| Genso_Okami | Дата: Воскресенье, 08.01.2012, 16:59 | Сообщение # 1 |
 Монарх
Группа: Администраторы
Сообщений: 2248
Статус: Offline
| Фэндом: Евангелион, Притяжение, Loveless,
Д.А. Емец "Мефодий Буслаев"
Жанр: романтика с каплей драмы, ангста и юмора
Герои: Мисато Кацураги/Кей, Мисато/Евгеша
Мошкин, Мисато/Юки Эйри, Мисато/Кадзи/Рицуко
Мисато Кацураги готовилась к вступительным экзаменам в университет. У неё была комната в общежитии, и… и всё. Ни родных, ни близких, лишь какое-то пособие от государства, чтоб только ноги с голоду не протянуть, да лицемерно-сочувственные взгляды окружающих. Ещё, правда, была красота. Но красоту Мисато капиталом не считала. Вообще, может быть, не осознавала, что ещё светится в обращённых на неё мужских взглядах. Это чуть позже, и то старшая подружка подскажет, Мисато начнёт замечать, как машины едва не врезаются в тротуар, по которому она идёт в коротенькой юбочке, и с какой тоской смотрят ей вслед мужики за тридцать пять… А пока она вообще только ещё осознавала, что в мире есть краски, звуки, что-то, кроме бесконечной печали и одиночества. И шла по этой жизни, как лунатик, нацепив на себя что поудобнее, часто забывая надеть лифчик и совсем не заботясь о том, как выглядит. Она ещё не привыкла к тому, что детство кончилось.
Ей было неполных семнадцать.
…Иностранец с пронзительно-голубыми глазами подсел к ней на скамейку, это было в сумерках, на окраине университетского парка, местами больше похожего на лес. Мисато покосилась на неизвестного: ходят, мол, тут всякие, помечтать не дают спокойно… над свежей книжкой Юки Эйри, неубедительно прикрытой учебником по физике… Потом глянула второй раз, сморгнула – ну нельзя же так, взрослый дядька, а отрастил волосы как у девчонки… Жуть во мраке, подумала девушка, и ей тут же стало смешно. Видимо, от несоответствия понятия «мрак» и его ужасной белобрысости.
Иностранец улыбнулся в ответ. Вышло у него протокольно, как вбито в сознание американцев. Глаза остались холодными и пристально изучали Мисато.
– Что читаете, если не секрет? – спросил он – явно чтобы хоть с чего-то начать разговор.
– К экзамену готовлюсь, – огрызнулась она – и до жути смутилась, как в школе, когда боишься, что тебя поймают за чтением под партой «посторонней книги».
– По современной литературе? Не знал, что Юки Эйри уже включили в программу… Или вы будущий сексопатолог?..
– Это вы нахал! – Мисато покраснела до корней волос. То, что происходило на странице, патологией вроде бы не было, но под определение «детям до 16» подходило однозначно. – Вас никогда не учили, что через плечо заглядывать неприлично?
– А вы очаровательно злитесь. Оценили бы даже из тридцать второго ряда зрительного зала. Скажите, вы никогда не мечтали петь на сцене?
– И сколько дурочек вам ответили «да», а потом их нашли в пруду с перерезанным горлом? Или, как минимум, брошенных и несчастных?
– Хорошенького же вы обо мне мнения. Я, между прочим, серьёзно.
– Все вы серьёзно. А так – нет, не мечтала. По-моему, это неприлично. Профессорская дочь – и вдруг на эстраде… Мама бы убила меня веником.
– А вы что же, собрались в науку?
– Я Родину защищать собралась!
– Ого! Нет, вы мне нравитесь! Я уже вижу ваш имидж. В стиле «милитари», который я и сам весьма уважаю.
– Вы… что вы там понимаете, в вашей Америке?.. У меня нет голоса, и душой своей я не торгую.
– У вас есть выигрышная внешность, этого уже хватит. Плюс огонь в глазах. А если вспомнить вашу трагическую историю, то ох как это можно подать!..
– А у вас больные уши, а ещё вы шпион! Вы ко мне подсели, прекрасно зная, кто я такая! Доиграетесь, что я дам вам по морде!
– Это будет забавно, Мисато-сан. Пока вы примериваетесь, как это лучше сделать – вот вам визитка. Как бы, не совсем моя, но если позвонить в продюсерский центр и спросить мистера Кей – то меня там знает любой, – он протянул ей бумажный прямоугольник.
– Ладно, возьму, будет скучно – позвоню и скажу какую-нибудь гадость, – злиться почему-то расхотелось, на смену пришёл душевный подъём от того, что она сейчас играет в опасную взрослую игру. И непременно выиграет!
Мисато коснулась визитки, а заодно – нечаянно – пальцев белобрысого. Тот ловко повернул её руку и поднёс к губам.
Девушка на секунду растерялась, потом прислушалась к ощущениям. Ну и совсем не так приятно, как об этом пишут в книгах. Ничего определённого не чувствуешь…
Воспользовавшись её замешательством, загадочный иностранец поцеловал её уже в ладонь, а потом обнял и потянулся к губам.
