Автор: Джастбелл
Фандом: Хвост Феи
Персонажи/ Пейринг: Лисанна, Миражанна
Жанр: упадочные сопли
Рейтинг: не рекомендовано детям до 13.
Статус: завершен!
Завяли последние ромашки в серой вазе – воду в оной не меняли уже довольно давно. Вода пахла чем-то кислым, была невыносимо зеленого оттенка и словно бы застыла и стала тусклой, ничтожной. Холодные бледные пальцы с отвращением касались поверхности цветущей жидкости, с первобытной злобой терзали несчастные стебли чахоточных цветов, отдавались острой болью еще незажившие царапины на коже. Соленые слезы уже не приносят облегчения: слова извечных молитв позабылись, стерлись из памяти…
Отвратительное серое небо давит, угнетает своей монотонностью. Блеклое солнце в исступлении печет в полдень, заставляя прикрывать глаза рукой. На третий день погоды отчаяния на небе темным полотном складываются грозовые тучи. Небо не будет плакать об их Мастере. Небеса будут кричать.
Лисанна прижимает ладони к ушам, распахивает широко глаза и кривит губы в жалком подобии улыбки. Она устала слышать плач горожан под своими окнами, устала от несчастных лиц и извечных слухов. Устала жить этой реальностью.
Тонкие запястья, мертвенно-бледный стан ее и горящие нездоровым блеском глаза пугают – хриплый смех вопреки монотонному напеву сестры ее срывается с сухих губ, по своей рваной траектории уносится вслед горькому ветру. Миражанна расчесывает деревянным гребнем спутанные волосы младшей сестры своей, как когда-то в далеком детстве, напевая. За пыльными окнами собираются седые тучи, звенит напряженный воздух, и задыхаются прохожие от невысказанных слов и слез невыплаканных. Сушит душу общее горе, питается горькими и сырыми эмоциями одиночество.
Лисанна отталкивает ласковые руки сестры – противны ей слезы ее, некрасивое и распухшее от плача лицо. Маленькая фея с большим сердцем, дитя страданий своего названного отца, распахивает старое скрипучее окно, отчего на пыльном и грязном стекле расползается ветвистая трещина. На темном небе исчезает последний луч солнца, гремит глухой гром где-то поблизости, а холодный северный ветер обжигает легкие.
Плачет в одиночестве демоница, отчаянно светятся прощальной белизной ромашки средь острых осколков, стучат ставни на ветру. А где-то высоко, над старой церковью на окраине города кричит белая птица-волшебница. Церковный хор отпевает Мастера, пустая могила утопает в желтых цветах, а в квартире своей подруги скулит от боли, всхлипывая, маг огня. Наверное, где-то на таком далеком небе их дорого отца уже признали святым, а черный дракон погиб от случайного разряда молнии, проклятья сердец их.
Лисанне кажется теперь, что в одиночестве и есть спасение. Прячась от чужой боли, лелея в душе свою собственную и сгибаясь пополам от тяжести мыслей, только так скорбишь по-настоящему. Да и не верит она другим больше.
В силуэте самого дорого друга ей уже третий день чудится поступь страшного дракона – невыносимо черного, громадного и ужасного. В плаче маленькой Небесной волшебницы ей чудится плохо скрываемая фальшь, а молчание железного мага выводит из себя. В их лицах она видит предательство, Лисанна тихо презирает их за несбывшееся на острове предков. Их хваленое искусство Убийц не принесло ничего хорошего. Волшебница молчит, скрывая собственную боль за бессмысленными молитвами. Это безумие. Да простит Господь души их, да пребудет с ними сила его, да не падут до греха отчаявшиеся волшебники.
Как дальше жить?
Небо не плакало в этот день, ни капли сырого дождя не упало на сухую землю. Только безумный грохот грома, ярчайший блеск молний слепил глаза, и черные тени прятали всякий свет. Небеса просто кричали.
