| Genso_Okami | Дата: Суббота, 21.01.2012, 16:55 | Сообщение # 1 |
 Монарх
Группа: Администраторы
Сообщений: 2248
Статус: Offline
| Автор: Sode no Shirayuki (Yuki)
Фандом: Shiki
Персонажи/ Пейринг: Чизуру. Ее муж. Друг семьи
Жанр: ангст, слеш, романтика, драма, дезфик
Предупреждение: ООС
Рейтинг: PG-13
Размер: мини
Содержание: Она, Он, Он
Статус: завершено давно
Дисклеймеры: создателям - их прекрасный мир. Мне - эту ересь
Размещение: Только с личного разрешения автора
От автора: написано было на конкурс
Никакие боги не могли объяснить, почему она упорно возвращается в старую больницу, а у самой Чизуру давно уже не было сомнений на этот счет.
Время и пространство шли мимо нее, рисовали на ее лице усмешку, радость и гнев, а она все также искала в лицах живых один-единственный взгляд, наполненный если не любовью, то хотя бы пониманием. Как тогда, в другой ее жизни…
Бессмысленно осуждать, порицать, ненавидеть – надежно защищенная веским слово Сунако легкомысленная красавица снова и снова посещала мир живых, влекомая блеском огней и припудренными пылью воспоминаниями. Никаких принципов, никакого права на ошибку, никаких сомнений. Возвращаясь к утру, сытая и разочарованная она не ощущала себя счастливой, как никогда – как всегда…
Стройная, как тростник, гибкая, как тростник. Мимо нее проплывали судьбы и эпохи, а она жалела только об одной-единственной истории, в которая молодая жена любящего мужа была вынуждена покинуть этот мир и вернуться в него уже другой, уже нелюбимой. Ловящий на вдохе каждое ее слово Сейширо не в счет – она не настолько вульгарна, чтобы играть в семью вдохновенно и с искренностью. Жаль, ему не посчастливилось быть дерзким и жестоким, как врачу маленькой больнички, может, она бы давно уже позволила себе улыбнуться и в его сторону, как-нибудь, нечаянно, между двумя новыми влюбленностями…
Порядочный человек – пусть даже и мертвый – всегда бережно относится к разбитому – пусть даже и не им – сердцу женщины. Сейширо рядом с ней молчалив, спокоен и собран. Он как бы ее муж – но не мешает ей заводить новые увлечения, понимая ее тягу к чувствам, хоть и не разделяя ее. Его собственная история забыта, у него нет времени на подобные игры. Держать руку смеющейся до слез жены так же приятно, как и пить, спать, верить, слушать музыку. Для него вся его новая жизнь – одна большая данность, в которой давно уже нет смысла – но зато есть истина. Он надевает накрахмаленные манишки с деланной важностью, ровно как и слушает на своей щеке ровное дыхание спящей Чизуру. Короткие минутки заслуженного ею отдыха – она похожа на ребенка, на ангела, на живую.
Странно, он ощущал ее на себе, был в ней с регулярностью достойной христианского брака – но никогда не был для нее единственным, настоящим, любимым. Летящая мимо порывами ветра мертвая видит в нем только его самого – и никогда мужчину, как будто несуществующие боги прокляли его без права на надежду. Оставалась еще мечта стать для нее тем единственным – ее смыло кровавыми дождями, унесло порывами ветра, размыло временем, как и все лучшее, что дается живому и мертвому в этом мире.
В теле Чизуру алчущая пустота, мысли ее давно полны одним-единственным мужчиной, у которого принципов поменьше, чем у камня на дороге. Жестокий, хмурый, равнодушный врач смотрит на нее с ненавистью, но не перестает нравиться ей. Его пристальный взгляд и всегда запачканные в крови усопших руки пугают ее и влекут к себе – как пламя манит к себе ночных бабочек. Она не собирается уступать ему, но готова слегка поддаться. Странная игра на двоих… На двоих ли?..
Гордая и красивая убийца готова преклонить голову перед смелой добычей, но Тошио не дает ей и шанса. Он также далек от нее, как и ее прошлая жизнь, будь она проклята. И ей все больше и больше хочется просто убить его, как будто бы это даст ей долгожданный покой и счастье. Снова и снова она навещает строптивую добычу, не понимая его – но продолжая любить. Пусть и издалека. Пусть и ненадолго.
Остается еще немного времени, оборванных несколько дней для того, чтобы принять окончательное решение – но она уже знает, что никогда не сможет простить себе, если этот человек с холодными глазами уйдет из ее жизни. Чизуру вне сомнений и времени, стройная как тростник, гибкая как тростник, ветер перемен гнет ее в сторону новой своей жизни – а выбор уже сделан и не подлежит сомнению. Зачем Сейширо тушит свет в ее спальне? Она боится темноты, как бы смешно это не звучало.