Вот тут у Мисато запротестовали и разум, и тело. Она отстранилась, попыталась вырваться… Он поднялся и подхватил её на руки.
У неё мелькнула паническая мысль: не спастись!
– Я… Я пожалуюсь Юки-сану!.. – и сама не поняла, как удалось вывернуться. Не иначе, Бог помог… И убежала со всех ног, разроняв книжки.
…Кей посмотрел ей вслед. Не вышло – ну и ладно. Было бы сильно надо – и удержал бы, и догнал запросто. Будет надо – он её найдёт.
…У себя в комнате Мисато упала ничком на кровать и долго плакала. Может, надо было соглашаться, узнала бы всё то, о чём пишут в книгах, стала бы взрослой… Может, в этом и не было бы ничего плохого. Кроме того, что он американец без ничего святого и вообще он ей не понравился. Кроме того, что это было бы не по любви. Но нельзя же всерьёз мечтать о…
Она сняла с полки другую маленькую книжку, перевернула, посмотрела сквозь слёзы на портрет автора:
– Да уж, Эйри-сан, несправедливая штука жизнь. Или вот так… или старая дева, – а третий вариант она и назвать вслух боялась…
Уж кому-кому, а ей грех было так говорить. Только она об этом ещё не знала…
2
От Eleine,
Мисато/Евгеша Мошкин,
отсылок нет,
таймлайн – 2002 год, Мисато пока ещё в больнице
Холодно… Вокруг смыкаются ледяные стены, расцвеченные узорами, слишком яркими, недобрыми, бесчеловечными. Вот-вот снизу поднимется обжигающе холодная вода, начнёт захлёстывать… Мисато ненавидит Антарктиду – и даже здесь, в больничных стенах, не может вырваться из ледяного безмолвного плена.
Днём она видит врачей, понимает их слова – и не может ответить. Ночью она видит только отца. Или маму. За стенами. По ту сторону.
Пока в один прекрасный день что-то не меняется. Узоры становятся сложными… художественными. Природа такое не создаст. Жуткие существа вроде того, которое погубило отца Мисато и всех участников той злосчастной экспедиции, кроме самой девочки, – существа, почему-то называемые ангелами, тоже не могут создать такое. Только человек. Кто-то неизвестный… который смотрит добрым и растерянным взглядом сквозь ледяную мглу.
«Ты кто?» – спрашивает Мисато беззвучно, одними губами.
Ей отвечают тоже совсем тихо, слова как будто бы звучат прямо у неё в голове:
«Евгеша я».
«А как ты сюда попал?»
«А как я сюда попал? Наверное, просто дышал на стекло и рисовал узоры».
«Красиво. А можно я тоже попробую?»
«А у тебя получится?»
«У меня всё получится!» – первый раз со дня катастрофы Мисато говорит так уверенно – видимо, глядя на этого нерешительного парнишку.
Девочка сползает с кровати. Шлёпая босыми ногами, подходит к ледяной стене, дышит на неё. Чертит иероглифы, направляя в нужную сторону бегущие струйки, в которые превращается лёд, – и холод сейчас не страшен.
«А это что?» – спрашивает мальчик.
«Это моё имя. Мисато».
«Красиво. Похоже на ветки без листьев. А у меня получатся и листья, и цветы?» – вопрос явно риторический. Евгеша дышит на стекло – и чёрточки в самом деле расцветают прозрачными цветами.
«Здорово!»
В следующий раз она протаивают окошечко одновременно и в одном и том же месте. Получается почти что поцелуй. Тем более что тепло сквозь ледяную мглу вполне ощущается.
Мальчик дико смущается и отскакивает. Девочка смеётся, машет рукой и смотрит, как ледяная корка затягивает окошки.
Потом Мисато так и не вспомнит, был ли это сон или что другое. Но с этого дня она резко идёт на поправку.
3
Мисато Кацураги/Эйри Юки,
тема: «Пять лет вместе»,
отсылки: «Бассейн со всеми удобствами»
Кацураги работает. Много. И приходит домой из музея поздно. Иногда кажется, что она немного скучает по старым временам и по ангелам.
Юки тоже работает. Много. Но дома. Иногда он выползает в издательства или на встречи с читателями, и тогда с ребёнком сидит Хикари Хораки, которая никак не заполучит фамилию Судзухара и пока что проходит «дополнительный курс молодой матери».
Кацураги ругается на Юки за то, что в квартире накурено и все шкафы нараспашку.
Юки ругается на Кацураги за то, что ему стыдно перед Хикари за немытые окна и недомытый пол.
Кацураги говорит: «По крайней мере я посуду мою сразу и не кидаю хлеб на стол. И никогда не ищу свои вещи».
Юки отвечает: «По крайней мере я не врубаю музыку на весь дом».
Кацураги тогда говорит – на повышенных тонах – что вообще-то это её квартира и что на ней, Мисато, все соседи давно поставили крест.
