Ты не можешь сказать точно, в какой момент все вокруг изменилось.
Дверь с надписью «Детство» захлопнулась за спиной, хорошенько наподдав тебе напоследок для дополнительного ускорения.
- Мир слишком велик и прекрасен, братик, чтобы от него можно было так просто отказаться, - говорит Пирика (ты не хочешь думать, что она просто ищет себе оправдание). – Последний раз мы выходили за пределы этого болота три года назад.
Пирика собирает чемодан. Говорит, что давно стоило это сделать - начать нормальную жизнь в нормальном городе среди нормальных людей. Поступить в колледж на какую-нибудь гуманитарную специальность, перекрасить волосы в темно-каштановый, влюбиться и, может быть, даже завести собаку.
Ты машинально киваешь, молча, даже не пытаясь с ней спорить. Если бы ты знал, какими словами можно объяснить сестре, что она не права, разумеется, молчать не стал бы. Впрочем, в глубине души ты прекрасно понимаешь, что даже если бы те самые, «верные» слова и нашлись…
Чемодан уже почти собран.
Если подумать, Пирика ведь всегда поступала так, как считала нужным – и в двенадцать лет, и в пятнадцать, и в девятнадцать. А если хорошо подумать, то и ты всегда поступал так, как она считала нужным.
«В определенном возрасте нормально верить, что твое предназначение – спасать от вымирания маленький народец, высаживать кувшинки и бороться за сохранение болот, - именно с этой фразы начался ваш сегодняшний утренний разговор. – Сейчас я понимаю, что жизнь слишком короткая и что никто не оценит моего великого самопожертвования».
Ты на год старше своей сестры, но до сих пор веришь, что твое предназначение – спасать от вымирания маленький народец, высаживать кувшинки и… в общем, дальше по списку. Пирика, наверное, сказала бы, что с тобой что-то не так. Что ты застрял в детстве. И она это еще непременно скажет – перед тем, как щелкнуть замком чемодана – если ты, конечно, сможешь произнести хоть слово, хоть как-то показать, что не принимаешь ее точку зрения.
Тебе, в общем, понятно, о чем она говорит. Теперь Пирика хочет «жить как все» и «жить для себя» (и не получается вспомнить, в какой момент так изменились ее жизненные ценности).
Из мятой пачки ты достаешь дешевую сигарету.
Ты очень-очень редко куришь, можно сказать, только по особым случаям. Сегодня как раз такой.
- Это место способно свести с ума, - произносит Пирика очень тихо, словно бы разговаривает сама с собой. – Кроме нас здесь больше никого нет – я имею в виду людей нет – но мне постоянно кажется…
Когда до тебя доходит смысл ее последних слов… нет, ты не вздрагиваешь. Просто выдыхаешь резко сквозь зубы – буквально выталкиваешь воздух из легких – и прислоняешься спиной к дверному косяку. И сминаешь пальцами так и не зажженную сигарету.
Пирика, не глядя на тебя, встряхивает головой, словно пытается отогнать какие-то ненужные, лишние мысли, а потом вновь заводит старую пластинку: про «нормальную» жизнь, про цели и ценности, про самопожертвование, которое не окупается. Она говорит, что хочет жить в большом многоквартирном доме. И чтобы на первом этаже был магазин, а через дорогу – кафе.
- Хватит, - резко, пожалуй, даже слишком резко перебиваешь ты. – Хватит.
И уходишь в соседнюю комнатку вашего крошечного Домика-на-болоте.
***
Пирика «забывает» оставить тебе бумажку со своим новым адресом и номером телефона. Она легко и непринужденно вычеркивает себя из твоей жизни.
Все попытки понять, где же ты ошибся, терпят фиаско. Впервые, наверное, чувствуешь себя настолько беспомощным, чувствуешь, как весь мир рассыпается прахом в твоих руках. Все вокруг стремительно меняется, а ты остаешься прежним и даже, кажется, уже разучился замечать перемены – вот в чем твоя проблема.
Уход Пирики – как удар под дых. Первые несколько дней ты просто не можешь заставить себя выйти из дома и взяться за привычную работу. На улице, под навесом, стоит трактор, который снова нужно чинить, а рассаде, которой вы – вместе – занимались накануне необходим полив. Кроме того, не мешало бы съездить в город: купить продуктов, позвонить знакомым, отправить несколько писем.
