Автор: Эни Фэндом: Katekyo Hitman Reborn Персонажи: Бельфегор/Фран, Вария Рейтинг: NC-17 Жанры: Ангст, ER, Психология, Слэш (яой), Songfic Предупреждения: Ченслэш, OOC, Изнасилование, Секс с несовершеннолетними Размер: Мини, 20 страниц Статус: закончен Описание: Написано под впечатлением от песни Макса Фадеева "Лети за мной" Публикация на других ресурсах: Обязательно - с шапкой Примечания автора: В моих произведениях - жуткий ООС. Быть может потому,что я выражаю в Бельфегоре свои собственные черты
— Не доверяй Урагану, потому что он заглушает другие звуки. Не доверяй ночи, потому что её темнота скрывает в себе невидимого врага. Не доверяй людям, потому что они не твои друзья, а коварные враги. Не доверяй себе, потому что все ошибаются...
Светловолосая голова послушно кивает, глаза из-под длинной челки внимательно следят за говорившим. Редкий случай, когда Бельфегор согласен с капитаном. Но этот случай — исключительный. Принц осознает это. Его больное самолюбие заставляет признаться в том, что и другие, хоть и редко (очень редко), тоже бывают правы. Его натура всегда готова сопротивляться, не признавая компромиссов. Именно поэтому он всегда стоит на своем.
Слова Скуалло накрепко заседают в голове Принца. Долгие годы он всё так же четко придерживается принципа: ничего не бойся и никому не верь. И он не верит: правдиво звучащим словам, мимолетным взглядам, первым впечатлениям, случайно брошенным фразам. И иллюзиям — больше всего. Потому что знает, что какой бы реальной не казалась действительность, за занавесом всегда скрывается что-то другое, иное, совершенно иррациональное, иногда — противоречащее здравому смыслу.
Лжец тот, кто утверждал, что всё можно прочесть по глазам. Глаза тоже лгут, часто — ещё больше, чем фальшивые слова. И чувства могут быть фальшивыми, и эмоции. А больше всего обманывают глаза иллюзиониста, мастера фальшивок и надувательств. Больше всего неискренни глаза цвета нежной зелени, глаза тринадцатилетнего мальчишки. И — твои собственные.
Послушай, может исправим?
И все акценты расставим —
Письмом, а лучше — словами.
Ты вспомнишь, что было с нами.
Умирай от любви...
Умирай от любви...
* * *
Мне трудно было привыкать к новому коллективу. Или семье, как это принято называть в мафиозной среде. Я не буду спорить — есть и такие семьи, где каждый стоит друг за друга и готов пожертвовать жизнью во спасение члена группы. А есть такие, где можно ожидать подвоха даже от собственного напарника. В таких случаях есть риск получить и нож в спину от члена твоей же семьи.
Я ещё не определился, к какой категории относится Вария. Но я не забываю о том, что, прежде всего, следует помнить о собственной безопасности и полагаться всегда на себя, а не на других. Я не могу назвать офицеров, которые находятся рядом со мной, своими врагами. Так же, как и друзьями. Я стараюсь не расслабляться и быть наготове в случае чего. Потому что у мертвых иллюзионистов не бывает ни друзей, ни врагов.
Задание наемников обычно оплачивается крупной суммой, и риск здесь — соответствующий. Ты можешь надеяться на напарника, на свое оружие или благоприятные обстоятельства. Но правильнее будет рассчитывать на самого себя.
Сегодня задание не слишком трудное: нужно уничтожить семейное гнездо Спиноза. Способ выбран весьма действенный — взорвать поместье. На задание отправляюсь я и Принц-Потрошитель. Он привык к метательному оружию, и ножи для него — что мама родная. Он их точит и полирует через день. Но сегодня одними ножами не обойтись. Динамит — вещь капризная и опасная, но Бельфегор имеет небольшой опыт в обращении со взрывчаткой. Он обвешивается шашками, не забывая при этом про свои ножи, и сверху прикрывает всё это великолепие длинным плащом.
Мне не нужно брать ничего, кроме своего кольца и коробочки Тумана. В гостиной больше никого нет, с верхнего этажа доносится высокий голос Луссурии, которому приглушенно отвечает Леви. Бельфегор поправляет свою диадему и сосредоточенно прячет под плащом ещё пару ножей. Я проверяю, на месте ли кольцо Ада, и бросаю скучающий взгляд в окно. Довольно пасмурно, но хотя бы тепло и сухо. Дожди в Италии в этот сезон — привычное дело. Чувствую на себе чужой взгляд и оборачиваюсь. Принц смотрит на меня, потом делает несколько шагов и целует в губы. Не нежно, но и не грубо. Просто — крепко. Его рука, держащая меня за подбородок, опускается вниз и прячется в кармане плаща.
— Идем, — говорит он.
Мы покидаем особняк.
Я вижу — дрогнули пальцы.
Всего же проще — расстаться.
Послушай, может — не надо?
Нам хорошо было рядом
Умирать от любви...
Умирать от любви...
* * *
Дождь всё-таки начинается. С опозданием на полторы недели, из-за внезапно появившихся темных туч, возникнувших над городом. Он начинается неожиданно, остервенело заливая улицы и превращая пригородные дороги в отвратительное грязное месиво. Потоки мутных ручейков льются по стеклам, закрывая окна влажной пеленой. Может, есть и те, кому ливень нравится. Они любят гулять под проливным дождем или радостно взирают на бушующую непогоду из своих теплых жилищ. Но в Варии дождь не особо любят. А Бельфегор — ненавидит, потому что унылая атмосфера нагоняет на него скуку. В такие дни он был вынужден находиться в замке, отчего медленно, но верно начинал сходить с ума...
Темнота в комнате... Луна робко заглядывает в окно, и мягкий полумрак окутывает спальню и все предметы в ней. На кровати слегка различимы два силуэта. Светлые волосы того, кто лежит справа, взлохмачены, а сквозь пряди поблескивают драгоценные камни, вделанные в диадему. По соседней подушке разметалась изумрудная листва, в полумраке не такая яркая, как на солнце.
— Фран... — хрипло говорит голос. Голова с зелеными волосами поворачивается влево, бирюзовые глаза с любопытством смотрят на непроницаемую челку.
— Что?
— Босс хочет послать с нами на следующее задание кого-то третьего, — шепчет Бельфегор. — Я думаю, пусть лучше это будет Скуалло.
— Почему? — спрашивает Фран, обвивая руками шею Принца. Тот тянется к нему губами, но потом останавливается, словно вспомнив о чем-то важном.
— Он кажется мне самым надежным из всех, — говорит Принц.
— А с Маммоном вы всегда работали вдвоем? — интересуется иллюзионист, пытливо заглядывая ему в лицо.
— Чаще всего — да. Сейчас мне кажется, что лучше было бы, если бы на том задании нас прикрывал кто-нибудь ещё, — ворчит Бельфегор и, стараясь избежать любопытных глаз Франа, прижимается щекой к изумрудной шевелюре. Потом шепчет прямо в ухо мальчишке:
— Это Маммон всегда настаивал, чтобы мы всегда работали вдвоем. Не хотел кого-то третьего. Не доверял. И это нежелание обернулось его смертью.
