы сюда попали? – спросил Дейдара из вежливости, хотя тем и близко не пахло. - За то, за что и ты. Убежать не успела. Тут половина таких, с позавчерашней ночи. - Позавчера? Я что, целые сутки был без сознания? - Да. А мальчик то, мальчик, постоянно ходил вокруг тебя, плакал, да молчал. - Какой мальчик? – поинтересовался Дейдара. - Ну, мальчик. Он-то оказался здесь тогда же, когда и мы. Я спрашивала у него имя, а он всё молчит. Видимо, не умеет говорить. Пока ты тут лежал, он всё время ходил вокруг тебя. - А где же он сейчас? - Как где? Здесь. Заснул под утро. Вон, смотри.
Хикари указала головой на дальний конец камеры. Там было очень темно, и потому Дей ничуть не удивился, что не смог увидеть там ребёнка. С трудом поднявшись на ноги, он заставил себя сделать несколько шагов в сторону таинственной темноты. Сузив глаза, он вглядывался в темень, пытаясь разглядеть там силуэт ребёнка. И, о чудо, когда глаза привыкли к тьме, он сумел различить силуэт. Ребёнок спал. Дей сделал ещё шаг, неизвестный ребёнок вздрогнул во сне и с величайшим трудом раскрыл глаза. На миг пронзительно-голубые сапфиры встретились с тёмно-карими. Сердце Дейдары едва не выпрыгнуло из грудной клетки, норовя оставить своего владельца в гордом одиночестве, когда внезапно Дейдара узнал эти глаза, так похожие на отцовские. Из его горла вырвалось не верящее: Кайи?
В следующую секунду мальчик вспрыгнул, подобно дикому зайцу, и с силой обнял Дейдару, утыкаясь детским личиком тому в грудь. Дейдара едва не задохнулся от облегчения. Кайи жив! Жив, рядом с ним, прямо сейчас. Мозг снова заработал, желание умереть сгинуло в одно мгновенье. Дей стремительно прокручивал в воспоминаниях картинку, где увидел семейство Тсукури в последний раз. Да, тогда он не видел Кайи, но он был просто уверен, что того не пощадили. А сейчас он был просто счастлив оттого, что хоть кто-то остался жив в той кровавой резне.
Он не сразу понял, что за звуки доносятся до него. И только когда опустил взгляд и заметил сотрясающиеся плечи мальчика, понял, что это были его, Кайи, судорожные рыдания. Он по-детски спрятал лицо в складках холщовой ткани рубашки Дея. Его голос отчаянным эхом отскочил от стен. Несколько заключённых с интересом оглянулись на драму, но уже через секунды отворачивались, теряя к бытовой драме любой интерес.
Дейдара дрожащими руками погладил несчастного мальчика по голове. Волосы были жёсткими и как будто хрустящими, но Дейдаре вспоминалось, что у Кано были такие же волосы. Он не ругал мальчика и не просил его прекратить плакать, так как понимал, что тому просто необходимо выплакаться. Он просто стоял и гладил его по голове и худенькой спинке, позволяя своей рубашке промокнуть насквозь.
Через полчаса, когда плач сошёл на «нет», и измотанный мальчик буквально заснул на руках Дейдары, тот сел прямо на пол. Ребёнок лёг к нему на колени. Его реснички всё ещё подрагивали, из-под закрытых век стекали блестящие дорожки, а рот был приоткрыт. Он сжимал ткань в маленькой ладошке, словно боялся, что Дей исчезнет.
Дейдара смотрел на лицо ребёнка, такое уставшее, с глубокой морщинкой на лбу, печальное. Он просто не мог поверить, что только что обрёл в этой затхлой, пропахшей кровью, темнице, родную душу, которую считал безвозвратно погибшей. Мальчик поминутно вздрагивал, даже чуть вскрикивал, но не просыпался. Внезапно Дей в приступе паники прикоснулся ко лбу мальчика. Он был горячим, очень. Дей в смятении обернулся к двум женщинам, которые всё это время наблюдали трогательную картину.
- У него большая температура? Можно что-то сделать сейчас? Женщина, которую Хикари назвала Маори, долго смотрела на взволнованное лицо Дейдары, а потом вдруг оторвала резким движением широкую полосу ткани от подола платья. Дей, как зачарованный, смотрел за тем, как она подошла к дальнему углу, из которого Тсукури только что вынес на руках маленького Кайи. На несколько минут подол её платья скрылся в непроглядной тьме. А потом она снова оказалась в пределе видимости. В её руке был тот самый лоскут, только выглядел он потемневшим. С него капали вниз маленькие бисеринки воды. - Откуда..? – начал было Дей, но она его остановила. - Там, в стене есть брешь, а в ней небольшой рудник, из которого мы берём воду. Без лишних слов она приложила мокрую тряпку ко лбу мальчика. Тот вздрогнул во сне и застонал от возмущения, но глаз не открыл. Он ещё немного повертелся в руках Дея, морщась от холода, но вскоре затих. Дейдара поблагодарил женщину одним взглядом. Иногда людям достаточно и этого. Маори отошла от них и села на прежнее место, снова устремив взгляд за решётку. Дейдара понял, что она не желает разговаривать, и потому тоже не стал ничего говорить. Тягостное молчание было столь ощутимым, что Тсукури недовольно ёжился, шестым чувством ощущая на себе взгляд того странного старика.
Течение времени в этом затхлом подобии пещеры не ощущалось. Дей совсем не заметил, как за мизерным окошком небо стремительно потемнело, опуская на деревушку колдовскую ночь. Маори и Хикари легли спать, стрик так и не просыпался. Несколько раз Дей приглядывался к нему, пытаясь подметить хоть какие-то признаки жизни. И каждый раз успокаивался, отмечая то лёгкий храп, то мерное колыхание груди. Он и сам не заметил, как уснул…
Его разбудил звонкий женский голос, который слегка отдавал хрипотцой. - Эй, парнишка, вставай. Скоро полдень… Дейдара очень медленно разлепил глаза. И сразу понял, где находится. Тюрьма. Затхлая камера, из которой открывался вид на такие же комнатушки, отделённые решётками. По проходу неожиданно быстро пробежала жирная крыса. С отвращением Дейдара заметил, как несколько заключённых, чьё состояние оценивалось самим парнишкой, как самый настоящий ужас, вытягивают худые длинные пальцы, в слепой надежде поймать грызуна. Значит, ему это не приснилось. А жаль, он будет рад, если это окажется обычным сном.
Под боком что-то шевельнулось, и Дей перевёл глаза на это нечто. Это был всего лишь Кайи, который беспрерывно ворочался, пытаясь устроиться на ледяном полу. Он не спал, это доказывали широко распахнутые глаза. Взгляд Кайи встретился со взглядом Дейдары, и мальчик улыбнулся. Дей вздрогнул, когда увидел новые слёзы на бледных щёчках мальчика. Тот уткнулся к нему в складки рубашки и прошептал: Я так рад тебя видеть, Дейдара-семпай! Я думал, что остался совсем один. Дей сглотнул и обнял мальчика за плечи. - Расскажи мне, что случилось? Маори и Хикари сосредоточенно прислушались. А старик по-прежнему спал. Или талантливо делал вид. Впрочем, Тсукури было не до этого. Мальчик вздрогнул всем телом, но успокоился довольно быстро. - Ну, вечером я пошёл гулять вместе с друзьями. Мы задержались на рынке: смотрели представление бродячих актёров. Вот. Потом я пошёл домой. И увидел, что дом горит. Я испугался, закричал и побежал туда. Какой-то охранник схватил меня и ударил. Проснулся я уже здесь. Потом принесли тебя. Я не сразу узнал семпая. А потом догадался, что это вы. Я… я думал, что вы умерли.
Мальчик с силой, неожиданной для такого маленького существа, прижался к боку Дея, словно боялся, что тот исчезнет. - Успокойся, всё будет хорошо. Я останусь с тобой до самого конца! Маори как-то невесело хохотнула. Дей повернулся и встретился с ней глазами. В ответ на незаданный вопрос, она ответила: Нас сегодня продадут, как рабов. В полдень. Недолго ты держал своё обещание. Дейдара вздрогнул. Его глаза расширились до предела, а из горла вырвался протестующий вопль: Но это же запрещено! Хикари нахмурилась. - Милый, да кого это сейчас волнует? Ты же сам понимаешь, что за человек – новый правитель. Он убивает за малейшее неподчинение. И нам очень повезёт, если мы не умрём сегодня.
Дейдара молчал. Он и сам понимал правдивость её слов. Но всё равно… он не привык относиться к людям плохо, ни в ком он не видел изъянов, и даже издевательства и недоверие прощал, так как не видел в этом ничего особенного. Но сейчас… он точно знал, что не хочет видеть боль и страдания на лицах людей.
Роковое время приближалось. Словно в предвкушении чего-то страшного, в камерах воцарилась тишина, которая отдавала смертью… все чувствовали, что осталось совсем немного. Немного до чего?
И вот, словно завершающий жест от судьбы, раздался резкий звук. Ключ повернулся в замке, на несколько секунд свет ярко вспыхнул в конце коридора. Те, кто сидели в камерах, ближе к входу, недовольно зашевелились, зашипели, даже закричали. Крыса, потревоженная неожиданным всплеском резких звуков, испуганно взвизгнула и припустила в тёмную дырку в каменной стене. Послышались вальяжные шаги и громкие голоса. В ушах у Дея зазвенело, когда кто-то прошёлся по решётке соседней камеры железякой. Он прикрыл уши руками, но звук ещё долго не смолкал. В тишине, которая отдавала зловещим звоном, раздался неясный, хмельной голос. Его тональность то плавно сходила на «нет», то резко поднималась наверх, становясь невнятным звоном.