Три года назад (тебе тогда как раз исполнилось восемнадцать) вы с Пирикой решили продать старый дом. К вырученным средствам были добавлены кое-какие сбережения (немного, конечно, но все-таки), и жизнь перенеслась в Домик-на-болоте. Домик оказался крошечным, но прилегающий участок прямо-таки поражал своими размерами – именно из-за него собственно, вы и приобрели эту ферму. Персональная плантация кувшинок – отправная точка для вашей общей (тогда еще действительно общей) великой мечты.
«Представь только, - не уставала восторгаться Пирика, и глаза ее сияли, как звезды (такой счастливой ты, кажется, видел ее впервые). – Представь…»
Ты тогда не слушал, что именно она говорит. Не потому, что тебе было это не важно, а потому что вы мыслили на одной волне, и в словах не было необходимости. Прошло всего лишь три года, и теперь Пирика не слушает, что говоришь ты. Именно потому, что для нее это совершенно не важно.
От вашей фермы до цивилизации километров сорок, наверное. В Домике-на-болоте есть электричество (и это само по себе действительно чудо, честное слово), но нет телефона. В суровые зимы, когда дороги заваливало снегом настолько, что даже на тракторе невозможно было добраться до ближайшего городка, тебе казалось, будто бы вы действительно одни в целом мире: ты, Пирика и Короро.
Короро тебя никогда не покинет – вы просто не способны существовать друг без друга – и ты себе даже представить не можешь, как жил бы, если бы было иначе.
В первый же день ты выкуриваешь все оставшиеся в пачке сигареты. Ну, «выкуриваешь», конечно, не совсем то слово. Ты зажигаешь сигарету, делаешь одну-единственную затяжку, а потом несколько минут сидишь и просто смотришь в пространство перед собой. Сигарета в твоих пальцах прогорает до фильтра, и ты очень удивляешься, когда несколько минут спустя замечаешь это. Пожимаешь плечами и достаешь из пачки новую.
Если бы в Домике-на-болоте был алкоголь, ты бы в тот день напился. Второй раз в жизни.
«Даже не пытайся сказать, что я совершаю ошибку,» - эту фразу ты сегодня услышал от Пирики вместо «до свидания». Вы в тот момент уже стояли на крыльце, и, кажется, ей очень хотелось уйти со скандалом – может, так действительно всем было бы легче. В любом случае, ты не собирался подыгрывать своей маленькой сестренке.
По ее опустевшей комнате бродят тени. Ты знаешь, что тени не могут скрипеть половицами, но они скрипят. В Домике-на-болоте тени очень материальны.
***
На пятый день ты решаешь, наконец, покинуть свою «раковину»: выйти из дома, перебрать мотор трактора и съездить-таки в город – в основном потому, что больше не можешь выносить полные сострадания взгляды Короро и ее попытки как-то поддержать и приободрить тебя. В городе ты первым делом покупаешь бутылку саке. Потом вспоминаешь, что в твоем холодильнике недавно мышь повесилась и набираешь в супермаркете целую тележку всякой снеди.
Ты никому не звонишь и не отправляешь никаких писем. Хотя, вроде как, собирался.
Ты уже совсем взрослый (все-таки двадцать один год), но саке до этого дня не пробовал ни разу. Как-то так случилось. Напиток обжигает горло, и ты глухо кашляешь, прижимая к губам запястье. Опьянение наступает очень быстро, поскольку в твоем желудке пусто и ты глотаешь огненную жидкость залпом – как будто боишься передумать.
Трудно понять, чего больше во взгляде Короро: жалости или укоризны.
Пьешь ты, сидя на ступеньках крыльца. Там же и засыпаешь, уткнувшись носом в собственные колени. И, наверное, именно алкоголь виноват в том, что тебе снится чертовски странный сон, который ты наутро помнишь до мельчайших подробностей. Тебе, вообще-то, довольно часто снятся цветные сны («Это потому что ты так и не вырос, братик,» - со смехом говорит Пирика), но такой… реальный – впервые.
Там, во сне, ты тоже сидишь на ступеньках крыльца, перед входной дверью, а Пирика стоит за твоей спиной. Вы оба смотрите вдаль и оба видите, как когда-то, огромное поле кувшинок, которое начинается прямо от вашего Домика и продолжается в бесконечность. И кажется, что вы последние люди в этом мире, и это счастье, потому что вас все-таки двое.