Иллюзионист гладит его по волосам и трется носом о щеку Потрошителя, будто за что-то извиняясь.
— Бел, он не виноват! Он же не знал, что всё обернется именно так. Он был совсем молодой.
— А ты — нет? — усмехается Принц.
— Я — не он...
В комнате воцаряется тишина. Фран, закрыв глаза, целует Бельфегора. Тот с готовностью ему отвечает, следя за лицом иллюзиониста из-под прикрытых век. Когда дыхание мальчишки начинает сбиваться, Принц с неохотой отрывается от него и ждет. Фран открывает затуманенные глаза.
— Так кого взять третьим? — спрашивает Бельфегор, подтягивая мальчишку поближе. — Луссурия может оказаться очень полезным, но Скуалло более способный. Леви я в расчет не беру — его мысли затуманены мечтами о Боссе.
Фран раздумывает, потом качает головой:
— Я не очень доверяю Скуалло.
— А я — вообще никому, — хихикает Принц. — Так что будем делать?
Мальчишка закатывает глаза и обреченно вздыхает.
— Ладно, твоя взяла! Пусть это будет капитан.
— Он сможет оказать более реальную помощь, чем другие. И с ним гораздо безопаснее.
— О чьей безопасности ты так заботишься? Своей или моей?
Фран пытается проникнуть взглядом сквозь челку, стараясь увидеть выражение глаз Принца. Но видит лишь отражение луны в темных зрачках. Невозможно даже различить цвет бельфегоровых глаз.
— Тебе не всё ли равно? — лениво осведомляется Потрошитель, оставляя на шее Лягушонка влажные следы от поцелуев. Его пальцы сжимают зеленые пряди, слегка оттягивая голову мальчишки назад. Тот тихо стонет, невольно выгибаясь всем телом, и прижимается к горячему Принцу.
— Нет, — шепчет он. — Я хочу знать...
Бельфегор опускается ниже, осыпая поцелуями его плечи, ключицы, узкую грудь. Руки Франа скользят по его спине. Он стонет громче, когда пальцы Принца обхватывают его возбужденную плоть и нежно проводят от головки до основания. Его охватывает трепет, но Бельфегор внезапно останавливается. Иллюзионист поднимает голову — Потрошитель изучающе-серьезно смотрит на него черными от расширенных зрачков глазами. Пальцы Принца касаются губ мальчишки, и он спрашивает хриплым голосом:
— Ты готов идти за мной всегда?
Фран непонимающе отзывается:
— Я итак иду с тобой.
Рука Бельфегора движется по лицу Франа, обводя изгиб губ, потом — линию подбородка. Принц говорит:
— Ты готов идти за мной до самого конца? Каким бы он ни был?
Видно, что слова даются ему с трудом. Возможно, он совсем не хочет их произносить. Возможно, он не хочет, чтобы человек напротив отвечал или думал об этом. Но что-то заставляет его это сказать.
Лягушонок молчит. Просто смотрит, не говоря ни слова. И Бельфегор не переспрашивает. Он понимает, что тому нужно время, чтобы подумать. Тогда он прижимает мальчишку к себе, ощущая, как бьется его сердце. Иллюзионист прячет лицо у него на груди и обнимает крепко-крепко, словно боится, что Принц сбежит. Но Принц остается на месте. Прижимается ещё ближе, стискивая Франа в объятиях, и зарывается носом в изумрудные пряди. Ему кажется, что в комнате стало чуть светлее, и скоро ночь закончится.
Сумрак медленно рассеивается, но до утра ещё далеко. Ещё есть время на размышления. Ещё есть выбор и свобода, хотя и мнимая. Сейчас именно то время, когда опасения кажутся напрасными, а выбор — проще. Время призрачных надежд и отсутствия страха. Время иллюзий...
Темнота в комнате... Тишина. Только дыхание тех, кто уже окончательно решил для себя всё.
* * *
Бельфегор терпеть не мог, когда его жертвы так легко давали себя убить. Он любил сопротивление, считал его в какой-то мере храбростью и волей к жизни. Принц не понимал, почему некоторые настолько трусливы и безразличны к своей судьбе, если так просто принимают смерть. Смерть от его ножей. От его пугающе-острой лески. Из-за его желания калечить и убивать.
Бельфегор редко оставлял кому-нибудь жизнь. Если он уже наметил себе цели, то остановить его не мог никто. Разве только Занзас, намного превосходивший его собственный потенциал. И самолюбие. Но Босс редко вмешивался в дела и способы офицеров во время выполнения заданий. И это осознание своего превосходства, эта бесконечная уверенность в том, что его никто не сможет остановить, заставляло Принца верить в себя и беспрепятственно осуществлять свои желания.
Люди. Много людей. С оружием и без него. Одни – с ненавистью, другие – со страхом, третьи – с удивлением. Они не понимают, что этот хрупкий светловолосый парень делает в логове мафиозной группировки. Одни целятся в него из оружия, А те, кто боится, заранее почувствовали смертельную ауру, исходящую от невысокой фигуры в черном плаще. Кто-то со смешком тычет пальцем на диадему в волосах нежданного гостя и что-то говорит другим. А Бельфегор уже выхватывает ножи и аккуратным веером посылает в каждого, кто находится в гостиной. Кто-то успевает увернуться, но таких мало. Из пятнадцати человек в живых остаются трое. Но им на помощь уже спешат вооруженные бойцы, проникающие внутрь через выбитые окна и главный вход.
Принц, недолго думая, и в них запускает порцию смертельного железа. Некоторые ножи попадают в руки или ноги людей. Им больно, и они злы. Но отомстить и уничтожить блондина они не успевают – к ножам присоединены небольшие динамитные шашки. Во всех частях комнаты раздаются взрывы. Бельфегор улыбается, стоя в клубах дыма. Когда туманная завеса рассеивается, он видит обгорелые трупы и ползающих окровавленных людей. Они с трудом пытаются встать на ноги. Принц хмыкает, про себя удивляясь, как они вообще смогли выжить.
В особняке появляются новые действующие лица – бойцы с автоматами, мафиози с мечами и гранатами на поясах. Они готовы забросать взрывчаткой поместье и погибнуть в этом хаосе, но Потрошитель не дает им такой возможности. Он прыгает на стол, оттуда – на перила лестницы, ведущей на второй этаж, и скрывается в одном из коридоров. Наемники бегут по ступеням, с автоматами наперевес.
В коридоре они останавливаются, осторожно оглядываясь по сторонам, и медленно, шаг за шагом, продвигаются вперед. Мальчишка заставляет их нервничать, опасаться за собственные жизни. Мальчишка, без труда и страха проникнувший в самое логово опасной группировки. Один убийца. Всего один. Тот, кто не боится так, как сейчас боятся они.