***
— Пошел вон отсюда… Ублюдок! – Тошио не знает, какое именно слово подобрать, чтобы выразить все свое отвращение к единственному человеку в стае мертвых. Если вампиры и оборотни вызывают у него ненависть, а те, кого они обратили, жалость – то, что он испытывает к Сейширо, не описать ни словом, ни действием. Гордая его осанка вызывает презрение, ухмылка на бледном лице дышит неестественностью – а в глазах главы семьи почему-то страх. Как будто бы он, Тошио, прижатый к стене его домочадцами, может причинить ему вред или боль. Как будто бы.
— А ты упорный… — неловко пытается улыбнуться тот, замечая в руке у врача старый протестантский крестик, оставленный каким-то давним пациентом – как будто бы в борьбе против усопших сойдет любой бог. А есть ли, в таком случае, Он – если позволил нескольких неупокоенным взять и разрушить светлую деревеньку на берегу реки, запятнать чистые помыслы кровью, причинить боль немногим живым?..
— Тебя тоже покинули? – не дожидаясь ответа, Сейширо начинает говорить торопливо, надорванно, дико, как будто боясь, что передумает – в словах его нет логики, набор натянутых от волнения и несбывшейся любви фраз. Чизуру бы не одобрила такого – она слишком плохо воспитана, чтобы позволить себе увидеть чужие чувства кроме своих собственных. Эгоизм, как солнце, вело ее за собой, оставляя после нее разбитые сердца и окна, пахнущие страхом, болью, кровью…
Осколком такого стекла задет и ее нынешний муж – а прямо перед ним стоит тот, кому посчастливилось вызвать у Чизуру интерес. Почему он не бросает свою жизнь к ее маленьким ногам? Почему не умирает от одного вида ее крошечных пальчиков? Разве есть на свете такое равнодушие? Разве можно еще быть таким нечеловеком?
Он спокойно ест из одной тарелки с оборотнем, спит в одной постели с неусопшей, улыбается в глаза аду – но его бросает в дрожь от одного холодного взгляда самого обычного врача самой обычной больнички. Играя в свою пыльную жизнь, Тошио сумел сохранить что-то, что давно потеряно Сейширо – и от этого становится жутко, больно, неприятно.
— Заткнись, а? – просит доктор, помолчав с минуту, как будто обдумывая – ударить ли идиота в лицо или заплакать от смеха. Ни крупицы понимания, ни крошки прощения – ему неведома жалость, а в голове одни расчеты. Чизуру, яркая, как пламя, сверкающая, как капельки росы на солнце, была от него еще дальше, чем от Сейширо, несмотря на всю ее тщетную любовь, на все ее надорванное сознание. Тошио упивается такой ненужной ему любовью, бросает ее на каменный пол, топчет ногой – нехотя, из скуки. Им никогда не понять друг друга, им никогда не увидеть в направленных друг на друга взглядах человека.
Небо смеется над ними, пытаясь понять, кто больше нечеловек – эти двое или Чизуру, сломанная тростинка на ветру?.. Расколотый надвое небесный свинец будет разрываться ударами грома о пустой от молчания воздух, бить по влюбленным облакам, пока, наконец, не расплачется прохладными капельками, вне себя от жалости, сожаления, страха.
***
Человек в бренном мире лишь данность, вымученное состояние, обреченное идти по проложенной кем-то дорожке, чтобы, в конце концов, сгинуть и не вернуться. Разве не попрание законов природы – дать себе шанс на второе пришествие, на второе дыхание, на другой финал? Разве не великое счастье – снова быть живым, влюбленным, счастливым?
У Сунако все было ясно – жизнь, смерть, права и ошибки. Чизуру, как непослушный ребенок, не сумела выучить ее уроков до конца, она забыла их и давно уже живет по собственным правилам. Она хочет любить.
Вчера она заметила, как Сейширо уходит из дома с наступлением утра, незамеченный и спокойный – он, который никогда не покидал ее, чтобы защищать ее короткий сон ценой собственного сердца, собственной жизни. Она знает, что он любит ее – для нее это больше, чем правило, это часть ее самой, как и то, что она чувствует едва видит растрепанную голову хмурого доктора.
Она гордится тем, что любима человеком – но жаждет любви того, кто не умеет любить. Разве это так сложно понять?
Страх и смирение заставляют ее подчиниться «матери», она не получила разрешение выходить при свете дня – ей хватает и короткого века темноты, пока алая полоска рассвета не прервет ее праздник. Но сейчас ей душно и тяжело дышать по другой причине – она знает, насколько ревнивы бывают влюбленные, и прекрасно помнит, как метко стреляет Сейширо…
Отдать ему Тошио на месть и заклание – почти по-божески, так правильно… Муж обязан блюсти верность его жены – но она не уверена, кто из этих двоих живых для нее больше муж…
Накинув на голову покрывало, она пытается бороться со сном, чтобы выследить Сейширо, защитить собственные чувства и спастись. Любой ценой. Окровавленная голова Тошио – ее давняя единственная мечта и цель – теперь снится ей в кошмарах, пугает и вызывает ужас. Так, по-человечески…
Если ее Сейширо поднимет руку на того, кого любит она – цельное блюдце ее мира падет и разобьется на тысячу осколков. Чизуру, сахарный тростник, легкомысленная красавица, хозяйка большого дома, боится засыпать под утро – и сама не верит в это.