На самом деле, ты ведь очень боишься одиночества. И так истово любишь своих друзей, наверное, именно поэтому. Ты, не раздумывая, жизнь бы за них отдал. За них и за Пирику.
Она делает несколько шагов вперед (ты слышишь, как скрипят под ее ногами доски) и кладет руки тебе на плечи. Ты улыбаешься во сне, потому что именно этого прикосновения теплых ладоней тебе и не хватало для полного счастья.
- Я очень не хотел, чтобы ты уходила. Только не знал как об этом сказать, чтобы правильно вышло, - произносишь, словно извиняясь, и тут же чувствуешь, как пальцы твоей маленькой сестренки чуть сильнее сжимают плечи. – Ты ведь не всерьез тогда?.. Ну, про самопожертвование и многоквартирный дом… Ты не можешь по-настоящему обо всем этом мечтать.
Пирика не отвечает, но ты принимаешь ее молчание за знак согласия. И на душе сразу же становится легко-легко. Кажется, что тебе на самом деле снова пять лет.
- Я понимаю, сестренка, что здесь не очень-то весело, - ты обводишь рукой пространство перед собой. – Но мы же об этом мечтали.
Пирика опускается на колени за твоей спиной, и ты затылком чувствуешь теплое дыхание. Ее тело как-то неправильно ощущается через два слоя одежды, но ты не обращаешь на это внимания. Руки сестры по-прежнему сжимают твои плечи – может быть, чуть сильнее, чем нужно – ты знаешь, Пирику тоже переполняют эмоции.
У вас одно счастье на двоих, одна великая цель, одна дорога. Ты не можешь даже представить, какой бы была твоя жизнь, если бы не было Пирики. Больше того: не хочешь представлять.
- Ты только не уходи, сестричка, хорошо? Что я делать-то буду без тебя?
***
Утром ты стоишь перед зеркалом без рубашки, и на твоих плечах отчетливо видны красные отпечатки чужих ладоней.
***
Твой дар позволяет тебе говорить с бесплотными духами, но единственный бесплотный дух, который обитает в Домике-на-болоте – это Короро.
Ты не обсуждаешь с ней то, что произошло ночью. И ни о чем не спрашиваешь, хотя, наверное, стоило бы. Утром она приносит тебе - прямо на крыльцо – чашку холодного зеленого чая и отводит взгляд, когда ты, горестно постанывая, начинаешь разминать затекшую за ночь спину.
Сегодня тебе хочется позвонить кому-нибудь из друзей (лучше, конечно, чтобы это был Йо) и рассказать все - на тебя странно действует второе в твоей жизни похмелье. Но для этого нужно ехать в город, а у тебя очень много работы. И в этом нет ничего удивительного: ты ведь очень занятой человек.
Эта мысль совершенно неожиданно поднимает настроение. В полдень ты перебираешь мотор трактора, насвистывая веселую песенку. Плечи болят, точно ты умудрился обгореть на солнце, но тебе на это совершенно наплевать.
Закончив с трактором, ты принимаешься за рассаду. Потом заделываешь дыру в старой деревянной изгороди, смазываешь петли калитки, чтобы меньше скрипела, подметаешь крыльцо, вкручиваешь новую лампочку в светильник возле входной двери и даже заменяешь проржавевший кусок трубы в оросительной системе. Кажется, за день ты выполняешь добрую половину заданий, которые старательно откладывал на потом последние несколько месяцев.
Когда ты заканчиваешь работу, небо уже совсем темнеет, и тени накрывают ферму непрозрачным платком. Ты идешь в дом, достаешь старенький приемник (в Домике-на-болоте нет телевизора, но есть радио – правда, в плохую погоду оно не работает) и долго ищешь на радиоволнах «что-нибудь забавное».
Твое состояние в последние дни слишком похоже на глубокую депрессию, и это напрягает. Хорокеу Юсуи не герой сопливой мелодрамы. Не какой-нибудь эмоциональный школьник, из тех, кто плачет в туалете и вскрывает себе вены ножом для резки хлеба. Глубокие депрессии – это не про тебя.
Ты мужчина и ты уже взрослый.
Тени бродят по всему дому, и даже шипение радиоприемника не заглушает скрип старых половиц. Пока они не приближаются к тебе, предпочитая наблюдать из углов комнаты. Но когда-нибудь тени решатся. И ты не хочешь знать, что они тогда сделают с тобой.