Он появляется неожиданно и будто бы из неоткуда. Практически сваливается им на голову, оказываясь в самом центре смельчаков, решившихся на его поиски. Потрошитель изящным круговым движением рук наносит длинные порезы. Ножи сверкают в свете ламп, окрасившись кровавым цветом. Ещё несколько взмахов – и к ногам Принца падают поверженные враги. Кровавые брызги пачкают стены, пол и самого Бельфегора. Но он не огорчен, напротив – безумно рад виду крови и осознанию собственной неуязвимости. Он слизывает кровь с ножа и, переступив через труп, идет к тем, кто остался в холле. Идет, чтобы подарить им боль, ужас и успокоение. Чтобы дарить смерть.
* * *
Дверь распахивается с треском и громко ударяется о стену. Фран, стоящий у окна, испуганно разворачивается. В дверном проеме, слегка пошатываясь, стоит темная фигура. Гость, бесцеремонно вторгнувшийся в комнату иллюзиониста, захлопывает дверь за спиной и идет к окну. Фран узнает Принца – вся его одежда изорвана, диадема съехала набок и едва держится на голове, весь плащ, лицо и спутанные волосы в крови. Крови много. Её было бы меньше, если бы шел дождь. Он смыл бы её.
Бельфегор останавливается перед Франом. Между ними не более пяти сантиметров. Иллюзионист различает в темноте, как сверкают безумные глаза из-под челки, и слышит шумное дыхание Потрошителя.
«Кровь! – стучит в голове Принца. – Кровь!». Возможно, сегодня её было слишком много, отчего его желания захлестнули разум, заставляя убивать всё больше и больше. Или слишком мало.
— Бел, — говорит иллюзионист. – Тебе нужна помощь. На тебе столько крови…
«Нет! – кричит голос в голове. – Не произноси это слово!»
— Не моя, — отрывисто отвечает Принц.
Фран опасливо тянется рукой к нему и дотрагивается до плеча.
« Убить! – вопит голос внутри. – Уничтожить их всех! Иди и уничтожь всех! Залей кровью их комнаты! Пусть её будет как можно больше!»
Бельфегор чувствует дикое желание прирезать иллюзиониста, а потом пойти и убить всех остальных, кто находится в особняке Варии. И хотя он знает, что всех убить не удастся, он всё равно пойдет и сделает это. Его рука тянется к ножу, спрятанному на поясе, но Фран осторожно касается его щеки.
«Кровь! Кровь!» — громко звучит в голове. Принц толкает мальчика на кровать и прижимает коленом его ноги. Тот вырывается, как может, но не кричит и не зовет на помощь. Бельфегор захватывает его руки своей рукой, а второй пытается снять с него короткие шорты. Фран извивается всем телом и выползает из-под Принца. Тот шипит и подтягивает его обратно, ухватив за талию. Потом рвет футболку и принимается за шорты. Ему очень хочется достать нож и разрезать одежду, но Потрошитель понимает, что как только нож окажется в его руке, он порежет не только вещи.
Он грубо рвет трусы Франа, пристраивается у него между ног и резко входит в иллюзиониста. Мальчик негромко вскрикивает. Бельфегор двигается грубыми толчками, отчего тело Франа непроизвольно дергается. Он упирается в грудь Принца тонкими руками, пытаясь оттолкнуть. Тот стискивает бедра и ягодицы мальчика, оставляя царапины и синяки, и с яростью вонзается в тело молодого иллюзиониста. Фран от боли закусывает губу и тихо всхлипывает. Но ни одна слезинка не скатывается из его изумрудных глаз.
Бельфегор затуманенным взглядом смотрит на его лицо и входит в мальчика до упора. У того перехватывает дыхание, и он непроизвольно царапает короткими ногтями грудь Принца. Потрошитель улыбается, словно безумный пациент психодиспансера. Фран думает о том, что с Принцем что-то произошло во время задания, куда тот отправился один. И что, возможно, сейчас Бельфегор находится на грани полного сумасшествия и только чудом цепляется за шаткую реальность. Фран сейчас не ненавидит, а, скорее, жалеет Потрошителя.
Когда тот кончает и отодвигается от мальчика, иллюзионист отползает в сторону и натягивает на себя простыню. За спиной хрипло дышит Принц. Фран натягивает простыню до подбородка, тихо шмыгая носом.
Голос в голове Бельфегора затихает. Больше не хочется кромсать и резать кого-то. Разум постепенно проясняется, жажда крови утихает. Он бросает взгляд на скорченную фигурку на кровати, и внутри у него шевелится что-то, похожее на раскаяние. Принц нерешительно тянет руку к иллюзионисту, но потом отдергивает и с минуту сидит на кровати, спрятав лицо в ладонях. Постель скрипит, когда он встает и идет к выходу. Сознание не совсем ясное, сейчас Бельфегор мечтает добраться до своей комнаты и уснуть.
Он едва не впечатывается в дверь лбом, успевая всё-таки вовремя остановиться. Рука находит ручку и поворачивает вбок.
— Я люблю тебя. – Фраза бьет в спину, заставляя вцепиться в дверную ручку. Он уже ничего не хочет понимать и сомневается – голос в голове сказал это или Лягушонок, свернувшийся в комочек под одеялом. Принц неуверенно открывает дверь и выходит в коридор.
* * *
Фран долго лежит на кровати, устремив безразличный взгляд в потолок. В его голове нет ни единой осознанной мысли. Пустые глаза не выражают ничего, кроме равнодушия. Беспристрастный иллюзионист. Бесчувственный лгун. Профессиональный обманщик, обязанность которого – держать под контролем свои эмоции.
Он старается. Стремится сохранять образ идеального хранителя Тумана. Как бы трудно ни было. Как бы больно и обидно он не реагировал на чужие слова и поступки. Нельзя показывать, что тебе не всё равно. Это недопустимо, непозволительно для иллюзиониста, чьё мастерство сплошь соткано из обмана, сотворено из хрупких иллюзий. Миг – и их не станет, стоит лишь захотеть. Стоит всего раз не поверить.
Сожаление пытается овладеть Франом, охватить его сущность. Но он не позволяет этого. Запрещает себе все слабости и все поблажки, недостойные хранителя. Он станет сильнее. Боль – это испытание, проверка на прочность. Невольный помощник. Преодолевая её, люди становятся сильнее, неуязвимее.
А Фран далеко не слабак. Он прогонит прочь и сожаление, и обиду. Избавится от них, как от ненужного балласта. Совершать ошибку дважды – недопустимо. Тем более в той игре, которую он ведет. Он задавит в себе позорное чувство слабости и одиночества. Он не покажет, не позволит взять верх своему пороку. Своей любви. Подобные чувства недостойны его.
Наверное, он стремится быть чересчур эгоистичным. Может, даже хочет убедить себя в своей полной независимости. Наверное, он не любит Бельфегора. Может, он всё это придумал. Или захотел испытать. Ему уже всё равно. Фран закрывает глаза и старается прогнать все мысли. Его собственное сознание послушно подчиняется ему, и он говорит себе, что необходимо уснуть. И разум, погружаясь в дремоту, постепенно отключается.
Утром Фран нехотя поднимается с постели. В голове – сплошная каша, тело болит и ломит. Кажется, он заболел. Подхватил простуду, а, может, это обычный упадок сил. Осенью приходит время хандры и раздражения.
