*На главную страницу*

 
· Личные сообщения· Новые сообщения ·

· Участники · Правила форума · Поиск · RSS ·


  • Страница 1 из 1
  • 1
Форум » Народное.. » Фанфики » По умолчанию
По умолчанию
Genso_OkamiДата: Суббота, 21.01.2012, 18:19 | Сообщение # 1
Монарх
Группа: Администраторы
Сообщений: 2248
Статус: Offline
Автор: Dishka aka FuckShinigami
Фэндом: Тетрадь Смерти
Жанр: слэш, рефлексия, дарк
Рейтинг: R, а то и все NC-17
Пэйринг: Мелло/Ниа, немного Мелло/Мэтт
Размер: фоторобот
Предупреждения: AU, а может, и ООС. Насилие, нецензурная брань и вообще все, что вы привыкли видеть там, где есть Мелло.
Дисклеймер: Не могу сказать, что плохо лежало. Скорее, соблазнительно.
От автора: Две параллельные и мало связанные истории… об одержимости. Вряд ли слово «любовь» к этим хлопцам применимо.
Саундтрек: Агата Кристи – Садомазо, Клод Дебюсси – Прелюдия (Девушка с волосами цвета льна), Агата Кристи – 4 слова, Florence + The Machine – Never Let Me Go.

- Я думаю, люди не боятся смерти только потому, что не верят в ее близкую вероятность. Они знают, что смерть есть, как есть Белый Дом, и президент, и Английская Королева. Но видят все это только по телевизору. Не допуская возможности, что Смерть уже стоит за плечом и очаровательно улыбается.

- И разве они не правы? Иначе всю жизнь можно оглядываться через плечо.

- Разумеется, правы. Смерть – красивая капризная женщина. И не придет сама, пока не позовешь ее по имени. Надо орать очень громко.

- Ты ее звал?

- О, Мэтти. Я даже держал в руках ее паспорт.

- И потому ты теперь орешь во все горло, верно?

- Какой ты у меня догадливый.

Мелло расплылся в улыбке, когда Мэтт ничего не ответил на это. Он лишь невозмутимо повернул джойстик, чисто и быстро лишив головы скалящегося с экрана наемника. Наступила тишина, нарушаемая лишь неприятными и очень правдоподобными воплями компьютерных противников. Наконец, Мэтт произнес:

- Я думаю, ты окончательно стал пассивным курильщиком, Мелло.

- М?

- Ты живешь у меня уже полгода. И все полгода куришь, по сути, то же самое, что и я. Пусть и с меньшей охотой. Но ты не можешь не признать, что сегодня тебя, наконец, поперло.

- Прошу прощения? – Мелло вздернул бровь. Мэтт пробормотал себе под нос:

- Я еще никогда не слышал от тебя такой заумной херни.

- О, спасибо, – Мелло улыбается и вызывающе кладет ногу на ногу. – Но и ты сегодня разговорчив, Мэтт. Я впервые слышу от тебя настолько длинные предложения, не касающиеся прелестей расправы над зергами.

- Я тоже способен говорить о метафизической ерунде, – Мэтт не отводил взгляда от экрана, но Мелло видел, как побелели его пальцы, сжимающие приставку. – Но почему из всех людей именно ты зовешь Смерть по имени?

«Он еще не знал, что есть двери, которые не открываются, даже если скрестись лапой»* – какая потрясающая, без изысков, правда. Я отложил потрепанную русскую книгу в мягкой обложке – даже не беллетристика, непонятно, что она делает в нашей библиотеке. Да и не важно, по сути. Может быть, я даже единственный, кто ее здесь открыл. Сквозь пыльное стекло далеко внизу в утреннем тумане угадывалась темные фигурки гуляющих детей. Надо же… кто бы мог подумать, что я прочту правду о себе в книге о собаке. О глупом и нерациональном в своей тупой верности и бессмысленной стабильности животном. И тем не менее, это обо мне. Всю мою жизнь определяет та или иная не открывшаяся дверь.

В четыре года очень сложно объяснить все, происходящее не по твоей собственной воле. Или вине. Хотя мальчик, только что расквасивший мне нос и прижимающий теперь меня ногой к полу, утверждает, что я сам виноват. Оказывается, в вину можно вменять даже тот факт, что я «больно умный». Да, я умный. И мне больно…

- Отпустите мелкого. Что он вам сделал?