- Подъём, заключённые! Вас ведут на… ик, продажу. То есть, вам сейчас найдут новое жильё, вы будите работать на благо… ик, императора, - раздалось пьяное хихиканье, которое было встречено гробовым молчаньем.
По цепочке, одного за другим, заключённых заковывали в самую длинную цепь, которую когда-либо приходилось видеть Дею. Она казалась бесконечной. По очереди заключённые покорно ставили ноги, щёлкали пасти железных кандалов, и их толчком или ударом отправляли к тем, кто уже стоял в очереди. Дейдара не сразу понял, что произошло. Осознание пришло только тогда, когда он вблизи увидел эти самые железные оковы. Желудок его скрутило от невыносимой боли, в глазах застыл священный ужас, а тело практически полностью онемело. Невыносимо, до содранных лёгких, от них пахло кровью. Смерть словно лично надевала их. Дей медленно качал головой, отступая на шаг назад. Пьяный охранник недовольно цокнул и за шкирку схватил Дейдару. Тот издал краткий вскрик, когда почувствовал ноющую боль в макушке: охранник сгрёб в охапку слипшиеся волосы Дея, и с силой потянул их наверх.
- Заткнись, щенок! – воздух огласила хлёсткая пощёчина. Кайи, который стоял неподалеку уже в кандалах, негромко вскрикнул, и слёзы заструились по его худым щёчкам. Маори только лишь покачала головой. Хикари раскрыла рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент передумала и отвернулась. - Вот если бы у тебя были другие волосы, - задумчиво произнёс смотритель, - То тебя, наверняка, мог выкупить какой-нибудь богатый старикашка. Они любят таких сладких мальчиков…
Дей возблагодарил Богов за то, что в голову ему пришла идея о том, как быстро изменить цвет своих волос. Сейчас эти грязные слипшиеся пряди никак не походили на роскошные волоса цвета блонд. Потому и Кайи не сразу узнал его.
Не дав Тсукури и слова сказать, охранник заковал его руки и ноги в кандалы. Дей судорожно дёрнулся, с его губ сорвался протестующий стон, полный настоящего отчаянья. Охранник хохотнул и облизнул сухие губы. Этот паренёк приглянулся ему с первого взгляда.
Усилием воли Дейдара смог не упасть. В глазах у него плавала мутная пелена. Но ради Кайи он стиснул зубы и попытался отвлечься от невыносимой боли в руках: наручники с такой силой сжали руки, что было больно сделать хоть одно движенье. Губы Тсукури растянулись в подобии обнадёживающей улыбки, обращённой к Кайи. Уголки губ так сильно дрожали, что даже маленький мальчик не поверил этой вымученной гримасе боли. Дрожащим от страха телом он прильнул к названному дяде, обхватывая детскими ладошками его за пояс: выше он просто не дотягивался. Дей изумлённо раскрыл рот, а в следующую секунду ответно обнял Кайи, уже не делая попыток улыбаться.
Вереница, длиной не меньше двух футов, вышла на площадь, которая располагалась вблизи местной тюрьмы. Дейдара щурился от света. За два дня он успел отвыкнуть от нежных заигрываний ветерка, от вида сумрачных облаков, которые в напряжении наползали на небо, от бледного, но отчётливого света небесного светила. Правда, сейчас он совершенно не обращал внимания ни на что вокруг. Против воли, все мысли сводило только к запястьям и щиколоткам, которые горели невыносимым огнём боли. Они шли совсем недолго, но по земле за ним уже тянулся едва заметный след тёмных пятнышек. Кровь тонкими ручейками стекала по длинным пальцам и путалась в травинках и песке. Он крутил кисти в безотчётной попытке избавиться от скрежещущей боли, но этим делал только хуже. Запястья больше стирались, а к концу путешествия кровь текла одним сплошным ручьём. Мутная пелена перед его глазами обрела кроваво-красный оттенок. Повсюду, куда ни глянь, он видел багровые ручьи. Тошнотворный запах крови поглотил его с головой, не давая вздохнуть. Он задыхался: горло скребло, вдохи приносили ещё больше боли, а без кислорода лёгкие сгорали, норовя похоронить Дея заживо.
Всю недолгую дорогу он то и дело падал. Это было не из-за слякоти, просто ноги онемели и отказывались подчиняться. Он чувствовал каждую капельку, которая катилась по лодыжкам вниз. Однако стоило ему остановиться или упасть, как от соглядатаев он получал сильный удар ногой или особой плетью. Заключённые, понимая боль Дейдары, старались помочь ему и временами тащили мальчика вперёд. И вот, наконец, показалась главная площадь…
Площадь образовывала собой круг, неровный, с изъянами, но всё же круг. По краю площади, словно грибы после дождя, возвышались высокие здания, в целых два и даже три этажа, богато украшенные. Это был, очевидно, дворец наместника и дома младших чиновников. Дейдара моргнул, пытаясь отогнать неожиданное наваждение. Ему казалось, что он уже видел подобные величественные строения, и не раз. Словно из прошлой жизни, которой у него никогда не было, он увидел мираж… здание, гораздо роскошнее этих, огромный сад, в котором всегда цветут цветы. И от них исходит такой приятный, нежный аромат… он дышит им, вспоминает, переживает заново мгновения покоя и счастья.
Дей моргнул, и волшебный сон пропал из воспоминаний так же резко, как и дал о себе знать. Аромат цветов, пёрышком защекотавший нос, пропал мгновенно. В сравнении с ним густой запах крови стал ещё сильнее. Дей приложил ладошки к губам, но это не помогло. Согнувшись от боли, он упал на землю. Через секунду его обильно вырвало прямо на черепицу. Те, кто был поблизости от него, отшатнулись в разные стороны, с отвращением разглядывая малоприятную картину. Только Кайи испуганно охнул и подбежал к Тсукури, заставляя подняться с колен. Дрожь прошлась по телу юноши. Он закашлялся.
Он еле поднялся на ноги, и застыл на месте. Совсем. Ни одна конечность не двигалась, глаза расширились от испуга, а руки оказались прижаты к засохшим губам.
Во всём этом стал виноват шальной порыв ветра, который принёс с собой отвратительный, мерзкий запах ссохшихся капель крови, запах смерти: Дейдаре, наконец, открылся вид на площадь…
Глава 5.
Законное беззаконие.
POV Дейдары.
Глазам предстало зрелище, невообразимо ужасное, но не достигшее самой безумной стадии. Словно сцена, на огромном помосте, возвышалось полукруглое пространство, отгороженное с боков невысокой оградой. На высоких шестах развеваются флаги Японии. Знамя бешено мечется на ветру. Дейдара оказался так близко к «сцене», что мог видеть грязную пепельного цвета черепицу. Словно бисквит ромом, она была пропитана потемневшими пятнами, которые, несомненно, были кровью. И, посреди всего этого невыносимого уродства, стоял трон…
Роскошный, несомненно, золотой или позолоченный, обитый тёмно-синим шёлком с золотыми же заклёпками. На подлокотниках изображались змеи. Их глаза даже издалека светились благородным зелёным цветом изумрудов. На кованой спинке трона сидела роскошная тропическая птица. Длинные перья хвоста почти касались каменного пола, большие янтарные глаза с особым прищуром оглядывали закованных в цепи людей.
На троне сидел человек. Его длинные тёмно-каштановые волосы были заделаны в аккуратный блестящий пучок на макушке. На голове сидела бархатная феска. Тонкая бородка и узкие глаза делали его похожим на степного козла. Сначала он показался мне смешным, но, увидев злое и одновременно брезгливое выражение на его лице, доверие сразу умерло. Рядом с ним на ложе расселись другие люди в богатой одежде и надменными лицами. Всё они смотрели на людей, столпившихся внизу, с таким презрением, что казалось, будто целый океан ненависти льётся на тебя сверху. Вокруг импровизированной сцены столпились обычные люди. Они, в отличие от господ, с жалостью смотрели на смертников.
Вокруг воцарилась относительная тишина. Все смотрели на него. Вдруг краем уха я услышал взволнованный шёпот: Это же наместник нашей провинции. Больше я ни о чём не мог думать. Боль стала просто невыносимой, и я упал. В ушах звенело, перед глазами стояла грязная муть, а ноздри царапал сильный запах. По запястьям текла кровь, стёртая кожа казалась железной перчаткой, которую никак не снять.
При всём желании, Кайи не смог бы меня поднять. Он дёргал меня за рукав, слёзы безостановочно катились из его тёмных глаз, которые лихорадочно метались, опасаясь, что стражники заметят меня в таком виде. Но нет, кажется, никто и не смотрел в мою сторону. Взгляды всех были устремлены на возвышение, где сидел наместник. Я тоже стал смотреть туда, ожидая, что же будет дальше. Мужчина широко зевнул, демонстрируя пренебрежение к людям, и сделал широкий взмах рукой. Мужчина в чёрном кимоно с сухими чертами лица и очками, криво сидящими на носу, достал длинный пергаментный свиток и стал неторопливо читать. На короткое время моё сознание отказалось мне подчиняться: я не услышал ни слова из длинного монолога чиновника, хотя по откровенному ужасу в глазах людей догадался, что он сообщал всем нам.
Слух отказывался воспринимать реальность, зрение практически ничего не улавливало, и только сердце бешено колотилось. Хотя общая картина была весьма нечёткой, лихорадочно мечущееся сознание отмечало какие-то нелепые маловажные детали: птица, что сидела на троне, словно бы поёжилась, хотя холода, как такового, не было. Её янтарные глаза скользнули по людям в цепях, и мне показалось, на один короткий миг, что она смотрит прямо на меня.