Иллюзионист заставляет себя выйти из комнаты и спуститься вниз. Ему очень не хочется встречаться с Бельфегором, но Фран преодолевает эту неприязнь и идет на кухню.
Не видно ни Потрошителя, ни кого-нибудь ещё, вроде бы — не раннее утро. Фран пожимает плечами и открывает дверцу холодильника. На глаза сразу же попадается пакет молока. Иллюзионист думает, что, возможно, Принц сейчас жалеет о случившемся. А, может, и не жалеет. Возможно, он сейчас спит и вовсе не думает о своем Лягушонке. Фран недовольно кривит лицо и тянет руку мимо пакета с молоком, беря тарелку с оладьями.
Ему нравятся оладьи, приготовленные Луссурией. Хранитель Солнца вообще всё вкусно готовит, хотя иллюзионисту трудно угодить. Но Фран всегда ест то, что ему дают, — будь это в кафе, в гостях или в особняке Варии. Но у Луссурии и вправду получается неплохо.
Иллюзионист встает и берет из холодильника банку черничного варенья. Так будет ещё вкуснее. Он не хочет сейчас думать о Бельфегоре. Ему на ум приходит лишь вчерашний эпизод с безумным семпаем, намеренно причиняющим Франу боль. Он не краснеет, но ему отчего-то становится стыдно. Не за себя или за Принца. Просто – за вчерашнюю ситуацию. Фран не хочет, чтобы кто-то его жалел или подбадривал. Особенно – Бельфегор. Фран даже не желает принимать извинения, если вдруг Принцу это приспичит. Фран не хочет мириться с ним. Он слишком зол.
Фран обмакивает кусочки оладьев в варенье и кладет их в рот. Очень вкусно. Особенно – с вареньем. Но и с молоком тоже было бы неплохо. Нет, сегодня ему не хочется молока, он обойдется вареньем. Раньше он терпеть не мог молоко, но пристрастие Принца отчего-то передалось ему. Стакан молока на ночь – странная привычка, от которой хочется спать. И от объятий Бельфегора. Нет. Пусть лучше Франа терзает бессонница, он ни за что не станет спать с Принцем в одной кровати.
Варенье стекает с оладушка на кожу. Иллюзионист доедает последний кусок и облизывает пальцы. Потом убирает банку обратно и моет тарелку. Теперь, когда Фран сытый, ему приходит в голову, что Бельфегор не так уж и виноват в своем вчерашнем поведении. Он не всегда может себя контролировать. Кровь и жажда убийств затмевают его разум и заставляют делать ужасные вещи. Принц не полностью отвечает за адекватность своих действий. Возможно, вчера был именно такой случай. Может, он сейчас так же, как и Фран, мучается, сидя в своей комнате.
Иллюзионист решает пойти к Бельфегору и всё выяснить. Он уже подходит к лестнице, но тут его привлекают голоса, доносящиеся из гостиной. Фран понимает, что Принц находится там, и медленно идет на голоса. Дверь в гостиную приоткрыта, и иллюзионист видит сидящего на диване Потрошителя и Скуалло, который стоит возле окна. Принц кажется слегка растрепанным. Его диадема полусползла с головы. Руками Бельфегор перебирает ножи и изредка протирает очередное лезвие тряпочкой.
— Так вот чья это работа! – хмурится Скуалло. – А сидит, как ангел!
Бельфегор, сидящий с набором ножей и любовно их полирующий, с безумно-довольной улыбкой на лице сейчас меньше всего напоминал ангела.
— А я-то думал, кто так быстро и бесшумно уничтожил семью Каталонне! – говорит капитан, скрестив руки на груди.
— Я просто выполнил задание, которое в прошлый раз провалил Леви, — отзывается Бельфегор и проводит по указательному пальцу лезвием. Из пореза выступает кровь, Принц одобрительно кивает и обсасывает палец. – Довольно острые…
— Врой! Босс ведь не давал повторного приказа насчет их семьи. А ты взял и самовольно решил с ними разобраться! Думаю, Занзасу это не очень понравится.
— Эй, ты не мог бы говорить тише? – недовольно морщится Принц, косясь в сторону двери. Фран поспешно делает шаг назад, едва не попав в поле зрения Потрошителя.
— Боишься, что тебя услышат? – интересуется Скуалло. – Кто именно? Занзас? Или Фран?
Бельфегор не отвечает, и капитан понимает, что попал в точку.
— Что ты вчера с ним сделал?
Ответа по-прежнему нет. Скуалло приближается и хватает Принца за воротник.
— Отвечай, Бел!
— Отпусти меня…
— Что ты с ним делал?
— Ты что, подслушивал? – улыбается Принц. – Стоял под дверью?
Скуалло хочет ударить его, но сдерживается. Ещё не время.
— Почему ты не вмешался, раз тебя так заботит здоровье Лягушонка?
— Мне плевать, чем вы занимаетесь в своей комнате, — почти рычит Супербиа. – Но я не хочу, чтобы с членом нашего отряда что-нибудь случилось, причем – из-за твоей прихоти!
— А если бы я его вчера начал убивать, ты бы тоже мне не помешал? – спрашивает Бельфегор, придвигаясь ближе к капитану. У того создается впечатление, что Принц его провоцирует. У капитана очень чешутся руки – так хочется врезать наглецу.
— Ты – чокнутый псих. Но я не думаю, что ты способен убить кого-то из офицеров Варии. Ты ведь не законченный идиот.
Принц улыбается своим мыслям, после чего озвучивает их мысли:
— Значит, ты не против того, чтобы я издевался над Лягушонком и причинял ему боль? Ты лишь против его убийства?
— Ты не так понял меня…
Принц недовольно перебивает:
— Но ведь ты знал, что Лягушка вчера испытывала далеко не приятные ощущения, но всё-таки мешать мне не стал. Интересно…
— Бел, но всё же я не поступаю так низко, как ты, и не издеваюсь над другими.
— Ммм… — Загадочная улыбка. – Но всё равно ты ничем не лучше меня, Ску-тян. Когда человек не препятствует чему-то, значит, он это одобряет.
Капитан разжимает пальцы и отходит обратно. Кажется, его вдруг заинтересовал пейзаж за окном. Принц хмыкает и возвращается к протиранию ножей.
— Зачем ты мучаешь его? – спрашивает Скуалло, по-прежнему стоя к Принцу спиной.
— Это забавно, — пожимает плечом тот. – Ты не находишь?
— Нет. Я всегда думал, что у вас взаимная любовь.
Фран не видит выражения лица Принца, но ему кажется, что тот недовольно скривился, будто сьел что-то кислое.
— Любовь? – переспрашивает Потрошитель. – Я не знаю, что значит это слово. Наверняка какая-то гадость.
— Но Фран хотя бы симпатичен тебе?
— Мне на него плевать. Я трахаю его лишь для того, чтобы вызвать у него привязанность. В опасном бою полезно иметь того, кто прикроет твою спину или защитит ценой собственной жизни. – Принц раздумывает, потом добавляет: — Теперь достаточно чистые.