Я не успеваю вникнуть в детали – меня покровительственно поднимают под мышки чьи-то руки. Голубые глаза встречают мои, и веселый шепот велит мне бежать и прятаться, пока я цел. И я бегу, бегу лишь затем, чтобы уткнуться в запертую дверь кабинета. И прижаться к ней, как к давно потерянной и забытой матери. Передо мной, на полу, из кучи тел в форменных куртках и шортах то и дело вырываются встрепанные вихры, голые колени и локти, и злобные вопли. И я понимаю, что из всего этого хаоса слежу в основном за одной белобрысой макушкой. Принадлежащей моему спасителю. И мельком успеваю увидеть, как на знакомом лице расцветает синяк. Я отворачиваюсь и мечтаю, чтобы дверь была открыта. Но она заперта. Мне остается лишь таращить невидящие глаза в трещины на белой краске и ждать, пока все кончится.

В семь лет все становится уже несколько понятней, и чувство собственного превосходства слегка укрепляет уверенность в том, что очередная дверь откроется. Но она, увы, не спешит отворяться, когда меня припечатывают к ней затылком, приподняв за воротник футболки. Белокурый мальчишка с голубыми глазами выдыхает мне в лицо злые, полные слез слова. А, я как круглый идиот, отмечаю только, что его дыхание не пахнет ничем из того, что мне обычно приходится обонять, когда меня

* «Белый Бим, Черное Ухо»

лупит кто-то другой – от вполне терпимых запахов завтрака, обеда, ужина, жвачки, до сигаретной вони и мерзкого амбре растущей зубной полости. Но… дыхание этого Мелло пахнет самим Мелло. И ничем больше.

- Ты меня достал, – шипит он, – Ты вечно лезешь, вечно влипаешь куда-то… Почему я должен тебя вытаскивать?

Я молчу, задумавшись о том, что никогда в жизни не плакал, сколько себя помню. Мелло встряхивает меня, как котенка:

- Да кто ты вообще такой? – Он как-то особенно бессильно опускает голову, показывая, что со мной бесполезно говорить. Как будто я непоправимо туп или неизлечимо болен.

И правда, Мелло, – кто я такой?

В десять лет такой вопрос звучит уже несколько подозрительно – кто ты такой, и кто я такой, знаем уже не только мы сами, но и весь приют. Знание – сила, не правда ли? А двери все равно не открываются. Я как-то обреченно отпускаю ручку двери склада и оборачиваюсь к стоящим передо мной парням. Их четверо, и все они старше меня, как минимум, лет на пять. Никто из них уже не находит удовольствия в простом избиении малолетки, даже того малолетки, который отличается от всех других детей приюта. Непростительно отличается. Неприлично.

- А говорят, что наш малыш Ниа – девочка, – протягивает один из них, и все четверо расплываются в одинаковых до тошноты, плотоядных улыбках. Я молчу. А еще я жду. Потому что при всей своей уникальности не могу ничего сделать, чтобы себя защитить. Судя по доходящим до нас в качестве… эээ… учебников данным медицинских отчетов и результатам вскрытия в старых уголовных делах, жертва получает тем больше увечий, чем сильнее она сопротивляется. А потому я просто жду, прижавшись к двери и молча глядя на приближающегося самого высокого мальчика. Я почти самостоятельно ложусь на пол и даже не мешаю насильникам грубо расстегивать рубашку, отрывая пуговицы. Я стараюсь думать о том, что, когда я вырасту, у меня будет достаточно возможностей убедиться, что все то же самое проделают с моими обидчиками сокамерники в тюрьме. Я почти в этом уверен. И как только мне приходит в голову, что неплохой идеей будет сейчас закрыть глаза, пока чьи-то руки разводят в стороны мои колени, как раздается протяжный крик и ругань.

Я лежу на полу склада, раскинув ноги и зажмурившись, слушая вопли и мат, и глухие удары. А потом чувствую запах Мелло. Меня грубо вздергивают на ноги за многострадальную рубашку. Мне удается нагнуться и натянуть спущенные до щиколоток штаны достаточно флегматично и неторопливо, чтобы не заметно было, как дрожат пальцы. Мелло сплевывает на пол опустевшего склада и говорит неожиданно тихим голосом:

- Какого, твою безмозглую и укуренную мать, лысого хера ты никогда не зовешь на помощь? Не вырываешься? Не пытаешься дать сдачи? Или твой гениальный котелок не предполагает наличие алгоритма «дать в морду»?