В последний месяц перед своим уходом Пирика часто говорила, что слышит по ночам, как кто-то скребется в окно. А однажды она попросила тебя взять фонарь и спуститься в подвал, наотрез отказываясь отвечать на вполне резонный вопрос «зачем». В подвале не оказалось ничего подозрительного, и твое окно тени совершенно не интересует, но шаги в ночной тишине ты слышишь тоже. И взгляд в спину – внимательный, изучающий, пронизывающий до самых костей – замечаешь.
В Домике-на-болоте происходит что-то странное. Когда Пирика говорит тебе об этом, ты резко перебиваешь ее: «Хватит!» - и уходишь в соседнюю комнату.
В тот вечер ты засыпаешь под песню о мечтах и свободе, и это очень символично, честно говоря. Засыпаешь прямо на полу, практически в позе эмбриона, поэтому утром у тебя опять будет болеть спина. Кажется, ты приобретаешь идиотскую привычку засыпать в неподходящих для этого местах.
***
В темноте ты не видишь лица Пирики, но почему-то уверен, что она смотрит на тебя с укоризной. Совсем как Короро. Ты вообще часто замечаешь, что две самые главные женщины в твоей жизни поразительно похожи.
- Опять ты мне снишься, сестричка. Не надо больше.
Наверное, оттого, что ты смотришь на нее снизу вверх, Пирика кажется выше ростом. Ее длинные волосы темным облаком окутывают фигуру и ты, чуть приподнявшись на локте, тянешь вверх руку, чтобы коснуться их.
Но твоя маленькая сестренка отступает на шаг, ускользает. Ты разочарованно вздыхаешь, но почти сразу же твои губы вновь растягиваются в улыбке.
- Почему ты на меня так смотришь? Я опять какую-то глупость сделал, да?
В твоих снах Пирика все время молчит, и ты даже не знаешь, может ли она вообще тебе ответить. Это показалось бы странным, если бы речь шла о реальности, но здесь, во сне, ты почему-то уверен, что именно так и должно быть, что все правильно. Пирика слушает тебя – вот что действительно важно. Она слышит каждое твое слово, и вы снова мыслите на одной волне.
В глубине души ты понимаешь, почему видишь эти сны. Через них в твое сознание прорываются мечты и страхи, чувство вины, горечь потери – все то, что ты пытаешься задавить в самом себе днем, в реальности. Еще тебе кажется, что к происходящему имеют отношения тени, живущие в Домике-на-болоте. Странно, что ты их по-прежнему не боишься.
Опираясь на локти, ты приподнимаешься, улыбаясь все так же доверчиво и беззащитно.
- Сестричка, я, кажется, с ума здесь один схожу, - и это не просто слова. – Возвращайся. Тебе ведь, наверное, тоже плохо. Без меня.
Положа руку на сердце, в последнем ты совсем, совсем не уверен. Но надежда – она ведь такая упрямая, даже упрямее, чем Пирика. А от мысли, что твое страдание имеет односторонний характер становится совсем тошно.
Когда Пирика, как и в прошлом сне, опускается возле тебя на колени, ты не пытаешься снова прикоснуться к ней, хотя очень хочется. Несмотря на то, что твои глаза уже почти привыкли к темноте, фигура твоей маленькой сестренки по-прежнему остается однотонным чернильным пятном, как будто вся она соткана из теней. Ты закрываешь глаза, потому что от зрения, в данном случае, мало толку. И когда к твоим сухим, вечно обветренным губам прикасаются горячие тонкие пальцы… в этом нет ничего неправильного.
- Я тебя очень-очень люблю, - произносишь беззвучно, и она знает, что именно ты говоришь.
Ее ладонь скользит по твоей коже от пупка вверх, к ребрам, и, хотя прикосновение обжигает, у тебя не возникает желания отстраниться. Куртка расстегнута, и происходящее с каждой секундой все меньше и меньше кажется нормальным. Но когда ты поднимаешь руку, чтобы – не отстранить, нет – проверить, насколько реален этот безумный сон, Пирика с неожиданной силой, до боли сжимает твое запястье. И останавливается.
- Только не уходи, - слова вырываются сами собой, ты не успеваешь их как следует обдумать. – Сестричка, не уходи…
Самым краешком сознания ты понимаешь: происходит что-то действительно страшное. Твои глаза по-прежнему закрыты, и ты вслепую пытаешься перехватить руки Пирики. И все равно, что она будет делать с тобой, только бы никогда не наступало утро.