Слышен звук металла – вероятно, Потрошитель собирается убрать свои ножи. А Фран чувствует, как в его сердце вонзилось незримое лезвие. Бельфегор отлично владеет этим оружием. Бьет, когда этого совсем не ожидаешь. Бьет, не раздумывая. А потом любит поворачивать нож в ране.
— Это безмозглое земноводное не способно даже понять, что я его использую, — продолжает Принц, делясь с капитаном. – Это же так очевидно! Он – вполне сильный союзник и пригодится мне в будущем. И потом – мне ведь нужно кого-то трахать. С женщинами одни проблемы, а с Лягушонком – нет. Только нужно делать довольное лицо, когда я смотрю на его унылую рожу.
— Перестань! – говорит Скуалло. Ему надоедают рассуждения Принца. – Вдруг Фран услышит.
— Не услышит, — улыбается Бельфегор. – Наверняка сейчас плачет в своей комнате, размазывая сопли!
Принц смеется. От его смеха Франу хочется умереть, — быстро, мгновенно, как от мороза на лету замерзают птицы. У него кружится голова, а глубоко в груди возникает тошнота. Принц снова довольно смеется, и у иллюзиониста перехватывает дыхание, едва не сгибая его напополам. Фран с трудом выпрямляется и идет по лестнице, цепляясь непослушными пальцами за перила. Когда он доходит до своей комнаты, дыхание всё ещё не выравнивается.
Фран садится на кровать и смотрит на стену ничего не выражающим взглядом. Несмотря на пустые глаза, в его голове мечутся мысли. Он опускает веки и зажмуривается так сильно, словно не хочет, чтобы глаза видели эту комнату, Принца и свое собственное отражение. Вообще ничего. Фран сжимает веки, отчего ощущает боль. Ему кажется, что теперь глаза потеряют способность видеть.
Кем я прихожусь тебе? Напарником? Ненавистным сожителем? Или всё-таки – другом? Какой я тебе «друг»? Смех один… Ты совсем не считаешь меня другом. Зачем же ты добиваешь меня – я и так еле дышу…
Оказывается, я был нужен тебе для удачного выполнения заданий. Тебе хотелось, чтобы твой напарник был готов подстраховать тебя и защитить. Я не против этого, но мне казалось, что тебе на меня не наплевать. Что ты тоже чувствуешь ко мне что-то. Что ты – не просто бездушный маньяк, уничтожающий людей безо всяких принципов. Мне казалось, что ты способен на простые человеческие чувства. Я их видел – в твоих жестах, действиях, в твоих глазах. В твоих иногда небрежных поцелуях. Значит, это всё мне лишь показалось?
Может, я сам всё выдумал, не желая признавать твое равнодушие? Тогда я сам виноват. Наверное, так мне и надо. Наверное, я не представляю больше ценности, чем орудие для достижения твоих целей, но… Я не ожидал, что ты будешь первым, кто ткнет меня носом в ЭТУ правду…
Сложно попробовать принять подобную реальность. Сложно пытаться жить дальше, но еже – без прежней уверенности. И как это сделать? Ты даришь частичку своей души, даришь искренне, не требуя ничего взамен, и... твой подарок выкидывают за ненадобностью. Нет, чтобы просто задвинуть в угол до лучших времен, о нет! Надо вернуть дарителю, пусть и не швырнуть в лицо. И потом можно наивно удивляться: чем же это ты недоволен? Ты же получил всё обратно!
Хочется умереть... Закрыть глаза и больше никогда не открывать... Пусть ТАМ темно, холодно и страшно — не беда. Зато там нет тех, кого я хотел бы называть своими друзьями, и значит, там я не буду испытывать боль, встречаясь с ними взглядом...
Из размышлений меня возвращает ощущение чего-то горячего на щеках. Я поднимаю руку и провожу пальцами по лицу. Так и есть. Из глаз льются слезы, а я этого не чувствую. Я не так уж часто плачу, поэтому расцениваю это как из ряда вон выходящее событие.
Впервые я плакал, когда остался один, без родителей. Я оказался на улице в полном одиночестве, забытый всеми и брошенный на произвол, никому не нужный. Во второй раз я плакал от ужаса, когда серьезно был ранен в живот на совместном задании с Мукуро-сама. Я тогда просто выл от страха за свою жизнь. И мне тогда показалось, что собственное одиночество и ненужность – не самое ужасное. Сегодня я плакал в третий раз. Думаю, он будет последним…
Я сижу в гостиной на втором этаже и смотрю телевизор. На экране прыгают какие-то парни в идиотских штанах и горланят песни под тяжелую музыку. Я переключаю канал и нахожу боевик. Мне не очень нравятся фильмы, но сейчас мне всё равно, что смотреть, лишь бы не рок-концерт.
Скуалло сидит в кресле и хмуро посматривает в мою сторону. Может, он думает, что я этого не замечаю. А, может, и нет.
Тем не менее, я первым начинаю разговор:
— Что-то хотели сказать, Скуалло-чан? Что-нибудь про вашего ненаглядного Принца?
Тот непонимающе смотрит и отвечает:
— Почему – ненаглядного?
— Ну, — усмехаюсь я, — вы ведь привыкли ценить хороших убийц? Настоящих профессионалов? Не каких-то так простых иллюзионистов, а серьезных киллеров, мастерски потрошащих свои жертвы.
— К чему это ты? Ревнуешь, что ли? Вообще-то он – не мой. До недавнего момента Принц был как раз твоим.
— Был, да сплыл. – Я щелкаю пультом. На следующем канале идет интеллектуальная передача. Принц такие любит.
Скуалло разглядывает выражение моего лица и спрашивает:
— Ты что, обиделся?
Напрасно. Можешь сколько угодно пытаться угадать мои мысли и чувства по лицу. Оно ничего тебе не скажет.
— Не6т, что вы, капитан. Я разучился. С тех пор, как попал сюда, я понял, что обижаться – бесполезно.
Супербиа недовольно хмурится, словно слышит совсем не то, что ожидал.
— Обидеть может только близкий человек, — говорит он, рассматривая свою руку, затянутую в перчатку. – Обида – это когда тебя ранит тот, к кому ты успел привязаться.
Я улыбаюсь почти победоносно и говорю:
— Вот видите, Скуалло-чан. Мне здесь не на кого обижаться!
Тот молчит, думая о чем-то своем.
— Бельфегор один отправился на задание, — произносит он вдруг. – В Сорренто он пробудет дня 2-3.
— И что? – Не понимаю, чего он хочет от меня добиться.
— Это опасное задание.
Я молчу, и Скуалло добавляет:
— Очень опасное.
— Мне кажется, он только и ждет таких заданий.
— Тебя хотели отправить вместе с ним, — объясняет капитан. – Ведь вы напарники. Но Бел сказал Боссу, что ты него слишком зол, чтобы обеспечить нормальную поддержку в бою. Он сказал, что ты можешь сорваться и подвести его. В итоге Занзас согласился и послал Принца одного, так как сегодня вечером он сам, Леви, Луссурия и я улетаем в Палермо. Там пройдут очень важные для Вонголы переговоры.