Другой парень, Мэтт, Мэтти или Номер Три, как его зовут за глаза другие дети, стоит, тяжело привалившись к стене и шаря по карманам в поисках зажигалки. Не глядя на нас, он бросает:

- Мелло, по-моему, ты уже у него как файерволл по умолчанию.

Они разворачиваются и уходят, плотно прикрыв за собой дверь, оставляя лишь узкую полосу света, разрезающую пыльный воздух. Мне кажется, что этот тонкий косой луч больно режет глаза, отпечатывается на сетчатке и преследует меня, даже когда я медленно иду по ночному коридору дома Вамми много часов спустя. Ну да, вы все верно поняли – к еще одной запертой двери. Осталось только поскрестись лапой.

Мелло распахивает дверь в свою комнату еще до того, как я успеваю поднять руку и постучать. Может, он слышал шаги в коридоре. Скорее всего. Он любит на досуге поиграть в шпиона. Он мгновенно вдергивает меня в комнату и зажимает рот рукой, как будто я стал бы кричать.

Фокус в том, что мне хочется. Кричать. Визжать, вырываться, впервые в жизни дать сдачи. Потому что Мелло сжимает мое горло обеими руками, и тонкие длинные пальцы, я уверен, оставят синяки на шее. Он вдавливает меня в стену и толкает колено между ног, и я вдруг понимаю, что какие-то ничтожные два года разницы между нами делают его на столетие старше и сильнее.

Я не заплакал тогда. Я не плачу. Сначала не умел физически, а тогда не стал принципиально. Я понял в тот день, что ненавижу удовлетворенное выражение лица Мелло, когда тот выпустил меня, позволив безвольно стечь по стене, и уставился на свою прокушенную руку, как на золотой кубок Уимблдонского Чемпионата. Затем он ухмыльнулся и посмотрел на меня сверху вниз:

- Видишь, что бывает, если никто не придет на помощь?

- Вижу. Я думаю, тебе теперь действительно ничего не поможет.

Я не просил тебя, Мелло, я никогда не говорил, что мне нужен файерволл по умолчанию. Мне не нужен охранник. И уж точно не нужен ни учитель, ни чьи-то наставления. И потому не вижу особых причин так провожать меня ошарашенным взглядом.

И все же этот взгляд преследует меня целых два года после, когда мы оба еще не понимаем, что живем в ожидании чего-то страшного, под звук обратного отчета. Но оба ощущаем это на уровне интуиции, и нарастающее острое чувство паники и неприкрытой вражды растет, как никогда распаляясь. Ты ведешь себя практически как прежде, и только с успехом воруешь у меня патентованную технику холодного игнорирования меня же. А я… ко мне больше никто не решается приставать. Не уверен, твое ли это внушение всем тем кретинам, или мой выработанный за ту ночь пустой бесстрастный взгляд. Ты зовешь меня за него бездушным пугалом. Пугалом… ты начал меня бояться так же, как я тебя? Вот это достижение.

И я уже два года как позабыл о своей теории запертых дверей. И, чтобы окончательно убедиться, что это случилось не с твоей помощью и не по твоей милости, я решаюсь на эксперимент. Я знал, что сойду с ума, если не проверю это. Но и понятия не имел, что ты был озабочен в ту ночь тем же родом научной деятельности.

Все, о чем я могу думать, – «только не у двери». Только не дверь, черт побери. Если тебе так нравится, разложи меня хоть на потолке, но черт, черт, черт…

Знаете, что самое сексуальное на свете? Это то, с каким фатализмом Мелло поворачивает в замочной скважине ключ, прежде чем сгрести меня за волосы и опрокинуть на колени, грубо ткнув лицом в свой пах. И я, вот незадача, не изобретаю ничего умнее, чем потянуть вниз хвостик молнии, стягивая с Мелло штаны, чтобы почувствовать с отстраненным удивлением, как впервые в жизни на глаза набегают слезы. Может, оттого, что он слишком больно тянет за волосы. А может, потому что сильный глотательный рефлекс вызывает слезоотделение.