Небо стремительно темнело. Далёкий громовой раскат я услышал гораздо чётче, чем слова наместника. Первая капля свежей влаги упала на лицо. Кожу легонько кольнуло ощущение прохлады, а свежий порыв ветра стёр из сознания запах, который мутил рассудок. И тут, словно сквозь толщу воды, до меня донёсся голос одного из охранников: Берите вот этого.
Один из охранников появился в пределе видимости. Я бы даже не стал сопротивляться, если бы меня сейчас потащили вперёд. Закрыв глаза, я ожидал, когда меня выведут вперёд. Но ничего не произошло.
Вдруг совсем рядом раздался протестующий крик. Я резко распахнул глаза и поднялся с земли… они уводили Кайи. Мальчик кричал, отчаянно пытаясь вырваться. Он тянул руки назад, ко мне, его губы беззвучно шептали «Дейдара», а в глазах стоял такой ужас, что мне стало больно. Он кричал до тех пор, пока один из охранников не взвизгнул. Ладонь стремительно поднялась в воздух и так же стремительно опустилась. Хлёсткий звук пощёчины огласил площадь, и несколько рубиновых капель сорвалось с губ Кайи. Крик вырвался из горла и разнёсся по мгновенно притихшей площади…
Улочки этого маленького городка казались бесконечными. Однако бродить по ним доставляло истинное наслаждение: впитывать в себя сонную тишину, чувствовать какое-то особенное напряжение природы, наслаждаться ароматом свежего хлеба и сладостным предчувствием скорого дождя. Жаль, что дело ещё не окончено. Иначе я бы остался здесь подольше.
Не сразу, но постепенно я стал замечать, что угрюмая тишина становится неестественной. Слишком сковывающая, слишком неживая, почти мёртвая… Однако именно эта чарующая тишина и позволила уловить далёкие звуки. Прислушиваясь к шуму, я волей неволей почувствовал беспокойство. Из пустоты на уровне пояса послышался полушёпот. - С вами всё в порядке? О да, Кицунэ в считанные мгновения уловил изменения в моём настроении. Удивительная способность, чувствовать настроение хозяина. А в моём случае, его чувствительность просто сверхъестественна. Обычно я веду себя спокойно и не позволяю чувствам вырваться наружу. Потому Кицунэ научился реагировать на тончайшие изменения моего состояния. Словно паук, который за сто метров способен уловить колыхание своей паутины. - Да, всё хорошо. Скажи, мы ведь на месте? - Да, это тот самый город. - Хорошо. Ты помнишь его энергию? - Не очень хорошо. Полагаю, он успел изменить запах, чтобы его не смогли преследовать. Поэтому гончим было тяжело даже взять его след. Плюс дождь… - Дождь – это случайность. Вернее, последствия. Император должен был предполагать… Послышалось звериное рычание, и руку слегка опалило тёплое дыхание. - Вы тоже называете его императором? - Кицунэ, ты же чувствуешь обстановку во дворце. Если я хочу помочь народу Японии, я не должен выражать своих настоящих чувств, пока. Послышался тихий вздох сожаления. - Я до сих пор не могу забыть тот запах… - Да, я знаю. - Кицунэ, я пойду на центральную площадь, а ты ищи по окраинам. Если найдёшь что-то интересное, скажешь. - Как прикажете, господин.
Ощущение чужого присутствия исчезло мгновенно. Я не прислушивался, однако при желании мог бы уловить мягкий стук когтей по булыжнику. Выждав пару минут, я посмотрел на небо. Невооружённым глазам могло показаться, что небо сейчас имело белый, чистый, идеально ровный цвет. Однако это была лишь иллюзия. Облаков не было, только грязно-серые разводы полосовали снежно-белую гладь. Однако эти вкрапления казались почти незаметными, и потому не привлекали внимания.
Однако я чувствовал, что вскоре начнётся дождь. Первые, совсем робкие капли уже упали вниз, но почти мгновенно растворились в пыли переулка. Длинные полы чёрного плаща хлестали по выпуклым камням, по стенам плотно стоящих домов, взметая вверх облачка пыли и грязи. Однако чтобы не происходило, ткань оставалась невредимой. Капюшон, предусмотрительно накинутый на голову, причинял лёгкое неудобство, но был почти необходим, учитывая, что визит господина в эту забытую императором и всеми небесными силами провинцию был тайным и совсем не подлежал огласки. А личность этого человека была столь узнаваема, что не приходилось сомневаться, что местная знать с первого взгляда узнает в уставшем путнике чиновника. Шаги, едва слышные, сопровождал лёгкий шелест плаща. Поплутав по местным улочкам, он всё-таки нашёл площадь. Он, привыкший к лицезрению роскошных апартаментов, не обратил внимания на золотой трон – дешёвую подделку под трон императора во дворце. Мужчина в капюшоне усмехнулся, представляя себе реакцию императора, увидь он эту дешёвую пародию.
Гораздо больше его привлекла сама площадь. Тут не было ничего особенного: грязные дома, выходы на такие же маленькие улочки, в которой сейчас ютился он сам, крошечные ларьки и лавки. Пожалуй, единственное, что привлекало внимание, это были белые колонны. Они стояли величественным полукругом, словно двенадцать судей в белых накидках.
Впрочем, незнакомец едва ли обратил на них внимание. Его глаза цвета промытого речного песка были прикованы к десяткам людей, обвитых плотной стальной цепью. Плотной толпой они стояли у импровизированного возвышения. Чиновники, которые сидели на роскошных креслах и диванах, охватывали их ледяными взглядами. Мужчине была знакома подобная манера общения. Знакома, с недавнего времени…
С каждым движением заключённых, цепь издавала негромкий лязг, однако движений было слишком много, так что этот лязг стал настоящей музыкой, которая фоном сопровождала всё это лицедейство. Мужчина нахмурился и стал прислушиваться к тому, о чём говорил торжественно наряженный слуга. Неожиданно он всё понял: это была продажа. Продажа людей.
Сердце мужчины нервно дёрнулось, однако разум никак не отреагировал. Привычка быть жестоким так глубоко въелась в его кровь, что внешне он мог казаться абсолютно равнодушным, даже если внутреннее умирал от боли или ненависти. Только его глаза, независимо от разума, всегда оставались тёплыми и сострадающими. Однако не каждый мог это заметить. Вернее он не каждому позволял…
Он стоял в стороне. Широкая полоса тени скрывала его высокую фигуру от посторонних глаз, а капюшон не давал волосам выдать себя. Хотя, он сильно сомневался, что это будет действенно. Едва глянув на трон, он сразу заметил Тень чиновника. Птица с роскошным опереньем отвечала всем представлениям незнакомца о натуре этого человека: чересчур яркий, так что режет глаза, слишком напыщенный, так что перья дыбом встают, слишком ленивый, так что кормушка практически бесполезна. Но, тем не менее, именно эта птичка может весьма навредить незнакомцу. Ведь он преодолел столько миль, прошёл столько городов, охотясь лишь за своей целью. И узнаваемость ему ни к чему.
Прислушиваясь к тому, что говорил слуга, он всё больше и больше хмурился. Сейчас, дабы не нарушить все предосторожности для поисков, он не имел права вмешиваться в то, что происходило. Однако он просто не мог спокойно наблюдать за тем, как вздрагивают люди, осознающие, что их судьбы висят на волоске, готовом вот-вот оборваться. Предчувствия, тёмные, необоснованные, ютились в сердце незнакомца, заставляя лихорадочно метаться. Правда, метался он только мыслями, а глаза оставались наполнены стеклом, пустым и бездушным.
Его глаза безостановочно искали, сканировали, изучали… он просто не мог поверить, что ошибся. Но нет, такого как он весьма нелегко не заметить. Да и незнакомец слишком хорошо знал натуру беглеца. Если бы он был здесь, то давно себя проявил. Он не сразу заметил, но постепенно его взгляд остановился на небольшой потасовке у края возвышения. Там что-то происходило, что-то неопределённое. Люди расступались в стороны, и цепи издавали ещё более сильный лязг. Раздался неприятный голос охранника: Возьмите вот этого.
Какого-то маленького мальчика с каштановыми волосами вытащили из общей массы и насильно повели в сторону трона. Он пытался сопротивляться, но охранник мерзко оскалился и со всей силы ударил мальчика в скулу. Раздался громкий звук пощёчины. Мальчик задохнулся и выкашлянул нечто, отдалённо напоминающее кровь. Первые дождевые капли незамеченными упали на асфальт, разбившись мириадами брызг. Всё это произошло одновременно и стремительно. Те, кто находились ближе к охраннику, удивлённо замерли. И тут…
Воздух взорвал безумный по своей сути крик. Несколько человек заткнули уши ладонями, птица-Тень тонко вскрикнула и вспорхнула с трона, разметав по обивке несколько перьев из хвоста. Отдалённо послышался нарастающий шум приближающейся грозы. Ветер был упоительно свеж. Он почти нежно трепал волосы незнакомца, чьи глаза были устремлены в пустоту. Он ничего не видел и не чувствовал, только в ушах ещё эхом отдавался крик. Словно сквозь время он слышал его, чувствовал на своей коже знакомый холодок, ощущал упоительную близость. Должно быть, это были всего лишь отголоски воспоминаний…
Где-то далеко зарычал Кицунэ. Незнакомец чувствовал, как погружаются когти в твёрдую землю, как разлетаются в разные стороны комья грязи и мусора, как проносятся между глазами бесконечные ряды домов, лавок, хибар. Определённо, Кицунэ тоже чувствовал энергию этого крика. Незнакомец был весьма удивлён: Кицунэ умел ловить исключительно настроения хозяина и никогда не выражал готовности рисковать душой ради какого-то «шумного» человека. А сейчас он буквально обрывал когти об острые камни, оставляя клоки рыжего меха на обочинах и острых кольях. Он шёл к своему хозяину.