Я осмысливаю сказанное. Выходит, Бельфегор намеренно не взял меня с собой, предварительно наговорив про меня кучу гадостей. Он рассчитывал, что Вария будет в курсе нашей ссоры, и Босс не отправит меня в Сорренто. Это что, такая своеобразная забота – сделать невыносимо больно, вызвать злость, но тем самым отгородить от опасного задания? Что за извращенное сознание?
Но я чувствую, что, несмотря на огромную обиду, я начинаю беспокоиться за Принца. Не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Пусть лучше бы я поехал с ним. Я бы тогда смог хоть как-то его защитить. А он со своей глупой заботой сейчас здорово рискует, отправившись в Сорренто один.
— Фран!
Из раздумий меня вырывает требовательный голос капитана.
— Да? – вяло интересуюсь я.
— Мне нужно приготовиться к заданию.
— Да, — рассеянно киваю я, возвращаясь к мыслям о Принце. Ему всегда нравилась опасность, грань между реальностью и его безумием зачастую стиралась, заставляя Потрошителя отбрасывать всякий страх. Он мог пойти против сотни человек один, не боясь за собственную жизнь. Больше всего Бельфегор был похож на свирепого волка, из тех, кто не попятятся и перед целой сворой собак.
Если бы я стал жалеть Принца или выражать недовольство при нем, он бы лишь рассмеялся своим безумным смехом и посоветовал бы мне заткнуться. Я никогда не говорю ему, что, когда ему плохо, — душевно или физически, — мне плохо тоже. Но, тем не менее, он знает об этом и говорит что-то вроде: «Мы в ответе за тех, кого вовремя не послали».
* * *
Пасмурная погода на исходе дня. Босс и остальные готовы к отъезду в Палермо. Луссурия дает мне советы по кулинарии (боится, что я умру без него от голода). Занзас дает мне инструкции по защите замка в его отсутствие и оставляет в особняке около пятнадцати бойцов. Скуалло ничего не говорит, лишь хмуро косится в мою сторону. Они уходят, и я остаюсь один. Есть ещё, конечно, наемники, но они находятся в боковой пристройке. В особняке разрешено быть только офицерам.
В гостиной темно, лишь слабо мерцает экран телевизора. Я сижу на диване со стаканом молока. Показывают какую-то ерунду, как обычно. Внезапно я ощущаю, что в комнате есть кто-то ещё. Я медленно поворачиваю голову. На пороге стоит темный силуэт. Кто-то пробрался в замок, преодолев охранный пост? Довольно бесшумный. Даже слишком. Поэтому я уверен, что это Бельфегор.
Он не делает никаких движений, и я не вижу ни его одежды, ни лица.
— Как ты проник в особняк? – спрашиваю я.
— Через окно, — слышится в ответ, отчего я хмыкаю:
— Я не слышал голосов снаружи. Ты ни с кем не разговаривал? Прячешься от своих же?
— Так интересней. – В голосе звучит что-то похожее на усмешку. Совсем чуть-чуть.
Принц, наконец, делает несколько шагов и выходит из темноты. На нем – неизменный черный плащ. Волосы слегка растрепаны, сквозь них виднеется диадема. Я чувствую сильное желание дать ему по башке, накинуться с кулаками, пустить его королевскую кровь. Пусть потом он обезумит и убьет меня – плевать! Никому не позволено так обходиться со мной! Даже королевским особам.
— Ну, как дела, Лягушонок?
Я открываю рот, чтобы ответить, но мыслей так много, что нужный язвительный ответ не идет на ум. Он это видит. И это злит меня больше всего. До невозможности.
— Бел, какого черта!.. – Я вскакиваю с места, едва не разливая на себя молоко. Подлетаю к Принцу, раздумывая – ударить его просто кулаком или заехать стаканом по голове. Он даже не шевелится. Просто стоит и ждет моих действий. Я мысленно успокаиваю себя, а Потрошитель тянет руку к стакану с молоком.
— Можно?
Я швыряю стакан куда-то в угол комнаты, и он разбивается вдребезги.
— Да. Возьми, — отвечаю я со злостью и отворачиваюсь, чтобы вернуться к телевизору, раз Принц не желает мне всё объяснять. Он хватает меня за плечо и резко разворачивает к себе. Мои яростно горящие глаза натыкаются на челку, за которой не видно ничего.
— Ударь меня.
— Что? – не понимаю я.
Бельфегор подтаскивает меня ближе и требует:
— Ударь!
— Ты это серьезно? – Я пытаюсь отстраниться или вырваться. Бесполезно.
— Я серьезно. Таким серьезным я не был никогда.
Я отворачиваюсь, чтобы не видеть его лица. И говорю:
— Если у тебя очередной приступ мазохизма, я не собираюсь потакать этому. В пристройке есть полтора десятка ребят, которые с удовольствием помогут тебе.
Принц держит меня обеими руками и отзывается:
— Я никому не позволю причинить мне боль. Только тебе.
— Мне это не нужно.
— Но ты ведь хотел…
— Неправда! – Едва не срываюсь на крик. Бельфегор одной рукой берет меня за подбородок и заставляет посмотреть в его лицо, занавешенное волосами.
— Почему ты так реагируешь? – спрашивает он. Я понимаю, что за весь вечер он ни разу не улыбнулся.
— А как я должен реагировать? – Голос похож на шипение. – После того, что ты сделал?
Тонкие пальцы стискивают мои плечи. Я уже не делаю попыток вырваться.
— Что расстроило тебя больше: то, что я трахнул тебя без твоего согласия, или то, что я говорил о тебе Скуалло?
Я замираю.
— Откуда ты знаешь, что я это слышал?
— Знаю, — усмехается Принц невесело.
— Но откуда?..
Бельфегор встряхивает меня и наклоняется ближе:
— Да потому, что я знал, что ты это слышишь!
— Значит, — медленно говорю я, — эту комедию ты ломал не перед капитаном?
— Сообразил, наконец? – злится Потрошитель. – Чтобы ты не поперся вместе со мной на задание…
Я перебиваю:
— Ты не мог придумать какой-нибудь другой способ? Менее болезненный?
— Этот был самым действенным.
— Отпусти меня! – требую я. Принц понимает, что примирения не выйдет. Но он и не особо надеялся на это. Он просто сказал, что хотел.
— Отпусти, — повторяю я еле слышно. – Никогда больше не прикасайся ко мне.
Бельфегор разжимает пальцы и отступает назад. Пытается что-то прочесть по моему лицу. Видимо, у него не получается, и он разворачивается и молча уходит.
Я сажусь на диван, бездумно глядя на экран телевизора. Перевожу взгляд на осколки стакана у стены и забираюсь на диван с ногами. Молока больше не хочется.
Через неделю Босс сообщает, что с переговорами возникли трудности, и им снова нужно лететь в Палермо. На этот раз он берет с собой только Леви.
— У нас ещё два серьезных задания, — говорит Занзас, сидя в своем кресле.