***
Приближался большой праздник, посвященный святым. Сунако строго-настрого запретила всем усопшим навещать его и проведывать своих близких.
Есть в этом мире то, что неподвластно маленькой девочке с глазами в темноту – несуществующие боги оказались сильнее, а ей пока еще есть, что защищать, что беречь, чему верить.
В этот вечер, когда Чизуру проснулась, рядом с ней спал Сейширо. Впервые, за много миллионов мгновений рядом…
Спящий – черты лица разглажены, вечное беспокойство спит вместе с ним – он похож на убийцу, на дьявола, на усопшего… Жесткая улыбка искажает лицо, он безупречно красив. Как демон.
Вне себя от ужаса сахарный тростник на ветру хватает его одежду – она пахнет порохом, потом и кровью, на обратной стороне запястья она видит ссадины и царапины, как после драки, на губах у этого невампира спекшаяся кровь в усмешку самой ее природе – а вкус этой крови она не перепутает с тысячами других.
Чизуру ждет, пока он проснется и снова покинет ее. Она не хочет рвать красные нити, не убедившись – она все еще верит в его любовь к ней, хотя уже и презирает ее.
Незамеченная она идет по его следам, которые так ожидаемо стелятся невидимыми следами по узенькой улочке мимо крохотной старенькой больнички…
Видя живого Тошио – она радуется, вне себя от счастья, пока не замечает и Сейширо. Обнаженного. Рядом с ним.
Они спят, счастливые и несчастные. Нелюбовь одного и любовь другого сплотила их – вчера в отчаянной перебранке – сегодня в узкой больничной постели. Тошио спит на боку, потому что, наверное, Сейширо непростительно по незнанию причинил-таки ему боль. Его бледная гладкая кожа вся в шрамах – Чизуру не оставляла их, она берегла его красоту.
Палата вокруг них разрушена, вся в пятнах крови и в порохе – прежде чем заняться любовью, они пытались убить друг друга. Снова и снова, как будто это дало бы им шанс на прощение божие, на вечность.
Чизуру пытается закричать – крик оборванной птицей падает у ее ног, она немеет от горя и боли, прекрасная цветущая молодая старуха. Ребром ладони она бьет себя по губам, лишь бы сдавленное в груди отчаянье прекратило то, что происходит у нее на глазах, разорвало эту временную связь между самыми главными мужчинами в ее жизни, заставило Тошио, дешевую шлюху, убрать руки от ее мужа, наконец!
Узкая полоска рассветного солнца обрывает ее боль. Она теряет последнее самообладание и идет обратно, без права на ошибку, без разрешения на вторую попытку стать настоящей, живой… Ей хочется уснуть – но она знает, какой сон приснится ей, и боится его. Ей хочется умереть – но она уже мертва. Перед глазами у нее вечное засыпающее солнце, огни запрещенного ей праздника и рука мужа, которая грубо, почти машинально ласкает ее любимого мужчину. Кто из них кто – она уже не в силах понять.
Стройная, как тростник, гибкая, как тростник. Гнущаяся по ветру, стелящаяся по четкой линии холодной воды, одинокая, обманутая. Когда Тошио целует Сейширо, ей кажется, что внутри нее поселилась огромная темнота и никто более не в силах подарить ей покой или прощение. Она кричит – и беззвучная ее боль тонет в утренней дымке, падает на камни, рассыпается над Сотобой. Узкое лезвие скальпеля она находит на стерильном столике среди разрушенной двумя мужчинами больницы, с каждым новым вздохом одного из нелюдей она погружает его все глубже, чтобы заглушить удары собственного сердца, чтобы успокоиться, чтобы забыть – и, наконец, успокаивается, затихает…
Смерть отвергает ее в сто тысячный раз, но это уже не имеет никакого значения. Она жива. Она будет жить. И никогда более она не допустит ошибки.
Сейширо поднимает мокрую голову – узкие струйки знакомой темной крови кажутся прозрачными в утреннем свете. Он забывает, зачем шел сюда несколько часов назад, и не может вспомнить имя той, ради которой он отрекался от всего человеческого в себе. Или не хочет вспоминать. Он думает, что люди редко смотрят в утреннее небо, и жалеет самого себя.
Впереди у него еще целая вечность на это нечаянное падение в бледное небо, в густую кровь, в сахарный тростник.
другие работы автора здесь
|
| |
| |