И вот, спустя секунду хозяин уже чувствует упоительно-мягкую шерсть под ладони сорванное дыхание животного. - Что произошло? – спросил Кицунэ. Хозяин лишь пожал плечами: он и сам не до конца понимал, что происходит. Чиновник нахмурился и указал пальцем туда, откуда послышался голос. Было видно, что ему весьма не по нраву, когда портят его «представление». Охранники в спешке тащили к трону какого-то мальчика. Он был юн, совсем молод. Плечи едва прикрывала грязная, тёмная холщовая рубашка. Ноги безвольно волочились по земле. Каждое движение сопровождал ужасное бренчание цепей. Кицунэ сдавленно зарычал. В отраженье его мыслей хозяин увидел ту же картинку, что наблюдал сам. Только животное слишком чётко видело багровые капли, ручьём стекающие по бледной коже мальчишки в районе кистей и лодыжек. Его хозяин сморщился от отвращения: даже животные не заслуживают такого обращения. Чем больше он приглядывался к молодому человеку, тем больше удивлялся его внешности.
Длинные, почти до самой поясницы волосы тёмно-каштанового цвета, грязные, слипшиеся, словно приклеенные. И глаза… прекрасный оттенок. Словно смотришь на небо, такое спокойное и яркое. Только хмурое. Глаза были словно потемневшими, остекленевшими. Незнакомец в смятении подумал, какую же боль этот человек должен был испытывать. С неба упали ещё несколько капель. Всё чаще и чаще кто-то поднимал голову и смотрел в небо, пытаясь понять, почему же ледяная влага так неожиданно обрушивается им на кожу. Мужчина на троне выглядел не заинтересованным. - Эй ты, мальчишка. Почему ты кричал? Молодой человек поднял голову, но ничего не сказал. - Эй, мальчик. Я привык, что мне отвечают. Кивок головы. Мужчина с жёсткими чёрными волосами в длинной чёрной рясе вышел вперёд и жёстко ухмыльнулся. Плеть мелькнула в его руках и с силой опустилась на спину юноше.
Полный боли крик вырвался изо рта юноши и повис в недвижном воздухе. Люди в цепях словно бы отшатнулись от него. Только маленький мальчик, тот самый, с шоколадного цвета волосами заскулил и протянул руки вперёд в надежде прикоснуться к другу. Но между ними было слишком большое расстояние.
Парень согнулся от боли. А наместник продолжал: И я привык, что мне кланяются. Второй удар отозвался воющим стоном. Кицунэ с силой погрузил когти в землю, готовясь к приказу в любой момент. Однако вызволить мальчика оттуда, оставшись при этом незамеченным было бы невозможно. Оставалось лишь наблюдать. Наблюдать и понимать, что так будет и дальше. До того момента, пока не найдётся тот единственный, кто в состоянии спасти империю. Отчего-то мальчик не склонился в поклоне. Он стоял на коленях, не способный выдержать боль и давление. Его руки дрожали, но голова была упрямо поднята. - Ах ты, паршивец! – зашипел правитель – Не желаешь подчиниться? Град ударов обрушился на непокорного парня сверху. Кровь, стекающая по подбородку, смешивалась с участившимся пульсом дождя. Грязные волосы довольно быстро намокали.
Незнакомец видел, что вот-вот несчастный потеряет сознание от боли. Он пытался согнуться, но тело словно бы пружинило, разгибая спину в первоначальное положение. Наместник раз за разом отдавал приказы, и парня нещадно били, ожидая покорности. Среди толпы заключённых прошёлся шепоток.
А незнакомец в капюшоне просто стоял и смотрел. Он никогда не был преемником жестоких игр, никогда не получал удовольствия от чужих мучений. И сейчас он ненавидел каждую секунду, в течение которого ожидал, что мальчик вот-вот упадёт, покориться. Он хотел отвернуться, но не мог и шага сдвинуть. Ужасная картина завораживала.
Тот мальчик с тёмно-каштановыми волосами плакал, стоя на коленях рядом с охранником. Тот держал его, опасаясь непокорности, однако мальчик был слишком худ и слаб, чтобы показать хотя бы тень сопротивления. - Ну что ж, если ты не хочешь покориться – ты умрёшь! – взревел взбешённый наместник. Кицунэ издал утробный рык. Наместник подозвал внушительного вида человека в чёрной рубахе с мечом на цепочке. Тот плотоядно ухмыльнулся: было видно, что ему доставляет удовольствие убивать.
Продолжение читайте здесь!^^ Парень закрыл глаза и посмотрел на небо. Невинное, вымытое дождевыми каплями чистое лицо казалось идеальным. Он распахнул глаза. Застывшие слёзы сплошным потоком хлынули из двух озёр прекрасного голубого цвета. Меч сверкнул яркой вспышкой и замер наверху, готовясь в любой момент опуститься на голову несчастного. Мальчик закричал, а молодой человек лишь улыбнулся.
Неожиданно усилившийся дождевой поток грязными каплями стекал вниз, обнажая прекрасный оттенок цветков ванили. Осознание страхом мелькнуло в глазах незнакомца, когда меч, рассекая воздух, скользнул к обнажённой шее мальчика. - Кицунэ, останови его! Полы длинного плаща взметнулись вверх. Пыль столбом повисла в воздухе, а на земле остались глубокие борозды когтей. Ладонь обдало почти нежным прикосновением мягкой шерсти.
А через секунду раздался жуткий скрежет. Он длился всего какую-то секунду, но этого хватило, чтобы всё вокруг погрузилось в звенящую тишину. Рыжая вспышка метнулась к человеку с мечом. Рык, казалось, прорвал небо, которое отозвалось длинным раскатом грома. Тишина, окутавшая площадь, была столь ощутима, что казалось, будто ею можно закутаться, как меховым полушубком. Капли по-прежнему стучали по холодным камням, раскаты грома не менее слышно разбивались под покровом небес, но стихия словно бы притихла. А всё потому, что всё внимание людей было направлено в центр площади… Совсем молодой юноша лежал на булыжнике. Тонкая батистовая рубашка едва ли прикрывает стройное тело, глаза закрыты, пульс неровной строчкой бьётся под кожей.
А над ним, виляя роскошным лисьим хвостом, возвышалось огромное животное. На первый взгляд могло показаться, что это лис: ярко-рыжий мех, острые уши, когти на лапах. Но все замерли, ощущая дыхание смерти. Это был кьюби.
Палач стоял поблизости с поднятой ладонью. Однако меча в ней уже не было. Лезвие прерывалось у самого начала рукояти следами страшных зубов. Кьюби тяжело дышал. Его хозяин на уровне инстинктов чувствовал жажду крови, исходящую от него. Тот желал растерзать, уничтожить, убить, разорвать в клочья. Его животная природа рвалась наружу, и лишь кровный договор связывал его, не давая наброситься на первого встречного. Хотя нет, даже если бы тончайшие цепи, сковывающие сердце животного, разорвались по велению господина, он бы не посмел накинуться без приказа. Потому, что он действительно уважал своего хозяина. Слюна тонкой ниткой текла по морде разъярённого животного, дыхание облачками белесого пара слетало с приоткрытого рта, где отчётливо выделялись снежно-белые, бритвенно-острые клыки.
Рычание, тихое, бархатное, застывало в пространстве. Все хотели закричать, убежать, скрыться, но понимали: один шаг – и кьюби сотрёт их в пыль. Только Тень чиновника – роскошная тропическая птица недовольно заёрзала на троне своего повелителя, ощущая его страх. Перья встали дыбом от взгляда золотистых глаз демона-лиса, клюв щёлкал по воздуху, словно предостерегая.
Тень, скрывающая путешественника, словно бы пошатнулась, приоткрывая занавес. Стройная фигура в плаще до пят величественно вышла из своего укрытия и остановилась на середине помоста. В глазах заплясали искры ненависти и презрения, стоило лишь взглянуть на чиновника, столь уверенного в начале этого отвратительного фарса и столь напуганного в конце. - Кицунэ, - спокойно попросил незнакомец, и животное покорно склонило широкую голову, отходя от бездыханного тела юноши. Незнакомец склонился над ним и почти нежно обвил аристократичной ладонью узкую кисть. Пульс, лёгкий, едва уловимый, но вполне стабильный, бился под тонкой бархатной кожей. Жив.
Облегчение, которое в этот миг испытал незнакомец, было просто неописуемо. От судьбы этого юноши зависело будущее Японии. Аура спокойствия и величия тягучими волнами расползалась от фигуры в стороны. Люди на какие-то краткие мгновения даже отпустили страх за жизни, забыв о смертельно-опасном кьюби, который склонился в неком подобии уважительного поклона, грациозно выставив вперёд одну лапу.