В его кабинете собрались все офицеры. Леви стоит возле Занзаса за креслом, охраняя любимого Босса. Скуалло и я сидим на диване, Принц – на подлокотнике кресла. Луссурия изредка посматривает в зеркало, оценивая свой внешний вид. Занзас держит в одной руке стакан с виски, пальцы другой постукивают по ноге.
— Нужно уничтожить несколько целей в Праге, — продолжает говорить Босс. – И ещё убить главу клана Сперанса, который сейчас находится в Ватикане. Кто-то останется в особняке. Сейчас на юге города неспокойно, и есть вероятность нападения на замок в наше отсутствие.
— Кто с кем и куда поедет? – интересуется Бельфегор, глядя куда-то поверх головы Занзаса. Очевидно – на Леви.
Босс размышляет, все ждут.
— Я и Леви летим в Палермо. Луссурию я думаю оставить в особняке. Фран отправится в Прагу, а Скуалло и Бел – в Ватикан.
Офицеры выражают согласие молчанием, недоволен лишь Принц:
— Фран обычно прикрывает. Глупо отправлять его одного. Пусть лучше едет с капитаном, а я получу в Прагу.
— Эй, мусор! – недовольно рявкает Занзас. – Кто здесь отдает приказы – ты или я?
Бельфегор пожимает плечами и смотрит в пол.
— Босс, конечно. Но я подумал…
— Тебе не нужно думать, мусор, — говорит Занзас и делает большой глоток из стакана. Потом добавляет: — Мне плевать, кто там из вас отправится в Прагу. Главное, чтобы кто-то полетел со Скуалло. Этот ватиканский ублюдок окружил себя толпой охранников. Убрать его надо быстро и точно. Все отправляемся завтра с утра. Чем скорее выполним задания, тем лучше. А теперь – пошли вон!
Офицеры удаляются один за другим. Остается лишь Леви. Босс поворачивает голову и спрашивает зло:
— Тебе нужен персональный приказ? Тоже пошел вон!
Хранитель Грозы уходит вслед за всеми с печальной миной. Занзас допивает виски и, откинувшись на спинку кресла, прикрывает глаза.
Я раздумываю, куда пойти – в свою комнату или на кухню. Проходящий мимо Принц хватает меня за руку и тащит к себе в комнату, нарушая мои планы. Он захлопывает дверь и прижимает меня к стене.
— Завтра поедешь со Скуалло, — говорит он, — посмотришь на Папу Римского. Полюбуешься архитектурой. А я отправлюсь в Чехословакию. Никогда там не был, знаешь ли.
— Ну, уж нет! – возмущаюсь я. – Босс мне приказал лететь в Прагу. А ты отправляйся с капитаном.
Бельфегор сдавливает мои плечи. Может, он хочет, чтобы завтра я не смог и руки поднять?
— Боссу плевать, ты сам слышал, — шипит Принц. – Если откажешься…
— Убьешь меня? – усмехаюсь я. – Ну, давай, валяй.
— Придурок. – Бельфегор, вероятно, хочет дать мне пощечину, но вовремя вспоминает, что его обе руки заняты моими плечами. Он продолжает держать меня.
— Ты ничего не сможешь сделать там один, — уверяет он. – Провалишь задание, а это – недопустимо.
« Недопустимо совершать ошибку дважды», — шепчет мне голос. Я спрашиваю:
— А ты не провалишь?
Нет. Уничтожить всех тебе будет сложно.
— Я могу создать иллюзии, — возражаю я. – И защиту, если понадобится. А ты со своими ножами способен лишь убить несколько целей. А как же те, кто останется в живых?
— Я уничтожу всех, — обещает Принц. – А ты – всего лишь никчемный фокусник с жалкими иллюзиями.
Я слегка улыбаюсь.
— Ты всегда напоминаешь мне, что я – бесполезный и никуда не годный иллюзионист. Настолько не веришь в мои силы?
Принц скалится:
— Настолько верю в свои!
Я молчу, и он добавляет:
— Если не согласишься добровольно, я сделаю так, что ты не сможешь выполнить никакое задание!
— Каким образом? Отберешь у меня кольцо Ада?
— Нет, — улыбается Бельфегор. – Переломаю тебе пальцы.
Он это может. Просто не потому, что так безумно хочет отправиться в Прагу, а потому, что не хочет, чтобы это сделал я. Наверное, он так выражает свое беспокойство и заботу обо мне.
— Там опасно одному, — говорит он тише. – У меня больше шансов.
Я поднимаю голову и пытаюсь взглядом прожечь проклятую челку.
— Вернуться? Или выполнить задание?
— И то, и другое. – Бельфегор размышляет, потом говорит с довольной улыбкой:
— Предлагаю сыграть в карты. В Прагу поедет тот, кто выиграет.
Принц превосходно играет в азартные игры. Он всегда обыгрывает меня, будь это карты или игра в кости.
Я недовольно спрашиваю:
— А других вариантов нет?
Он отрицательно мотает головой. Я вижу, что он уже всё решил, и альтернативы не будет. Просто потому, что так хочет Принц.
Он отпускает меня и идет к тумбочке. Колода карт появляется на свет. Бельфегор отдает её мне и говорит:
— Иди в гостиную. Я скоро приду.
Я выхожу в коридор, по пути рассматривая карты на степень их честности. Провожу пальцами по поверхности каждой, пытаясь нащупать какие-нибудь подсказки. Нет, ничего. Ладно.
Сажусь на диван и жду Принца. Тот появляется минуты через две. Улыбается, садясь на другой край дивана. На мой вопросительный взгляд дотрагивается до своей диадемы и поясняет:
— Забыл про неё. Всё утро не мог найти.
Я начинаю припоминать, что сегодня и вправду на Потрошителе отсутствовала неизменная диадема. С каких пор он стал таким рассеянным? Тихо вздыхаю и раздаю карты.
У меня нет ни малейшего шанса на победу. Я смогу выиграть только в случае дикого везения. Или если обману иллюзией…
— Никаких обманов, — говорит Бельфегор. – Никаких иллюзий. Если я замечу за тобой жульничество, ты автоматически проигрываешь. Если увидишь, что мухлюю я, выигрываешь ты. Идет?
— Ладно. – Я с трепетом беру карты. Ух ты, вроде неплохо для начала. По лицу Принца трудно сказать, что у него – тузы или мелочь. Мне выпадает право сделать ход первым.
Проходит минут 10. Колода постепенно убавляется. Играем в простого дурака. У меня на руках 3 козыря и простая дама. Хожу двумя дамами. Он бьет тузами. У меня остается тройка и семерка. Бельфегор ходит козырной шестеркой, я отбиваю. Хожу.
Он смотрит на меня, потом медленно забирает карту. Не может быть. Я выиграл? Принц держит обе карты, тупо глядя на них.
— Я выиграл? – озвучиваю я терзающий меня вопрос.
Он швыряет карты на стол. Козырная тройка и простой валет. Бельфегор сжимает кулаки. Вижу, что хочет что-то возразить, нагрубить, но понимает, что спор есть спор, и возражать здесь бесполезно.