Юки, чтобы не сказать что-нибудь ещё хуже, резко встаёт с места и уходит курить в туалет.
Кацураги стоит под дверью и декламирует, что он погубит своё здоровье.
Юки говорит, что если он помрёт, всем будет лучше.
Кацураги возводит глаза к небу и обзывает Юки дураком.
Юки говорит, что если Кацураги будет утешать его пивом, то он уйдёт из дому.
Кацураги громогласно заявляет, что уйдёт первая, и пусть они тут, мужики, выживают как хотят.
Юки грозится жениться на Хикари.
После этого оба начинают неадекватно ржать. А потом запираются в ванной и долго-долго льют там воду. А ребёнок стоит под дверью и спрашивает: «Что вы там делаете?» А потом, когда становится совсем скучно, подставляет табуретку и гасит в ванной свет.
Только никого это почему-то не смущает.
4
Треугольник Мисато/Кадзи/Рицуко,
тема: «Третья в нашей постели, или Не смотрите Loveless на ночь»,
отсылок нет,
таймлайн – 2008 год, университет
Прошлой ночью он не пришёл. Мисато носилась по комнатушке, периодически падая то на свою кровать, то на давно пустующую соседкину и декламируя под нос: «Будь он проклят, и будь проклята эта любовь!» Потом она мрачно пила пиво и ковырялась в университетской локалке, ища какой-нибудь ненавязчивый сериальчик, чтобы отвлечься.
Нашла. И попала в туманный мир, где у всех, пока невинные, есть ушки и хвостики. У большинства были ещё и сильные странности, но депрессивно настроенную Кацураги это как-то не отвращало.
Спать она ушла на рассвете, с больной головой и неопределившимися впечатлениями. И сны видела более чем странные. Потом ей было очень стыдно.
Впрочем, довольно быстро смятение улеглось и мысли вернулись в привычное русло: «Я боюсь его любить! Я ненавижу его любить! Всё это плохо кончится – он слишком похож на моего отца!»
Она сама не знала, откуда пришло это откровение – буквально в последние дни, после нескольких лет бурного и ни к чему не обязывающего романа. Что-то изменилось – то ли в Рёдзи, то ли в самой Мисато. Будто на ухо ей шепнули: либо он тебя бросит, либо ты его потеряешь, когда он станет тебе всего дороже…
День этот был выходной, встала Кацураги поздно и Кадзи прождала недолго. И всё было как всегда – только к восторгу, уже почти привычному, примешивался леденящий страх, и всё ощущалось будто в последний раз. Это со стороны Мисато. Рёдзи словно бы пребывал мыслями где-то очень далеко отсюда. И потом, рассеянно обнимая свою девушку, спросил:
– Интересно, Акаги вообще когда-нибудь целовалась?
– Нет, – автоматически и абсолютно уверенно ответила Мисато. И тут же, спохватившись, больно дёрнула Кадзи за волосы: – Чёрт, ну тебе-то что?..
– Просто так, – он отвёл её руки и рассеянно уставился в стену. – Пропадёт девка-то, завянет на корню…
– Это её выбор, – хотя да, жалко… По идее Кацураги должна была бы разозлиться на «белобрысую мымру» – а вместо того вспомнила свои сны. И подружку, увенчанную пушистыми символами невинности из другого мира. Ушки были беленькие, нежные – как и сама Рицуко, смущённая и старавшаяся обернуться хвостом, дабы прикрыть хоть что-нибудь… – Ты, бесстыдник, что, мечтаешь лишить её ушек и хвостика?
– Чего?
– Да это я «Лавлесс» на ночь пересмотрела, пока тебя носило неизвестно где.
В тему «где ты был вчера вечером?» Рёдзи углубляться явно не хотелось. Поэтому он напряг мозги и выдал:
– Это где ещё были две девчонки-лесби, и одна из них носила накладные ушки? Тебе-то это с чего интересно?
– Ну, там кроме этого много чего другого…
– Остальное там вообще всё чушь. А на них хоть посмотреть приятно. Как и на вас с Акаги.
– Иди ты! Оставь её в покое! Я тебе её всё равно не отдам!
– Как-то ты меня странно ревнуешь, Кацураги. Не находишь, что это диагноз?
– Это у тебя диагноз, Кадзи-кун! Пришёл ко мне обсуждать личную жизнь и достоинства моей подруги…
– Я, может, с чисто эстетической точки зрения.
– Я тоже. Вот и не приближайся к ней, ей так идут эти ушки…
…Кажется, впервые они засыпали поссорившись и отвернувшись друг от друга. Рёдзи сморило быстро, а Мисато ещё долго смотрела на чёрные ветки за окном и думала: теперь ещё и это – навсегда. Рицуко – третья в их постели, причём оба они хороши…
Всё. Настало время расставаться. Тогда они будут все трое – по отдельности. Кацураги бросит университет и уйдёт служить в спецчасть. А уж Акаги сумеет постоять за свою невинность сама. Кошки умеют не только мурлыкать, но и шипеть, и царапаться…
|
| |
| |