Однако смелость обрёл не только простой люд. Те, что сидели в роскошных креслах под навесом тоже почувствовали, что без приказа кьюби не двинется с места. И это внушило им мысль, будто они способны повелевать и хозяином опасной зверушки. Они не учли одного: лишь уважение перед безымянным юношей, лежащим в ногах путника, мешало ему отдать приказ: разорвать на части тех, кто посмел доставить боль этому существу. О, если бы они знали… если бы в этих цветках безумного празднества, живых цитаделях надменности проснулась мудрость, они бы поняли, что ему ничего не стоит стереть их в прах. И для этого ему не нужен был кьюби или оружие. Один взгляд глаз цвета промытого речного песка могло хватить, чтобы уничтожить зародыши жизни в их осквернённых телах, искалеченных душах. Он мг убить, стереть с лица земли недостойных, и этим же взглядом мог подарить жизнь.
Но нет. Губительная сила их эго уже взыграла на затронутой гордости. И просто сидеть они не могли. - Кто ты такой? – по возможности властным голосом спросил наместник провинции, цепляясь толстыми пальцами за подлокотник трона. Незнакомец молчал. Менее всего ему бы хотелось сейчас показать перед замершими от ужаса людьми своё желание наказать. - Я спросил тебя, кто ты такой! – голос стал повелительным и громким. Однако не настолько, чтобы покорить этим фигуру в плаще. Он видел настоящую власть, а это… всего лишь жалкая пародия на торжество духа. И так же отвратительно, как копия золотого трона – Как смеешь ты, простолюдин, вмешиваться в дела наместника провинции?
Поспешность его выводов казалась смешной не лишенному интеллекта кьюби. Хотя тело у него животного, разум, далеко превосходящий человеческий, и мудрость, доставшаяся от хозяина, позволила вдоволь насладиться этой заминкой. Впрочем, его хозяин вовсе не находил этот монолог смешным. Напыщенность и грубость – как же он ненавидел этим пресыщенных радостями жизни людей, которые не умели ничего! Однако его ярость вскоре приглушилась. Контроль над эмоциями был столь силён, что он не снизошёл до ответа. Наместник, однако, таким терпением не обладал.
- Я вершу суд! Эти люди – преступники. Какое право имеешь ты мешать мне? Я знаю самого императора. Если я попрошу, он сотрёт тебя в порошок. - Император не столь глуп, чтобы следовать приказам своих цепных псов. И он не станет слушать тебя, - спокойно ответил путешественник, не снимая капюшона. - Молчать! – взревел он. Большое лицо с козлиной бородкой побагровело от ярости. - Схватить его! – закричал он в порыве ярости, указывая своим людям на него. Однако те не шелохнулись. Кьюби, до сего момента сохранявший спокойствие, сдавлено зарычал, демонстрируя готовность разорвать горло любому, кто посмеет коснуться края плаща своего хозяина. - Я узнаю, кто ты, слышишь? Я прикажу тебя пытать, закрою в темнице, вырву глаза, отдам львам на съедение, - сыпал угрозами потерявший разум чиновник. - Зачем же так грубо? – мягко спросил незнакомец. Однако в этой мягкости было больше угрозы, чем в крике – Желание легко может осуществиться, если вы так того просите.
Фигура, закутанная в плащ, поднялась и распрямилась. Ярость, хорошо контролируемая и долго сдерживаемая, хлестала через край исключительно в глазах и лёгком изгибе бровей, не больше. Аристократы могли контролировать себя. Бледная узкая ладонь преувеличено-медленно прикоснулась к складке капюшона. Ткань медленно поползла назад, приоткрывая лицо человека. Холодная улыбка коснулась его губ.
Капюшон соскользнул с его головы и с тихим шорохом опустился на плечи, как бы признавая величие хозяина. Ветер ласково коснулся лица незнакомца, сдувая со лба яро-алые волосы…
Говорят, что император, тот, каким его видят придворные и простой люд, существует только благодаря его Теням. Его первая Тень – хранитель, лежит сбоку от трона, глядя на посетителей. Если вдруг появится недоброжелатель, готовый броситься на своего повелителя, Тень не даст ему и шагу ступить. Но настоящая Тень императора скрывается в тени трона. Тень стоит за спинкой богато украшенного трона. Никто, кроме избранных, никогда не увидит его лица, не поймёт истинного предназначения. Есть люди, преданные империи, стране, народу, дворцу. Но Тень предана исключительно императору. Этот человек не перед кем не отчитывается, ничего не объясняет, скрывает своё истинное лицо в обличии мелкого или крупного чиновника, открываясь исключительно перед своим господином. Никто не знает о его истинном предназначении. Тень-хранитель делает так, что тот, кто пришёл с плохим умыслом в приёмную залу, не касается и ладони императора. А Тень делает так, что ни один злоумышленник, ни один заговор не проникает сквозь стены императорского дворца. Таково его призвание. Он император теней, повелевающий миром за пределами ложных улыбок трона.
Он верен своему императору до последнего вздоха. Если все в этом мире предадут небо и правителя, он останется рядом, преклонив колено. Тени… их повелитель управляет всеми, кто находится за пределами, как марионеток, дёргая за ниточки их тени, лежащие на полу. Всех, кроме императора и его Кирина. Им он подчиняется беспрекословно.
В высших кругах, словно ветер по зрелым колосьям, ходит слух, что есть среди свиты императора один человек. Он является верховным наместником. И за пределами замка весьма дурная примета видеть его пышущие яростью алые локоны. Он не прощает, не подчиняется, не боится. Он единственный, кроме Кирина и Теней, кто имеет право не делать поклон перед императором. Не известно, почему он приобрёл такое влияние в обществе, однако выяснять это не менее опасно, чем идти на схватку с кьюби в одиночку. Потому никто и не пытался.
Ни перед кем и никогда он не проявлял сколь-нибудь значительных признаков превосходства или надменности. Он всегда был спокоен, величественен, почти не опасен. Но те, кто боялись смотреть ему в глаза, зная, что он прочтёт их грехи, слишком хорошо чувствовали на себе веяние этого «почти». Величие и сила, что всегда овивали его полукольцами тумана, были столь ощутимы, что никто не смел сомневаться в том, что он далеко не так прост, как кажется. Он всегда молчит. Редко осмеливается произнести более двух-трёх фраз. Но порой даже их хватает, чтобы подчинить себе всю публику.
Чиновники вздрогнули, как один, поняв, кто стоит перед ними. Аристократичные черты выдавали своего владельца. Ярко-алые волосы кидал в стороны беспощадный ветер, фигура как никогда внушает ужас. Кьюби повторно склонился перед хозяином, признавая превосходство. А такое бывает весьма редко: демоническое животное признаёт чужую власть над собой.
Простой люд же, не посвящённый в интриги дворца, зашептался. Они не знали, кто он, но чувствовали смятение своих мучителей. Конечно, рассчитывать на то, что он пришёл, дабы их освободить, было бы глупо, но всё же… доверие, которое этот человек внушал своим видом, не могло не потрясать. Однако господин уже пресытился ужасом, который испытывали при виде его чиновники. Он не был бездушным зверем: неоднократно это доказывалось во благо императора. Однако для тех, чьи сердца погрязли в темноте, он оставался опасным зверем. Его опасались, потому что никто не мог укротить. Сейчас для него было гораздо важнее не потерять то единственное, за чем столько дней он гнался по всей провинции.
Склонившись над телом юноши, он поднял его на руки. Мальчик был не тяжелей пушинки. Длинные, слипшиеся от обильной влаги волосы ниспадали волнами на полуобнажённые плечи. Изорванная, грязная рубашка облегала худое тело. На кистях ещё влажные следы крови и длинные порезы от цепей. Колени изодраны и покрыты плотным слоем грязи. Дыхание с хрипами вырывается из груди. Он был одновременно жалок и притягателен.
Кьюби осторожно подошёл к хозяину. Усы покачнулись, ноздри расширились, вдыхая перенасыщенный озоном воздух. О да, сладость, граничащая с приторностью, лёгкой пеленой обволакивала юношу. - Это он? – спросил Кицунэ, дабы удостовериться. Он мог не доверять инстинктам и чувствам, но своему хозяину он верил безоговорочно. Да и надежда – не лучшее из качеств, присущих демонам. - Без сомнения, - ответил господин, склоняясь над лицом юноши. Невинные, прекрасные черты, лишенные следов порочности и грязи. Он не может ошибаться.
Первоначально его ввели в заблуждение волосы юноши. Он видел грязные тёмно-каштановые волосы и не мог принять тот факт, что это всего лишь прикрытие. За несколько недель он столь привык искать среди толпы благородные черты и белые волосы, что и предположить не мог, будто они будут сокрыты в такой странной оболочке.
Господин посмотрел на лицо юноши. Губы были бледны, скулы выпачканы в грязи. Тело дрожало от холода. Господин сдёрнул с плеча плащ. Тот чёрными складками пополз под ладонью, укрывая сотрясающееся мелкой дрожью тело. Ками, только подумать, что было бы с этим юнцом, если бы не своевременная помощь из неоткуда. Даже если по воле судьбы меч не опустился на шею несчастного, тот легко мог умереть от воспаления или холеры.
- Кицунэ, нам пора. Он и так слишком долго вдыхал этот омерзительный запах. - Вы правы, господин. Все свидетели этого диалога хозяина и зверя замерли в ожидании. Юноша с алыми волосами сделал несколько шагов в сторону помоста, дабы спуститься и уйти. Ошеломлённые чиновники ещё не пришли в себя, но самый надменный из них поёжился в кресле. Незнакомец кинул на него один единственный взгляд, полный безграничной ярости. - Работорговля в Японии запрещена указом предыдущего императора. А император новый этот указ не отменял. Отпустите их. Кицунэ… - Да, милорд. - Освободи их от цепей, пожалуйста. - Как прикажете. Напружинив лапы лис пустился в самую гущу толпы. Только животный страх и шок не дал людям закричать от ужаса. Они просто стояли и смотрели, не в силах поверить в происходящее. Животное наклонилось над маленьким мальчиком с зелёными глазами. Ребёнок пискнул от страха, а мать умоляюще посмотрела на демона. Однако тот неожиданно вымолвил: Не бойтесь, сударыня. Всё хорошо. Как никогда осторожно лис схватил в зубы цепь. Послышался жуткий лязг, и обрывки железа попадали вниз. Хозяин удовлетворённо кивнул и пошёл прочь, зная, что его Тень выполнит всё так, как нужно. Дождь стих только к вечеру…
POV Дейдары.