— Сыграем ещё раз? – предлагает он и натянуто улыбается. – Чтобы уже наверняка?
— Нет, Бел. Я выиграл.
— Хорошо. – Он встает и идет на кухню. Мне с дивана видно, как Принц достает пакет молока и наливает в стакан. Я вижу, как у него слегка дрожат руки.
Я собираю карты, разбросанные по столу, когда он возвращается. В одной руке несет стакан с молоком, вторую зачем-то прячет за спиной. Что у него там, граната? Сейчас начнет угрожать взорвать всех, раз получилось не так, как он хотел?
Вместо этого Принц интересуется:
— Что ты хочешь – молока или сока?
Я удивлен, но быстро отвечаю:
— Сока.
Во второй руке у него стакан с апельсиновым соком. Он протягивает его мне и садится рядом.
— Откуда ты знал, что я выберу сок? – спрашиваю я.
Он улыбается.
— Ты никогда не пьешь молоко в моем присутствии, — поясняет Принц. – Только, когда меня нет.
Так и есть. Хотя я люблю молоко, я не пью его, когда Бельфегор находится в замке. Почему?
— Может, потому что ты пытаешься заменить молоком меня? – предполагает Принц с улыбкой, но знаю, что не озвучивал своего вопроса.
— Наверное, — соглашаюсь я, продолжая пить сок.
— Ты доволен?
— Своей предстоящей поездкой в Прагу? – уточняю я. – Нет, я доволен тем, что сумел тебя обыграть.
— Тебе просто невероятно, фантастически повезло, — пытается омрачить мою победу Потрошитель. – Ты сам это знаешь.
— Но, тем не менее, мы поспорили, и я выиграл.
Улыбка исчезает с лица Принца.
— Значит, это судьба.
Я допиваю сок и думаю, чем занять вечер. Ах да, нужно ведь подготовиться к завтрашнему дню. Я чувствую, что у меня перед глазами всё плывет, и хватаю Принца за руку.
— Бельфегор…
— Что-то случилось, Лягушонок? – улыбается он.
— Мне нехорошо.
— Может, ты чем-нибудь отравился? – предполагает Принц. – То не ешь ничего, то ешь всё подряд. Я говорил Луссурии, чтобы он проверял срок годности на консервах.
Ему так весело, что я понимаю всё.
— Это ты… — хриплю я, чувствуя, как сильно кружится голова и как нестерпимо тошнит. – Ты мне что-то подсыпал в сок.
— О, Лягушонок! – смеется Потрошитель. – Если бы я не так сильно любил себя, то назвал бы тебя гением!
— Это снотворное? – Мои глаза непроизвольно закатываются.
— Да. – Я чувствую, что он берет меня на руки и куда-то несет. – Идем, тебе пора спать.
Он крепче прижимает меня к себе. Я утыкаюсь в его шею и шепчу:
— Ты – скотина. Обманул меня…
— Конечно. Я ведь предупреждал, что мне нельзя верить. Не беспокойся насчет задания. В Ватикан лететь не так срочно, Скуалло разбудит тебя к обеду.
— Лжец… — шепотом говорю я.
Он только тихо смеется в ответ. Ощущаю, как меня осторожно перекладывают на кровать. Пальцы проводят по моему лицу нежно-нежно, оставляя незримый теплый след. Невозможно открыть глаза. Тогда я нащупываю руку Принца и говорю:
— Бел, я согласен идти за тобой. Куда захочешь… До самого конца… Только не бросай меня одного, пожалуйста… Не оставляй…
— Что за бессвязный бред? – усмехается Принц. – Может, ты уже видишь сны?
— Это не сон, — отзываюсь я вяло. – Это вполне осознанные и обдуманные слова…
Принц мягко освобождает руку из цепких пальцев и целует мое запястье.
— Не оставлю. Я вернусь. Спи, Лягушонок.
И он уходит, оставляя меня в темной комнате. Снотворное окончательно притупляет мое сознание, и я погружаюсь в глубокий сон.
Ну ладно, я улетаю,
Тебя пока оставляю.
Но я вернусь за тобою,
И будешь вместе со мною
Умирать от любви...
Умирать от любви...
* * *
Проходит неделя. Все возвращаются в особняк. Среди вернувшихся нет только Принца. Но я знаю, что и он скоро вернется. Просто обстоятельства могли измениться. Или намеченные цели ещё не все уничтожены. Потрошитель возвращается лишь тогда, когда выполняет свою работу до конца.
И я жду. Жду постоянно, всегда. Я жду, когда мне плохо, весело или одиноко. Жду, когда грущу или отношусь ко всему безразлично. Иногда забываю о том, что жду, но всё равно продолжаю ждать, уже не осознавая этого.
Ждать – это единственное, чего мне хочется на самом деле. Ждать – и дождаться. Неважно, где и когда это случится. Мне всё равно. Но я дождусь. Я никогда и ничего так не ждал. И не буду ждать. Всё остальное не имеет для меня значения. Потому что ждать – это единственная цель для меня, это смысл жизни. Ради этого я и живу. Ради Него.
Он сказал, что вернется. Сказал, что придет, несмотря на трудности и безнадежность подобного решения. Я знаю, что он лжец. Что он мог и солгать. Но всё равно надеюсь. Ведь он обещал…
А жизнь в Варии всё так же продолжается. Нужно по-прежнему отправляться на задания, слушать бесконечные перебранки Босса и капитана, есть кулинарные шедевры Луссурии. Я должен делать массу разных вещей, по большей части – скучных и неприятных. Но, пожалуй, жаловаться не буду. Никто из нас не может придумать собственный Путь – только выбрать из тех, что дозволены… И чем дольше колеблешься, тем труднее становится жить. Если ваш выбор уже назрел – сделайте его и ни о чем не жалейте!
Эпилог
— Что, Рокудо так и сказал?
— Да. Спросил, хочу ли я отправиться с ним в составе его команды.
— И что ты решил?
Молчание, потом неуверенно:
— Я многим ему обязан. Он спас мне жизнь. Не один раз. Ему нужна моя помощь.
— И что ты сказал ему? – Еле слышно.
Молчание.
— Сказал, что мне уже есть за кем идти…
— Правда? Так и сказал? – Безумное хихиканье.
— Да…
— Он, наверное, расстроился.
— Он этого не показал. Эй, мне больно!
— Терпи. Жизнь невозможна без боли.
— Хмм… С такими принципами я, пожалуй, могу передумать и вступить в команду Мукуро-сама.
— Давай, беги за ним, упрашивай, чтобы он принял тебя в свою банду!
— Вот и побегу! Ты, между прочим, ничем не дал понять, что хочешь, чтобы я остался…
— Какой способ мне избрать?
— Ну… скажи хотя бы: «пожалуйста».
— Вот ещё! Я никогда не говорил и не скажу подобной ерунды! Это недостойно меня.
— Тогда я пойду.
— Голый?
— Нет, сейчас оденусь.
— Вернись обратно! Простудишься.
— Я серьезно.
— Вернись в кровать, Лягушонок... пожалуйста…
— Вот видишь! – Довольно. – Можешь, когда захочешь…