Но Пирика исчезает, и сон заканчивается.
***
Еще не рассвело, но небо на востоке уж окрашивается в теплые тона, а значит появления солнца ждать недолго. Почти все окна Домика-на-болоте выходят на восток, поэтому за рассветом наблюдать очень удобно – тебя, конечно, трудно назвать особым ценителем прекрасного, но и сказать, что ты ему совсем чужд, тоже нельзя.
Лежать на полу холодно. Твоя куртка расстегнута, и кожа на груди и животе покрывается мурашками. Ты проводишь ладонью по лицу, и почти вздрагиваешь от контраста горячего лба и холодных пальцев.
Может быть, то, что происходит с тобой ночью – это и есть реальность? В твоей жизни не осталось ориентиров, которые могли бы помочь ответить на этот вопрос.
***
Тебе приходит в голову мысль уехать на несколько дней из Домика-на-болоте.
В принципе, ты можешь себе это позволить. На самом деле, это отличная идея – устроить себе маленькие каникулы. Совсем маленькие: добраться до ближайшего города, снять комнатенку в самом дешевом мотеле и несколько дней самозабвенно предаваться ничегонеделанию.
В принципе, это должно помочь определить, на самом ли деле ты сходишь с ума или проблема в чем-то другом.
Ты решаешь так, и никуда не едешь.
День наполнен обычными трудовыми хлопотами: с утра ты занимаешься своей плантацией, которая за три года разрослась до довольно приличных размеров, после полудня затеваешь уборку в комнатах домика (во всех, кроме комнаты Пирики), а ближе к вечеру вновь возишься с трактором (еще утром ты заметил, что свечу зажигания пора заменить).
Несмотря на все твои старания, выглядишь ты, очевидно, не как человек, у которого все в порядке. Короро беспокоится, это заметно - она всегда начинает суетиться, когда обеспокоена - вертится вокруг, все время пытается помочь. В конце концов, ты откладываешь в сторону гаечный ключ, проводишь ладонью по лбу, вытирая пот и пачкая кожу машинным маслом, и говоришь просто, бесхитростно:
- Мне сегодня странный сон приснился.
Короро смотрит встревожено и непонимающе. На тебя вдруг накатывает сильнейшее ощущение дежа вю, и вспоминаются первые дни после ухода Пирики, когда ты безвылазно сидел в домике и часами бездумно пялился в пространство, как сумасшедший.
И ты не рассказываешь ей, что именно тебе снилось. Снова.
«Нужно уехать куда-нибудь далеко,» - внезапно понимаешь ты. Не в ближайший городок, а действительно далеко: в другую страну или даже на другой край света. Собрать все деньги, что есть, и купить билет на самолет… да, хоть до Китая. Навестить Рена и Джун – поместье семьи Тао, в котором мертвых в десятки раз больше, чем живых, тебе почему-то сейчас кажется гораздо менее пугающим, чем Домик-на-болоте.
Днем тени обычно спят. В домике тихо, и эта мертвая тишина давит на психику ничуть не хуже, чем скрип старых половиц.
Сегодня ты решаешь остаться ночевать возле трактора, под навесом. Еще засветло выносишь спальный мешок и прихватываешь с кухни плошку с рисом и немного хлеба – свой будущий ужин. После заката тени, как правило просыпаются, и тебе не хочется случайно столкнуться с одной из них в доме.
В твоем сознании по-прежнему нет ни малейшего страха перед тенями. Но если однажды ты увидишь темный силуэт своей маленькой сестренки, и это будет реальность, а не сон, может произойти что-нибудь странное. Например, ты можешь разбить себе голову о стену.
В воздухе пахнет сыростью, свежестью, как перед дождем, и, вместе с тем – машинным маслом и бензином. Смесь резких запахов щекочет ноздри.
Ночью, лежа в спальном мешке, ты считаешь звезды. На небе ни облачка, а зрение у тебя очень острое, поэтому подсчет можно вести практически бесконечно. Правда, половину неба от тебя закрывает край навеса, но и это не страшно. Зачем тебе целая бесконечность? Половины будет вполне достаточно.
Ты успеваешь насчитать одну тысячу двести семьдесят три звезды. И, засыпая, думаешь о глазах Пирики, которые когда-то сияли так ярко, что могли бы осветить всю Вселенную.