Горло ноет, как маленький капризный ребёнок. Желание немедленно сделать хоть глоток воды становится просто нестерпимым. Сухие, потрескавшиеся губы беззвучно шепчут одно единственное слово, способное стать спасением для измученного организма «вода». Иное мгновение кажется, что нестерпимый жар, овладевший телом, становится чуть легче переносить. Словно лоб накрывает прохладная ладонь. Но нет. Такие нужные ощущения быстро стираются, и всё снова пылает в мареве кипящего жара. Оно доставляет боль.
В ушах стоит невыносимый звон. Казалось, что ты чувствуешь, как струны внутри тебя колеблет невидимая рука. И они дрожат, дрожат, зарождая цепную реакцию. И всё твоё тело начинает трясти от боли, а уши закладывает плотной пеленой. И снова больно. Когти внутри скребут теперь не только горло. Запястья, лодыжки горят. Кости плавятся от невыносимой тяжести.
И вдруг, сквозь плотную ткань тишины пробивается голос. Властный, с повелительными нотками он волной бархата прокатывается по разуму, задевая те самые чувствительные струны. Сердце вдруг начинает биться очень быстро, разбивая о внутренние стены шквал боли. К горлу стремительно подкатила горечь, и кашель невольно сорвался с губ. Так странно. Голос кажется знакомым, словно с детства его помню. Но детства у меня не было. Вернее, я его не помню.
- Разве вы не видите, что ему необходима вода? Следом за вопросом следует ответ. Но голос уже не вызывает такой бурной реакции организма. - Простите, господин. Я… мне казалось, что это лишнее, - голос дрожит, но не от страха. Скорее всего, его обладатель слишком стар. - Ками-сама, неужели не видно, что у него жар? Он же мечется по кровати! – удивительно, но даже когда недовольство проскальзывает в безупречную гамму, бархат никуда не исчезает. - Я вижу. Но сейчас весьма опасно переохлаждать тело, - кажется собеседник, которого я не видел, попытался возразить. Старик тяжело вздохнул – Как прикажете. Дзюри? - Да, милорд. - Принеси графин родниковой воды. Только проследи за тем, чтобы вода оставалась чистейшей. Иной он не выпьет. - Как прикажете. Послышался шорох одежды. И удаляющиеся шаги. - Что с ним? – голос не теряет властности, но становится чуточку мягче. - Сильная лихорадка. И истощение. Похоже, долгое время его держали в сыром холодном помещении без еды и воды. «Они разговаривают обо мне?» - невольно пронеслось в голове. - И каково его состояние? - Что я могу вам ответить, молодой человек? Он будет жить. Но я весьма обеспокоен его состоянием. Жар не спадает уже сутки. Ему сейчас нелегко, но я уверен в том, что Небеса будут хранить его. - Да хранят его Небеса! Сознание постепенно провалилось во тьму…
Пробуждение далось воистину нелегко. То, что я слышал ранее, сейчас казалось лишь плодами разыгравшегося воображения. В голове царила сумбурная каша из ничего не значащих обрывков воспоминаний, смутных ощущений, навивающих тревогу, и лёгкого покалывания в области лёгких. Вздох, словно глоток живительной влаги. Буквально чувствуешь, как расправляются, словно слипшиеся лёгкие. Так же бабочка расправляет крылья, перепархивая с цветка на цветок.
И сразу, с первым же вдохом, в лёгкие врывается цветочный запах. Упоительно-насыщенный, с лёгкими пряными нотками, он щекочет ноздри. Потом так же неожиданно врываются звуки. Сначала слышны лишь хрипы, словно шестерёнки забыли смазать. Потом тихое, едва уловимое рычание. Потом птичий щебет. И, наконец, совсем тихо, голоса, затихающим эхом скользящие по ушам. С трудом раскрыв глаза, пришлось снова захлопнуть их: яркий свет бил по чувствительным нервам.
Мышцы затекли. Свинцом налились все конечности, двигать которыми не представлялось возможным. Прошло немало времени, прежде чем сознание полностью начало контролировать тело. Сначала пришло понимание, что тяжёлые хрипы – это моё дыхание. Потом пальцы покорно дёрнулись, подчиняясь воле человеческого разума.
Снова раскрыв глаза, я оказался более предусмотрительным, и посмотрел сначала туда, где рисовались неясные тени. Сначала я увидел боковую стену. Для привыкшего к крошечному домику Тсукури и даже освоившемуся в тюремной клети она казалась необычайно длинной, что свидетельствовало о соответствующих размерах комнаты.
Бледно-золотые обои, роскошная лепнина под самым потолком, несколько картин в золотых рамах, два столика, на которых стояли вазы со свежими букетами. Такая же хрустальная ваза у изголовья кровати. Так вот откуда этот невыносимо-сладкий аромат. Сирень. Маленькие цветочки созвездиями ютятся на хрупкой ветви. В букетики вплетены алые ягодки и снежно-белые розы. Дальше дверь. На полу перед ней ковёр с затейливым цветочным рисунком. В углу комод и ширма. Источник бьющего света – большое окно напротив. Длинные молочно-белые занавеси до пола, бархатные шторы насыщенного голубого цвета с драпировками. Вдруг рык стал чуть явственней. Я вздрогнул и перевёл взгляд к подножью кровати. Ложе, на котором я лежал, кстати, тоже было роскошным. Синее покрывало, белая пушнина под ней, голубые подушки с кистями и тонкое шёлковое покрывальце.
Но взгляд привлекало не это. Удивительно контрастно выделяющаяся груда вздымающегося рыжего меха пристроилась в самых моих ногах. И это она издавала бархатное рычание, которое оказалось простым посапыванием. Странно, но страх не владел в эту секунду моим сердцем. Напротив, я чувствовал себя на удивление спокойно, словно присутствие этого существа было мне важно.
Животное снова всхрапнуло, и я разглядел огромные влажно-блестящие клыки. Отведя взгляд от уснувшего клубка, я перевёл взгляд на свои запястья. Их покалывало лёгкой болью. На руках всё ещё виднелись следы недавнего мучения. Вряд ли они пропадут столь скоро, как мне хотелось бы. Но всё же. Они были обильно смазаны какой-то зелёной кашицей, отдалённо напоминающую мазь тётушки Цунаде.
Ноги так же щипало, однако я побоялся проверить наличие на них порезов и мази, справедливо опасаясь разбудить безмятежное животное. Только сейчас я почувствовал упоительные прикосновения к коже. Это оказалась шёлковая рубашка. Только теперь, почувствовав эту необычную ласку ткани, проснулась тревога. - Где я? – вынес на волю беспокойство разум. Особо громкий всхрап, и животное открыло глаза. - Вы уже проснулись? – спросил он, и я по неволе остолбенел. Человеческая речь полилась из диких уст животного так привычно, словно такую манеру он приобрёл, впитав вместе с молоком матери. - Простите, я не должен был… - отчего-то начал оправдываться он. Мой испуг лишь усилился, однако показывать этого не хотелось. Я молчал. - Простите, я прикажу позвать господина.
Зверь поднялся на лапы и вполне грациозно спрыгнул с кровати. Я испустил вздох удивления: ростом он едва ли уступал мне. Как ни странно, носом он аккуратно раскрыл дверь, и, не менее осторожно её закрыв, скрылся в недрах коридора. Страх, постепенно зарождавшийся внутри, укоренился в своих позициях. Сердце с удвоенной силой застучало о клеть рёбер. Минуты тянулись, словно вечность. Но вот дверь предупредительно скрипнула, намекая на новых гостей.
Сперва в дверной проём просунулась широкая морда с трепещущими усами. Уши дёрнулись. И тот же человеческий голос спросил: Вы позволите нам зайти? Ответить отказом я не мог. Потому я лишь кивнул. Всё тело необычного животного протиснулось в дверной проём. Я вдоволь рассмотрел его, пока тот проходил. И решил для себя, что это лис. Определённо, не лисица. А лис. Белая грудка и белая же кисть на хвосте, длинная морда и чёрный поблёскивающий от влаги нос, чёрные глаза-пуговки, когти на лапах.
За ним вошла высокая фигура и мягко прикрыла дверь. Я поднял на человека взгляд и замер. Судьба шепнула: это конец. Один лишь взгляд. Глаза в глаза: мои против его золотистых. И неожиданная боль пронзила насквозь. Стон сорвался с губ раньше, чем я успел перехватить его. Перед глазами всё поплыло, тело отказало в подчинении, и я упал назад, на груду мягких подушек. - Что с вами? Вам дурно? Кицунэ, врача.
- Как прикажете, - короткий ответ, и скрежет когтей о паркет. Ответить я не мог. Что со мной? Просто больно. Невыносимо больно. Наверняка, это последствия того, что произошло. Но почему так неожиданно? Плечи настигают прохладные прикосновения. Дыхание безнадёжно сорвано и причиняет боль. В глазах тёмная пелена. Сердце выбивает полную мольбы дробь.