Я читал об этом… Я же «больно умный», я столько читал… И я не могу придумать сейчас ничего, решительно ничего, чтобы убрать с ненавистного лица эту мерзкую ухмылку, когда он как-то слишком заботливо стирает ребром ладони с моей влажной щеки белую струйку, так пахнущую Мелло, и, без усилий подняв меня за локти, опять прислоняет к проклятой двери. Непослушные ноги подкашиваются, но он удерживает меня за плечи, снова, как тогда, два года назад, проталкивая острое колено между ног, ведя вверх по бедру. А потом запускает пальцы за резинку моих пижамных штанов.

А после, когда я отполз от двери и растянулся на полу, лишь слабо вздохнув, когда он дрожащими руками натянул просторные штаны, спутавшие мои ноги, обратно на мой голый зад, липкий и влажный, Мелло сказал:

- Тебе всего двенадцать, Ниа.

- А тебе всего четырнадцать, Мелло.

- Это не так уж и мало.

- Благодарю за беспокойство. Мне тоже хватает.

Я запомню эти слова на всю жизнь. Потому что мне кажется, что мои двенадцать лет замерли тогда, замерзли насовсем, мои часы отказались тикать дальше, застыв на той минуте. Мне даже сейчас без труда удается закрыть глаза и вернуться в те секунды, когда он так яростно врывался в меня, что со стороны могло показаться, будто Мелло пытается выбить мной ту проклятую дверь. Смешно? Кому как. Мне было не до смеха. Мне оставалось только обнимать его ногами, в панике прислушиваться к чьим-то шагам по коридору, пытаться не закричать в голос и думать только об одном – чтобы он меня поцеловал. Вот так вот. По-настоящему. Как целует любовник любовника.

Но есть двери, которые не открываются, сколько в них ни скребись лапой.

Мэтт не запирает замки и не прижимает меня к дверям. Он просто ловит меня за руку после уроков, когда все дети высыпают из холла на согретое солнцем крыльцо. Почему-то я смотрю не в глаза Мэтта, а на его покрытую цыпками тонкую руку, с вечно разбитыми костяшками, сжимающую мое запястье. Мэтт тоже отчего-то предпочитает изучать взглядом холодный мраморный пол в шахматную клетку, пока с усилием произносит:

- Оставь его в покое.

Мне даже не приходится спрашивать, кого. Не потому, что я думаю только о нем, вовсе нет. Просто… просто в любом другом случае Мэтт смотрел бы мне в глаза. Он продолжает чуть громче:

- Он все делает с оглядкой на тебя, все делает ради и против тебя. Он сойдет с ума, если еще не сошел, понимаешь? А тебе в любом случае все равно, и потому, тебе будет без разницы, если…

- Если что? – Я не имею привычки перебивать. Просто я слишком не хочу знать, «если что». Мэтт все еще не смотрит на меня:

- Он кричит по ночам из-за тебя.

- Я тоже кричу из-за него. Представляешь? И не только по ночам.

Я знаю, что заслуживаю сейчас смерти. Ну или хотя бы поцелуя с жесткими мраморными ступенями. А Мэтт просто ушел, отпустив мою руку.

Надо же, нас тут всех научили играть и проигрывать, а побеждать не научили. Потому что внезапно пересохло во рту и появилось странное ощущение. Будто руки по локоть в теплой алой крови. Эл рассказывал, что часто чувствовал себя убийцей, выигрывая очередное дело.

Я слышу топот позади меня, я знаю, кто это. И знаю, что Мелло сейчас скажет. Он останавливается в десяти шагах и пренебрежительно запускает руки в карманы:

- Нас вызывают в кабинет Роджера, – Мелло кривится на слове «нас» и добавляет для особо одаренных: – Меня и тебя.

И я даже уже знаю, зачем. И много часов спустя, глядя, как Мелло, закинув за спину рюкзак, быстро шагает к ограде приюта под проливным дождем, понимаю, что всегда знал. Чувствовал. Подозревал. И весь этот день, с самого утра… и всю мою жизнь. Я был готов. Может, даже больше, чем сам Эл. И оттого, наверное, я не чувствую ничего. Ни сожаления, ни боли, ни горечи. Даже в горле не пересохло. Разумеется, я отомщу за Эл. Но это просто такая игра, понимаете?.. Меня тревожит только одно, на самом деле. Ощущение холодка за спиной. Так бывает, когда стоишь посреди огромного поля, и ни спереди, ни сзади, ни по сторонам от тебя нет ничего, что могло бы удержать, ограничить, запереть. Нет больше закрытой двери. Я свободен, а не прижат к стене. Черт…

- Ниа? – Лиднер осторожно нагнулась к сгорбившейся на полу фигурке. Детектив сидел, спрятав лицо в колени, и не пошевелился, когда его позвали. Ей пришлось потрясти Ниа за плечо, чтобы тот поднял растрепанную макушку. Лиднер протянула ему телефонную трубку:

- Токио, Айзава.

Ниа взял телефон в дрожащие пальцы:

- Слушаю.

- Ниа, рад вас слышать. Нам требуется помощь вашего департамента. Видите ли, даже как-то неловко обращаться к вам по этому делу восемь лет спустя, но… При сверке документов по делу Киры возникла небольшая проблема: полностью отсутствуют материалы по одному из участников расследования. Я знаю, что все это совершенно секретно, и что это никто не станет ворошить, но просто очень подозрительно то, что полный блок информации по Михаэлю Келю пропал бесследно. Я уже провел внутреннее расследование, но…

- Айзава-сан, по-вашему, я мог залезть в ваши базы и подчистить информацию о Мелло?

- Нет, Ниа. Я не говорю о том, что вы могли это сделать. Я лишь прошу вашей помощи в восстановлении…

- Я ничего не знаю о Мелло, Айзава-сан. Ничего.

Лиднер ловко нагнулась, проклиная узкую юбку, чтобы подхватить выскользнувшую из руки Ниа трубку. Тот снова молча смотрел на свои колени. Халле украдкой покосилась на него, изучая взглядом неподвижный профиль молодого человека, белесые выцветшие ресницы, пустые глаза и то ли седые, то ли просто очень светлые волосы. Потом беззвучно вышла из комнаты, унося трубку с бьющимися в ней бессильными короткими гудками.

Ниа не знал, сколько времени он сидел неподвижно. Потом вынул из кармана брюк колоду карт и стал тасовать, уже не следя за привычным мельканием клетчатых рубашек.

Я люблю игры – в конце-концов, мне всегда двенадцать лет. Я всегда готов, я никогда не буду кричать и звать на помощь, Мелло. Приходи, бери, делай, что хочешь. Поцелуй приветствуется, но по умолчанию можно и без него.

- Больше некому, Мэтт. Это могу сделать только я.

- Правда? У Ниа под началом, как минимум, человека три.

- И ни одного из них Кира не знает в лицо.

- Но сам Ниа…

- Не умеет водить машину.

Повисла пауза, а затем комната наполнилась негромким хихиканьем. Мелло заметил, что даже смеясь, Мэтт не улыбается. Тот глубоко вздохнул и пожал плечами, все еще не поворачиваясь:

- А я всегда думал, что любовь к тачкам нас скорее спасет.

- «Нас»? – Мелло не шевельнулся, он просто ждал, что будет дальше. Мэтт поставил игру на паузу, отложил приставку и облокотился спиной на диван, положив голову рядом с коленом Мелло. Тот протянул руку и провел по изрядно заросшей щеке друга. Волосы Мэтта отросли уже настолько, что полностью прятали глаза. Мелло подумал о том, когда они в последний раз выходили на улицу просто так – прогуляться или в магазин. Он не мог вспомнить. Мэтт, наконец, улыбнулся:

- Эта твоя Смерть, Мелло, она та еще проститутка. Ей мало одного поклонника. Ей нужна массовка.

- Ты бы побрился для начала, массовка, – рука Мелло дрогнула, но он продолжал обрисовывать пальцами скулы, щеки, колючий подбородок.

- Побреюсь, босс, какие проблемы.

- Неужели ты не боишься? – Мелло выжидательно смотрел в лицо друга. Тот по-прежнему улыбался.

- А ты?

Мелло отвел взгляд и кивнул на застывший экран телевизора:

- Ладно, двигай. Надо доиграть.


 
Форум » Народное.. » Фанфики » По умолчанию
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск:


Раскрутка сайта, Оптимизация сайта, Продвижение сайта, Реклама!Каталог качественных сайтов