Лоб накрывает такая же холодная ладонь. Прикосновения отдаются каким-то скрипом. Рука затягивает чёрная кожаная перчатка. Он смотрит на меня, а я отчего-то избегаю смотреть на незнакомца. Словно возвращаюсь в прошлое, где были темнее пятна и стойкий запах ненавистного сока жизни. А всё потому, что по глазам режет немыслимо ярким алым цветом. Это первое, что бросилось в глаза, стоило лишь посмотреть на незнакомца. Локоны отливают сталью на солнечном свету, переливаясь так ярко, словно играя с тенями в салочки.
Постепенно успокаиваясь, я всё же избегал прямого взгляда незнакомца. Зато не отказывал себе в удовольствии рассмотреть одежду. На нём была классическая чёрная юката, перевязанная тёмно-жёлтым поясом. По краю воротника шёл орнамент из красных ягод. Он выглядел, как весьма богатый господин, однако пальцы не украшали перстни и кольца, что было в обычаи у тех, кого он видел ранее. Да и то, как он прикасался ко мне: без брезгливости и пренебрежения – сбивало с толку.
Спустя какое-то время дверь распахнулась, ударившись о стену. В комнату вошёл сутулый старик в зелёном халате в пол. Седые волосы пучком завязаны на макушке, внимательные глаза сквозь полукружья очков осматривают больного, то бишь меня. - Что произошло? - Ему неожиданно стало хуже. - Вы делали что-то необычное? - Нет. Всего лишь вошли. Морщинистая рука легла на лоб, слегка приподнимая волосы. Разум, воспалённый болезнью, отмечал какие-то незначительные детали, вроде того, что волосы снова чисты и имеют свой природный светлый оттенок, а ладонь у мужчины необычайно тёплая. Слегка трясущаяся рука опустилась на шею, прощупывая пульс.
- Ох, что же тебя так взволновало? – спросил он, обращаясь ко мне. Я невольно покосился на незнакомца и зверя, которые стояли у входа. Старец проследил за моим взглядом. - Вы не могли бы оставить нас? – попросил он, делая поклон высокородному господину. Тот оценивающе взглянул на мудрого лекаря, но кивнул и в сопровождении зверя покинул комнату. Выждав неопределённое время, старец обратился ко мне.
- Итак, что вас беспокоит? Я замялся. Весьма неприятно признавать постыдную слабость. Ведь, если быть до конца откровенным, мне стало плохо, когда я посмотрел на незнакомца. В его внешности было лишь холодное спокойствие и величие, однако яркий цвет волос невольно напомнил мне вид крови. И потому сердце так юрко отреагировало. Потому решился задать вопрос, который тоже волновал меня не в последнюю очередь, но был несколько отдалён от реальной причины странного поведения моего организма. - А почему это животное разговаривает? Мужчина выглядел несколько удивлённым. - Как? Разве вы не знаете Кицунэ-сама? В памяти ничего не шевельнулось. Я покачал головой. Лекарь обеспокоено посмотрел на дверь, за которой скрылся высокородный господин. - А знаете ли вы наместника? - Нет. - А вы когда-нибудь встречали императора? - Нет. Человек, который мне очень помогал, недавно встречался с новым императором. Однако я никогда не был в токийской провинции. - Человек, о котором вы мне сейчас рассказали, кто он? - Кано Тсукури. Он нашёл меня и приютил, спас мне жизнь. Для меня он как отец. Только вот… Вспомнив, что случилось, волна грусти и тоски навалилась на меня, заставив сердце сжаться от невыносимой боли, причиняемой воспоминаниями. - Только вот он умер, - с трудом договорил я. - Мне жаль, - тихо ответил старец. Удивительно, но мне не казалось, будто это простая любезность. По его голосу и едва заметным интонациям было видно сочувствие. Он и сам не раз терял близких и искренне жалел меня. - А что значит «нашёл меня»? Не знаю, почему, но я решил, что ему можно довериться. - Дело в том, что я не помню своего прошлого. В деревне мне рассказали, что нашли меня в лесу. В дерево попала молния, и оно упало, чудом не раздавив меня. Кано-семпай меня нашёл и даже разрешил жить в доме своей семьи. - Ты ничего не помнишь из своего детства? – спросил лекарь. Я кивнул. Он пробормотал нечто вроде «Это многое объясняет». - А когда тебя нашли? - Чуть меньше двух месяцев назад. В тот день был сильный ливень. А расскажите, пожалуйста, о Кицунэ-сан? - Не волнуйся. Кицунэ – это кьюби. Обычно они очень опасны, но тебе нечего бояться. – Неожиданно старик засмеялся – Не скажу, что можно приручить кьюби. Это не домашние кошки. Однако Кицунэ-сан, это Тень господина наместника. Пока они связаны контрактом, Кицунэ будет верным ему до последнего вздоха. Так что, этого можешь не опасаться.
Все кьюби умеют говорить на людском языке. Однако многие считают его столь примитивным, что предпочитают молчать в угоду гордости. Однако Кицунэ искренне уважает своего господина, что доказывает исключительность обоих. Редко встретишь кьюби, готового признать чужую власть над собой, и так же редко встретишь человека, который способен прельстить взгляд кьюби. - А кто его хозяин? - Это Акасуна но Сасори. Верховный наместник. Он пригласил меня сюда, чтобы помочь вам. - Помочь? Но зачем ему это? - Думаю, что, когда придёт время, он сам вам обо всём расскажет. А сейчас прошу простить. Мне нужно поговорить с господином Сасори.
- Я вас слушаю, - хмуро сказал господин. Он стоял, облокотившись о стену коридора, ведущего в комнату мальчика. Рядом стоял Кицунэ. Чёрные глаза блестели в темноте особенно ярким светом. Напряжение, царившее вокруг, было ощутимо. - Он потерял память. - Что? Разве это возможно? – начал Кицунэ, однако господин оборвал его одним нетерпеливым взглядом. - Говорите. - Он не помнит сущности, которой являлся несколько месяцев назад. В результате несчастного случая он полностью потерял память о своём прошлом. Это произошло два месяца назад. За неделю до того, как появился новый император.
Хотя старческий голос не выражал каких-либо особых эмоций, наместник без труда уловил намёк. - Что вы имеете в виду? – спросил он, приняв грозный облик. Уж он-то знал, как ценна подобная информация. Старик тяжко вздохнул, почувствовав недвусмысленную угрозу в его голосе. Стащив с носа очки, он не спеша положил их в карман халата. И прямо посмотрел в глаза Сасори. На самом деле, в высшем обществе было не принято, чтобы слуги прямо смотрели на господ, однако Сасори как никто другой презирал бесполезные правила и, уважая преклонный возраст и мудрость лекаря, ответил взглядом на взгляд.
- Молодой человек, я не столь глуп, чтобы не догадаться о том, кто на самом деле этот юноша. Ещё при первой встрече я понял, что мне досталась великая честь видеть его, и величайшее несчастье видеть его болезнь. Впрочем, я надеюсь, что в скором времени поправиться. Мне не даёт покоя мысль, что, не приди вы ему на помощь, он мог умереть, навлекая на империю несчастье. Благоговение и преданность императору будут залогом моему молчанию. Я сохраню в тайне ваш секрет, не требуя объяснений. Однако я прошу вас: защитите его во имя Японии. - Да хранят его Небеса, - с поклоном, демонстрирующим великую расположенность, ответил Сасори. Старик, не ожидавший подобного, неловко склонился в поклоне.
На том разговор и закончился. Когда старик удалился, Кицунэ обратился к хозяину. - Вы думаете, это разумно, доверять ему? - Не будь столь недоверчивым, Кицунэ. Я вижу в его глазах искренность и мудрость. Всего лишь однажды я встречал у целителя столько благородства и духовной силы. Он усмехнулся, вспоминая гордую и непреклонную Цунаде, которую однажды встретил. - Он не солжёт. Я прошу тебя пока ничего нашему гостю не говорить. Он только-только оправляется после болезни, и лишние тревоги ему ни к чему. Останься с ним до завтрашнего рассвета. А потом сможешь поохотиться. - Как прикажете, милорд, - ответил он, склонив широкую голову. - И, пожалуйста, после охоты сначала тщательно выкупайся. Ты же знаешь, как болезненно он относится к виду крови. Послышалось недовольное рычание. Кицунэ терпеть не мог слипшуюся шерсть. Хозяин усмехнулся и отправился в комнату отдыхать. Завтра утром ему предстоит многое объяснить и многое умолчать…
Солнечные лучи неожиданно юрко проникли в занавешенное тяжёлыми портьерами окно. Они ласково коснулись кожи спящего в роскошной кровати юноши, побуждая того поскорее начать новый день. Тот долго ворочался, однако противостоять было невозможно. Глаза распахнулись.
Этой ночью ему снились странные сны. Раньше в его сновидениях редко что-то появлялось, кроме цветущих зелёных лугов и несущественных обрывков воспоминаний. Но сейчас сновидения были полны тревоги. Мальчик метался по постели, надеясь сбить жуткий жар, охвативший тело. Однако смятение не покидало его мыслей. Лишь перед самым рассветом он смог нормально уснуть. Кицунэ тоже не покидал своего поста. Однако в комнату, памятуя о потере памяти юношей, он заходить не решался. Ничего удивительного в том, как вчера человек так испугался.
Услышав, что молодой господин проснулся, Кицунэ послал за слугами. На самом деле местная прислуга очень боялась зверя, однако никто не мог устоять перед дивным взором чёрных глаз. Мудрость, сокрытая в них, даже самым юным девицам внушала трепет и уважение. А потому, при встрече в коридоре с Кицунэ, самая смелая из них ласково улыбнулась, сделала реверанс и пообещала, что приказ будет выполнен немедленно. Хозяин уже собирался, когда Кицунэ вошёл в его покои.
- Благодарю за помощь, - спокойно ответил он, - ты же знаешь, что сейчас его опасно оставлять одного. Пока у него нет Тени он весьма уязвим. - Да, - признал демон, - я тоже волнуюсь за его состояние. Стоит ли рассказывать ему о прошлом? - Не сейчас. Небо хранит этого мальчика. Если он желал всё забыть, значит, так ему будет лучше. - А вы уже написали письмо ЕМУ? - Нет. Пока я намерен сохранить его пребывание здесь в тайне. - Это мудро. - Надеюсь, Кицунэ. Ладно, ты свободен. Только помни о моей просьбе.
Кицунэ недовольно фыркнул, вспоминая о предстоящем купании. Отвесив поклон, он удалился. Его хозяин ещё долго сидел в кресле, размышляя о том, как же стоит себя вести. Но, так или иначе, во многом он был прав: Небо хранит его протеже. Дейдара был весьма удивлён, когда услышал весёлый гомон в коридоре. Он постепенно усиливался, пока не увенчался наступлением гробовой тишины и робким стуком в дверь. Дейдара не знал, что делать, но на всякий случай спросил: Кто там? В дверь протиснулась, по-другому не скажешь, женская голова, украшенная роскошной гривой каштановых кудрей, выбивавшихся из чепчика. - Господин, позвольте, мы переоденем вас.
Дейдара автоматически кивнул. Не медля ни секунды, в комнату торопливо прошли ещё четыре молоденькие девушки в одинаковых чепцах и платьицах горничных. Но самое удивительное их сходство: улыбки. Они так искренне и радостно улыбались, словно этот день стал лучшим в их жизни. Они по очереди сделали реверанс, а та, с пышными кудрями, сказала: Мне зовут Дзюри, я старшая служанка. Пожалуйста, позвольте нам позаботиться о вас.
Старшей она могла быть только по назначению, но никак не по возрасту. Она выглядела самой молодой из них. Однако в подружках чувствовался детский задор, который в её глазах подменялся спокойностью и рассудительностью. Дейдара кивнул. И тут же поспешил прояснить ситуацию.
- Э, Дзюри-сан, вы вовсе не обязаны называть меня господином. Я не старше вас и жил в деревенской семье, так что не обязательно кланяться и называть на «вы». Можно просто: Дейдара.
Девушки несколько удивились. Послышался лёгкий шепоток. Однако Дзюри вполне владела собой, выразив лёгкое недоверие лишь в изящно изогнутых бровях. Но уже через секунду она снова улыбнулась парню. Это была вовсе не заискивающая или приторная ужимочка, а вполне искренняя улыбка, говорившая о задоре в её натуре.
И Дейдара почти с радостью понял, что для неё его происхождением совершенно не важно, хотя, как он успел убедиться, в обществе оно играет едва ли не решающую роль. - Что ж, я очень рада оказанной чести, однако мне и самой будет удобнее называть вас на «вы». Я была так воспитана, что нужно проявлять уважение ко всем. Да и вы являетесь гостем Сасори-сама. Вы позволите нам вас переодеть? Дейдара покрылся лёгким румянцем и, решив, что ослышался, переспросил: Переодеть? Девушка уверенно кивнула и указала взглядом куда-то за плечо юноши. Он обернулся и увидел разложенную на кровати белую поблескивающую ткань. Девушки, как одна, склонился в почтительном поклоне. Не веря собственному взгляду, он подошёл и самыми кончиками пальцев дотронулся до предложенного одеяния. Это оказался шёлк. Однако красота ткани нисколько не уменьшила его смущения. - А, может быть, я сам справлюсь? – наивно поинтересовался он. - Но вы же только что поднялись. И после болезни наверняка чувствуете себя не очень хорошо. - А нет ли чего-нибудь более простого? - Это кимоно из лучшего китайского шёлка распорядился подать вам господин Сасори. Это имя, неоднократно всплывавшее, несколько заинтересовало его. - А этот дворец принадлежит господину Сасори? - Да, это его поместье. Господин редко здесь появляется. Обычно он живёт в Токио. Но неделю назад он приехал сюда и привёс вас с собой. Мы были так удивлены. - А какой он хозяин? Девушки переглянулись и засмеялись, покрывшись нежным румянцем. Дзюри со снисхождением посмотрела на подружек и ответила: Он лучший хозяин, которого мы могли бы пожелать. Ни разу я от него и злого слова не слышала. В отличие от других молодых господ он не видит ничего хорошего в том, чтобы унижать людей. Даже с нами, простыми служанками, он никогда не демонстрирует пренебрежения или надменности. - А ещё он так красив! – вставила вторая девушка, и они захихикали. Дзюри мягко улыбнулась, как бы сочувствуя им. - Да, только вам о нём даже думать не следует! Он жил в этом поместье, ещё когда ваши бабушки в пелёнки кутались. - И какое это имеет значение? Господин такой…
Однако, судя по всему, в словарном запасе девушке не было слов достаточно, чтобы описать степень привлекательности наместника. - Так, что-то мы заболтались. Нужно подготовить господина, - решила взять всё под контроль Дзюри. Девушки как будто встрепенулись. Дейдара чувствовал себя не очень комфортно, когда его завели за ширму и стали переодевать.
Дзюри с лёгкостью скинула рубашку с Дейдары. Удивительно ловко под её пальцами пуговки выскакивали из петель. Когда ткань была отброшена в сторону, а юноша остался полуобнажённым, Дейдара почувствовал настоящее смущение. Да и не он один. С видимым восхищением служанки разглядывали его стройное, хрупкое, как у девушки тело, длинную лебединую шею, лицо с благородными чертами и длинные светлые волосы, каскадом спадающие на поясницу.
Две другие служанки на вытянутых руках, словно самую большую драгоценность, несли шёлковое одеяние. Дейдара почувствовал едва ли суеверный ужас, когда руки Дзюри аккуратно сняли с него домашние штаны, оставив в нижнем белье. Он едва сдержался, чтобы не прикрыться руками. Шёлк лёгким облегающим облаком накрыл плечи Дейдары. Опытная служанка ловко обвязала пояс вокруг талии юноши и затянула за спиной.
Девушки дружно ахнули, когда увидели, как прекрасно смотрится на бледной коже белое же кимоно с ярким узором из цветов. Плотно облегая стройную фигуру в талии, оно свободными волнами расходилось на груди и бёдрах. - Прошу сюда, господин, - сказала Дзюри. Хотя она в меньшей степени демонстрировала своё восхищение, её тоже покорили хрупкость и красота гостя. Ей даже не верилось, что он не знатных кровей.
Она подвела немного застывшего юношу к креслу с низкой спинкой напротив богато украшенного зеркала. Он присел. И снова служанки засуетились вокруг него. Дзюри взяла в руки длинный гребень и приподняла светлые локоны. Самым осторожным образом она расчёсывала воздушные пряди, одну за другой опуская их на плечи смущенному Дейдаре. Хозяин строго предупредил её, что гость не терпит крови, и она должна быть аккуратна.
Когда пряди стройным каскадом легли на спину юноше, служанки с одинаковыми поклонами покинули комнату. Осталась лишь Дзюри. - Дейдара-сама, давайте я провожу вас в обеденную комнату. Вы наверняка голодны. К своему стыду он почувствовал, что действительно весьма голоден. Поэтому он согласился. Она поклонилась и пошла вперёд, чтобы указывать ему дорогу.
Дейдара с трудом поспевал за уверенной походкой девушки. Болезнь не до конца покинула его тело, и слабость, которую он испытывал, мешала ему двигаться. Перед взглядом всё немного расплывалось, однако он не хотел, чтобы это было видно. Они прошли в хорошо освещённую комнату с высоким потолком и большими окнами, занавешенными полупрозрачными занавесками. На стенах висело множество картин. По большей части они изображали пейзажи. Но были и такие, на которых красовались красивые женщины в корсетах на европейский лад или в изысканных кимоно.
Дейдара мало что понимал в искусстве, но видел, что нарисованы портреты и композиции одним художником. Его кисть дышала лёгкостью и простотой. Посередине комнаты стоял длинный стол, накрытый бледно-золотой скатертью. На нём уже лежали столовые приборы на одного человека. Дейдара рассеянно обернулся к Дзюри. - А ты разве есть не будешь? Девушка как будто немного засмущалась. - Нам запрещено есть с господами. - А, понятно, - разочарованно протянул Тсукури.
Он чувствовал себя немного скованно. От волнения голова снова начала болеть, но он упорно не обращал на это внимание. Спустя пару минут дверь распахнулась и в комнату по очереди вошли служанки. У каждой в руках был большой поднос, нагруженный соблазнительными пирамидами нектаринов, яблок и южных фруктов.
Когда подали последнее блюдо – восточные сладости с фруктами, Дейдара смущённо спросил: А господин Сасори уже пообедал? Девушка не успела ответить. В дверях, небрежно облокотившись о стену, стоял сам верховный наместник. - Не беспокойтесь по поводу меня. Девушки охнули и склонились в вежливых реверансах. Дейдара немедленно вскочил со стула и поклонился хозяину дома, чувствуя смущение, бОльшее, чем тогда во время переодевания. - Вы свободны. Можете идти. Если вы понадобитесь, я позову. Послышался шорох платьев и лёгкий скрип дверей. А потом всё стихло. Дейдара так и не поднял взгляда на Сасори.
